глаза Вадима не успевали отслеживать его перемещения? Если бы не экстра-чувства…
Действительно, этого врага Вадим ощущал явственней, чем всех прочих Шершней. При этом испытывал постыдный трепет, содрогаясь от близости первозданной свирепости, едва удерживаемой на грани слепого бешенства. Зато внутреннее зрение Вадима оказалось подвижнее внешнего и после каждого рывка вожака мигом определяло его новую позицию, нацеливая глаза. Шершень чувствовал на себе чужой взгляд, и это озадачивало его: он не привык к плотной опеке. Даже имея такую фору в силе, вожак предпочитал нападать невидимым — берег себя для Роя? Во всяком случае, трусом он не был.
Теперь и Вадим, в подражание осторожному Шершню, стал маневрировать по загроможденному залу, все дальше отпуская сознание. Постепенно они сближались, хотя на деле это происходило куда быстрей: просто Вадим переключился на другой скоростной режим. Превосходство в быстроте у вожака оставалось подавляющим, зато Вадим опережал его с передачей сигналов. Одним вытянувшимся отростком мысле-облако зацепилось за чужака, контролируя его движения, а нервные клетки Вадима словно бы слились воедино, взаимодействуя мгновенно, без раздражающих задержек. Теперь даже Слуги-'солдаты' показались бы ему неповоротливыми — но только не их вожак.
И когда тот наконец атаковал, нацеля сверкающие жала, Вадима отбросило прочь, будто на него налетел бэтр. Клинки Вадим все же успел развести, избежав проникающих ран, но само столкновение едва не вышибло из него дух. Отлетев спиною назад, он исхитрился перевернуться в воздухе, при приземлении спружинив ногами, — и все же, пока гасил инерцию, пару раз кувыркнулся по залу, ломая кресла.
Сейчас же Вадим вскочил, пытаясь вздохнуть ушибленной грудью и с ужасом ощущая новый наскок Шершня. Со вздохом он запоздал, зато сообразил воспользоваться опытом предыдущего поединка и сдвинулся чуть в сторону, пропуская удар вскользь, — на это его скоростных качеств хватило. Теперь Вадима просто закрутило вокруг оси — автоматически он разбросал руки и со всего маху рубанул противника по спине, возвращая энергию. Конечно, доспехов не проломил, однако швырнул Шершня в сторону, получив секундную передышку. Удивленный, монстр развернулся и снова надвинулся, готовясь запустить молотилки на полные обороты, чтоб вымотать Вадима в затяжной, непосильной для того серии и уж потом добить, — но тут в шлем ему угодила граната: наконец решила вмешаться Эва. Исполинский Шершень качнулся, однако устоял на ногах, молниеносно повернулся к новой угрозе — и тотчас по нему выстрелил Адам, уже разобравшийся с последней жертвой. Голову вожака мотануло вновь, он опять обернулся — и тогда в него послал гранату Вадим, нехотя включаясь в хоровод и с содроганием предвкушая, куда это может завести.
Действительно, угодить под перекрестный огонь трех классных стрелков, не уступавших Шершням реакцией, вряд ли понравилось бы и более терпеливому, чем этот крушила, уже раздраженный строптивостью Вадима. С каждым выстрелом все сильней трещала перегородка, отделявшая его от безумия, — пока наконец не рухнула.
И тогда зал потряс скрежещущий рев. С места, почти без приседа, вожак взвился в воздух, больше не обращая внимания на гранаты, и с высоты чудовищного прыжка обрушился на сражающихся, без разбора гвоздя чужих и своих. К счастью, теперь он только рубил, не пытаясь разить остриями, а даже при его силе невозможно было проломить лезвием чудо-доспехи. Потому вожак лишь разметал драчунов, словно налетевший вихрь, — травмируя, оглушая, но не убивая.
Затем на безумца насели Вадим с Адамом, расчетливыми маневрами направляя ярость Шершня на его же Слуг и постепенно обессиливая ранами — способ, тоже опробованный Вадимом в предыдущей схватке. Не столь щепетильные, крутари без жалости добили Шершней, контуженных собственным предводителем; затем и у того подломились ноги.
— Вон! — холодно велел Вадим Николю, подскочившему с занесенным мечом. — Это наша добыча!.. Лучше помоги своим.
Хотя и у центрального входа сражение близилась к завершению, Брон все-таки расправил свою «пружину», столь долго сжимаемую, и обоими клинками проломил Шершню панцирь — бедняга захлебнулся собственной кровью. Двух других доламывали Руслан, Гордей и третий крутарь, при огневой поддержке Киры. Кажется, они тоже не собирались миндальничать, и трудно было их за это винить — после всего увиденного и пережитого. Вмешательство высвободившейся четверки только ускорило развязку, и снова Вадима покоробила нетерпеливость Николя. Конечно, того нельзя упрекнуть в нехватке смелости, однако жестокости в нем оказалось больше.
Наконец все кончилось. Из Шершней в живых остались трое, плененных командой Вадима либо при его участии; среди крутарей один ранен тяжело, четверо полегче, ушибы и травмы не в счет — итог, вряд ли ожидаемый в начале схватки. Что значит правильно распределить силы!..
Правда, заслуга в этом скорее Эвы. И Кира — молодец. Благодаря их подстраховке Вадим, Брон да еще, кажется, Руслан, балансируя на самом краю, прорвались к новой силе. Осталось закрепиться на этом рубеже, чтобы потом — кто знает? — рвануть дальше. И все-таки сколько смертей!..
— Ау, вояки! — донесся со стороны надтреснутый, осипший, однако знакомый голос. — Вас пронесло? Меня тоже.
Вадим обернулся, с раскаянием сообразив, что совершенно забыл про бедолагу Тима. А тот, видно, все это время проторчал в одиночестве, с прикипевшими к спусковым крючкам пальцами, нацеливая огнестрел на каждого проносившегося мимо Шершня: «Не подходи!» — по примеру забравшегося в берлогу мышонка. И теперь тщился изобразить из себя крутаря, цитируя замшелые анекдоты.
Пока запыхавшиеся росичи считали синяки и обрабатывали раны, Вадим вместе со своей испытанной парочкой, Кирой и Гордеем (к счастью, невредимыми), направился к Тиму, еще стискивающему в руках оружие.
— Хотя бы с предохранителя снял, — с усмешкой заметила Кира. — Стрелок!..
— Если потребуется совет, я к тебе обращусь, — откликнулся Тим голосом, сдавленным от ужаса и стыда. — Или не обращусь.
Кажется, он цитировал Вадима, хотя вряд ли сознавал.
— Или не к тебе, — заключил тот. — Кстати, можешь разжать пальцы.
— Подумаешь, смельчаки! — с ненавистью сказал Тим, отпуская огнестрел. — Да вы просто привыкли!
— Ага, — подтвердил Вадим, — особенно я. — Усмехнувшись, добавил: — Ладно, ты чё? Никто на тебя не нападает, а ты защищаешься.
— Что до тебя, мой милый, — не успокаивался щупляк, — ты такой же чурбан, как твои крутари!.. Да остались в тебе хоть какие эмоции?
— Дело не в эмоциях, — ответил Вадим. — Дело в глубине. Переживать события можно так же сильно, но на поверхности это не проявится.
Вадим оглянулся, внезапно осознав, что Брон тихо общается с кем-то по рации, чего не собирался делать до полной победы, — стало быть, кто-то его вызвал, дотянулся сквозь сотни метров каменистого грунта. Напрягшись, Вадим различил голос собеседника и невольно поежился.
— В чем дело? — сразу спросила чуткая Кира. — Новые радости?
— Кажись, не кончен бал, — ответил он. — По словам Бату, ордынцы приняли несколько вертушек и уж совсем было вошли во вкус, как вдруг кто-то прорвался сквозь все заслоны, побив многих, а они даже не разобрали — кто. Полагают, что один, но как можно быть уверенным?
Брон уже обзванивал малочисленные заставы, оставленные в двух коридорах перед телохранилищами.
— Тим, к дверям! — распорядился Вадим. — Они должны запираться изнутри. Начни со средней.
Удивительно, но спец без препирательств поспешил ко входу. И с помощью Вадима, угадывающего проводку внутри камня, запер его, отключив от наружного тумблера. А тут и Брон вскинул на Вадима обеспокоенные глаза.
— Ну? — спросил тот.
— Центральный пост не отвечает, — сообщил Глава. — Там были двое.
— Значит, нам повезло, — сказал Вадим, отступая от дверей. — Успеем закрыть другой вход. — И кивком направил Тима продолжать работу.
— Чего ты боишься? — удивился Брон. — Разве мы не справимся с одним — теперь, после этих? —
