— Много ты понимаешь тут!
— А ты не замечал, как просто подчинить пирамиду? Достаточно подмять ее вершину. Вот если он заполучит тебя, что станет с твоей Семьей?
— Ты льстишь ему, — проворчал Аскольд. — Не такой он и умный.
— Ум ни при чем тут, это на уровне инстинктов. К тому же Клоп усердный ученик, опыт прежних тиранов выучил назубок. А может, у него хороший советчик?
— Как у меня, что ль?
— Как раз тебе не повезло — если имеешь в виду меня.
— Имел я тебя в виду! — угрюмо подтвердил главарь. — А почему?
— Да говорю вовсе не то, что тебе хочется слышать. Странно, что ты еще не послал меня подальше. Но надолго ли хватит твоего благодушия?
— Еще пожелания будут?
— Ну, если ты готов слушать «бред»…
— Давай.
— Не задерживайся при Дворе после заката. И вообще, ночью стерегись особо.
— С чего это?
— Главные странности начинаются с наступлением темноты — еще закономерность, во как! Кстати, и алмазинские «бесы» шалят больше по ночам. Может, скрываются от людского глаза, а может…
— Что?
— Рано говорить. Идея должна созреть — вот когда свалится…
— На голову, да?
— Уж на что бог пошлет.
На этом и закончился наш второй за сегодня разговор. Но следовало переговорить еще кое с кем — из той же Семьи. Поколебавшись, я все-таки послал вызов Лане. Откликнулась она сразу — по крайней мере не разбудил ее. По-турецки скрестив ноги, женщина восседала в центре широкой кровати. В такой позе уместно медитировать, но рядом, на крохотном подносе, графинчик, уже наполовину пустой, соседствовал с пепельницей, наполовину полной, а в оброненной на постель руке дымилась очередная сигарка. При этом Лана казалась трезвой, хотя обычно пьянела быстро — у нее вообще плоховато с самоконтролем. Взирала на меня молча, без всякой приветливости, будто уже предполагала, о чем пойдет речь.
— Привет, пятая колонна, — бросил я. — И каково в постели с врагом?
Впрочем, «враг» сейчас кувыркался совсем в другой постели. Но и тут ему время от времени перепадало, судя по вчерашней демонстрации. Прежде я считал это сделкой, более или менее честной, а как воспринимать теперь?
— А у тебя есть что предложить взамен? — спросила Лана, стряхнув пепел на покрывало, и снова глубоко затянулась.
Тут она права, предлагать мне уже нечего. Кроме сочувствия и вечной дружбы, без которых Лана как-нибудь обойдется. И поздно выяснять, что тому виной: ее ли болезнь чересчур запущена, я ли оказался плохим врачом.
— Знать бы, что тебе надо, — сказал я. — Слишком ты любишь недомолвки!
— Зато ты всегда резал правду-матку.
— А почему нет, милая? Что нам было скрывать друг от Друга?
— Разве нечего? — Она снова затянулась во всю грудь, будто хотела отравиться надежней, и прибавила: — Вот и зарезал — насмерть.
— Я никогда не заступал на твою территорию, — возразил я. — И если б ты больше мне доверяла…
— Что тогда? По-моему, Род, ты не понимаешь.
— Естественно — раз ты не объясняешь. Не требуй от меня слишком многого.
Следовало бы сказать: больше, чем от себя. Но разговор и без того не из легких.
— Что ты уже знаешь? — спросила Лана, глядя мимо меня. Дескать, ну-ка, раскрывай свои карты! А что, мне не жаль.
— К примеру, знаю, кто твой отец. И чего он добивается. Даже удостоился сегодня аудиенции.
— А еще?
— Знаю, кто отец твоей дочери, — сказал я, пристально за нею следя. — Точнее, догадываюсь.
Все-таки она вздрогнула, хотя, наверное, ожидала чего-нибудь в этом роде. Похоже, и с «дочерью» я угадал — почему-то не мог представить Лану матерью мальчика. В несколько затяжек докончив сигарку, будто выгадывая время, она хорошенько приложилась к рюмке и лишь затем произнесла:
— Вот что, мой родной… Чтоб ты не обольщался, да? Как бы я ни относилась к тебе, но если придется выбирать между тобой и Отцом нашим, я не стану колебаться.
— То есть?
— То есть не ты! — отрезала Лана. — Есть ценности выше, чем мы с тобой, или то, что нас связывает, или моя дочь… А ты думал, меня принудили?
— Когда мне предпочитают Бога, еще могу понять, — молвил я. — Но когда выше ставят такую гниль…
— Прекрати! — выкрикнула она, едва не впервые повыся на меня голос.
Но я и сам уже пожалел о сказанном. Дело даже не в том, кем приходится ей Калида. Но Лана предалась ему — душой и телом, буквально. И если он «гниль», то кем же ей считать себя?
По крайней мере ее-то не «лепили» с младых ногтей? Кажется, до сей идеи Калида додумался недавно. И вообще, этим проще заниматься в детдомах да интернатах. Не туда ли Лана и отдала свою дочь?
— Ладно, — сказал я. — Не о том речь. Вот как распутать клубок?
— Разрубить, — предложила Лана. — Ты ж у нас известный рубака.
— Не по живому.
— Разве?
— Не путай меня с этими вашими… К черту! Не хочу выяснять, как далеко заходит твоя преданность и способна ли ты ради Отца, скажем, на убийство… Но уберечь тебя от необратимых поступков я постараюсь.
— Как? — спросила она.
— Ведь ты хотела погреться на Кипре? Вот и предложу отправить первым же транспортом. А чтоб совсем лишить тебя выбора, вокруг твоей спаленки возникнут сторожевики — еще раньше, чем оденешься.
— И как объяснишь Аскольду?
— А никак. Пусть доверится мне или пеняет на себя. По-твоему, что он выберет?
— Ладно, не трудись, — сказала Лана. — Все решается проще.
С разворотом поднявшись, будто ввинтившись в воздух, она в несколько быстрых шагов достигла балкона, распахнутого на заднем плане, с нежданной легкостью заскочила на перила и тут же, не дав мне времени даже крикнуть, кинулась головой вниз. Уж эта ее тяга к эффектам! Меня будто холодом окатило, хотя я знал, что под балконом, в десятке метров, глубокая вода и что Лана уже не первый раз так сигает. Но сейчас, в разгаре ночи, с явным намерением покинуть дом, не прихватив с собой ничего… Или у нее все подготовлено для внезапного бегства? Пожалуй, этот вариант не худший.
Конечно, я дал Лане немного форы, прежде чем сообщить Конраду о странном поступке «первой леди». И тревогу-то поднял больше из опасения за ее жизнь, не ожидая хорошего от ночных купаний. Хотя, может быть, Лану, как и ее отца, охраняют высшие силы? Это у меня там никакого блата.
Во всяком случае, спешно развернутые Конрадом поиски не дали результата — женщину точно
