нос, а ведь уж было задрал его до небес. Я словно сунулся в лигу, до которой мне еще расти и расти. А расти-то мне уж некуда: вышел на предел. Ну, почти.
Еще и Эдвин… н-да. Собственно, попрощался я с ним давно, когда его увело за невидимую для большинства грань, — даже похоронил, образно говоря. Ну, изредка вызывал призрак, чтоб выведать, каково там, среди мертвецов. Однако спровадить беднягу на тот свет по-настоящему вовсе не хотел. Да пусть бы жил себе — жалко, что ль? Ну пакостил, конечно, — так разве мало вокруг мерзавцев покруче! Убивать-то зачем?
Но те, кто делает это, вопросов не задают. А те, кто заказывает, обычно умеют оправдывать себя с виртуозной лихостью. Так умащают благовониями собственное дерьмо, что хоть к столу подавай. Вот и жрите-с его сами!
Минуток с десять я полежал в тающем сугробе, постанывая сразу от боли и блаженства, — потом наскоро прошелся по телу мочалкой и, встав перед зеркалом, занялся своими болячками. Сейчас же в ванную скользнула Инесса, прихватив с собою аптечку, и принялась меня обхаживать, молча и сосредоточенно. Во врачевании она смыслила куда больше меня. Поэтому я закинул руки за голову, чтобы не мешать Инессе виться вокруг уютным смерчем, и только подчинялся бережным ее касаниям, точно вышколенный зверь рукам ветеринара. К слову, ссадины и синяки обнаруживались в самых неожиданных местах, словно бы меня не покрывали латы, едва не лучшие на сегодня. Видно, без скафандра не обойтись… Вот завтра и надену.
Через полчаса, обернув чресла полотенцем, я вынул сияющего чистотой Леху из ванны и вместе с ним отправился вкушать поздний ужин, как раз доставленный Инессой в гостиную. До этих пор из всех ползунов меня навещал только Туз и, поди, много чего наплел о доме — судя по любопытству, с каким озирался Девятка.
Кстати, о Тузе… Связавшись с ним, я велел сворачивать расследование. Что узнали, то узнали, но пацанам лучше держаться от этих дел подальше — уж больно горячо тут, как выяснилось.
А Леха, против ожиданий, не уплетал за обе щеки, как сделал бы на его месте едва не каждый, — деликатно откладывал по ломтику, по ложечке на свою тарелку. И не прекращал радостно лыбиться, будто старался расположить к себе всех. Улыбка у него, точно у Буратино из давнего сериала: ширина До ушей, ямочки на щеках, по-детски крупные зубы.
Но вдвоем с гостем мы пребывали недолго — в доме хватает любопытных.
— Ой! — выдохнул мальчик, завидя Хана. — Я и не знал, что такие бывают. А он не кусается?
— Нет, — успокоил я. — Целиком заглатывает, как питон.
Леха глядел на волкодава с восхищенной улыбкой, отчаянно желая погладить, но и страшась. Хан сам подошел к нему, придавил его колени тяжелой башкой. А вторая головенка, ушастая да усатая, торчала из лохм на псином загривке и озадаченно пялила круглые зенки на чужака. От такого зрелища Леха и вовсе сомлел. Ну, тут ему скучно не будет!
— Считай, завтра у тебя выходной, — объявил я. — Развлекай себя, чем хочешь, — киношки, стрелялки, квесты, симуляторы… Что тебе нравится?
— Книги, — застенчиво признался малец.
— С ума сойти! Ты впрямь чудной.
Чего-чего, а уж книг у меня!.. И сам не понимаю, зачем храню, когда в любой момент могу выудить из Океана. Хотя сейчас пригодилось — нашелся любитель. Еще один из вымирающего племени.
Однако в сборе не вся компания. Я подозревал, что, пока мы прохлаждаемся тут, Инесса уже принялась за чистку и дезинфекцию той мерзости, которую мы свалили в прачечной. Но предпринимать что-либо по сему поводу было лень. К тому ж и меня ждали дела.
Кивком я указал гостю на вспомогательный пульт, устроенный рядом с окном, затем широко повел вокруг рукой: не стесняйся, мол, — и убрался в кабинет, оставив Леху в отменном обществе. Затем, не исключено, в гостиную явится Инесса и примет сиротку под крыло. И будет он улыбаться да заглядывать в глаза, а Инесса — таять, всяко стараясь его ублажить. Но вот кого усыновить тут, решаю я… ну, еще иногда Хан.
Расположась в привычном кресле, я просмотрел последние записи, проверяя, не затерялось ли чего при пересылке. Но все осталось, как я видел, а к сему добавилось многое, что прошло мимо моих глаз, — просто некогда было за всем следить. Потом прогляжу это тщательней, вглядываясь в детали, и не однажды прогоню через Дворецкого, пробуя различные режимы фильтрации. Сейчас хватит и предварительного осмотра: должен же я представлять, какой товар предлагаю людям. Что я сам всему свидетель, весит немало, но документы ценятся выше. А уж в сумме-то!..
Скомпоновав сжатый отчетец — только что впрямую касалось Аскольда, — отправил ему электронный пакет. Однако дергать поздними вызовами не стал. Сам объявится, коли пожелает.
Затем переговорил с Гувером, еще вполне бодрым, — поделился свежими данными и получил, что успел узнать он. Хоть и недавно с ним расстались, кое-что федерал уже нарыл. Умеет работать, когда есть стимул!
Потом снова связался с Гаем — больше для того, чтобы погреть душу общением. Все ж достала меня эта прогулка!
— Что поделываешь? — спросил я, завидя его утомленный лик.
— Борюсь со сном, — со вздохом признался он. — По-моему, он побеждает. Вообще, когда принимаю горизонтальное положение, мозги работают лучше. Наверное, кровь приливает к голове.
— Или моча ударяет, — предположил и я. — Ты уже заныривал в Океан?
Гай оживился:
— Слушай, вот это кадры, это съемки!.. Точно из фильма. Его даже затрясло, будто нервную собачонку, — не столько от репортерского азарта, сколько от омерзения. Похоже, тамошние ужасы впечатлили Гая сильней, нежели меня, хоть я и опробовал их на своей шкуре. Вот вам отличие добряка от рыцаря — последний помогает из эгоизма, лишь бы себя не унизить.
— Ну да, — хмыкнул я, — как раз затеваю тут «святую рощу», эдакий филиал… Ты многих узнал?
— Да почти всех! Крутенько с ними, а?
— За что боролись…
— Конечно, мерзавец на мерзавце — но никому ж не пожелаешь?
— Я и не желал, — заверил я. — Тем более Эдвину. Так ведь он сам накликал. Помнишь его комментарии? «Беспощаден к врагам рейха»!
— Да, заигрался старичок, — согласился Гай. — Но теперь Клопу придется реагировать — такие кадры повыбили!.. Отборные.
— Ну, такого-то дерьма да на свято место…
— Свято-тать! — скаламбурил Гай. То ли тех имел в виду, то ли меня.
— Чего опасаюсь: теперь Клоп примется закручивать гайки. Такого повода он не упустит. И вроде уже пробует мускулы.
— Откуда силенки-то?
— Вот и я хочу знать. Видел тот коповский наезд на меня?
— Клоповский, — пробормотал Гай.
— Ведь лихие ребята!
— Лиходеи, да, — задумчиво согласился он. — Значит, по-твоему, Клоп повернет сию трагедь к своей выгоде?
— Разгул преступности, а как же, — кинем все силы!.. Людей утаскивают, точно скот, девицам вообще лучше из дому не выходить. Теперь за слуг народа принялись. Он еще устроит пышные похороны, увидишь. Со скупой слезой и клятвами отомстить.
— Если трупы найдет.
— Да господи, кто будет всматриваться? Сейчас такого добра!.. А родичи — народ сознательный, сами из этой среды.
— Несмешиваемые среды, ага, — хмыкнул Гай. — Проблема чистой породы стоит ныне остро, как никогда. Прямо питомник, а не Двор.
— Я почти жалею, что сбросил это в Океан, — сказал я. — Ведь бог знает, во что выльется.
