Ага. Кажется, понятно. Но ведь куда удобнее и быстрее было повесить на меня любой электронный маяк!
Ну все, один шаг остался. Последний. Решающий. Короткий рывок, и я придушу этого экспериментатора-неудачника, испортившего… Да все, вообще все напрочь испортившего!
И рывок получился. Только примерно на середине движения поле моего зрения перекрыли русые локоны и умоляющие серые глаза, а следом за ними пришел…
Ага, конец света, будь он неладен: перед глазами все вдруг ярко вспыхнуло и тут же мгновенно померкло. Как будто кто-то дернул рубильник.
— Я не дам этому коновалу к себе прикасаться!
— Да он к себе прикасаться и не собирается, — хмыкнул Диего. — Только к тебе. И потом, другого коновала у нас все равно нет.
— Пусть только попробует подойти… Я ему устрою контроль расстояния!
— Да ладно, не горячись! Ну с кем не бывает?
Увещевания продолжались уже примерно пару минут. С того самого момента, как я, очнувшись после глубокого обморока, сорвался с кушетки, на которую был уложен еще во время беспамятства, и отпрянул подальше от ученого-неумехи, телохранителя-шутника, а главное, подальше от школьницы, чьи глаза хоть и были почти на мокром месте, но смертоносные для меня качества оставались в полной боевой готовности. Правда, сейчас взгляд инфанты был направлен куда угодно, только не в мою сторону, потому что два умника мужского пола догадались начать меня осматривать, а вот об одежде заботиться не постарались.
— Надо было привязать, — глубокомысленно подытожил Диего.
— Хватит, допривязывались!
Наверное, будь мой голос в порядке, он звучал бы более угрожающе, но сейчас все, на что я был способен, это издавать хрип, похожий на треск помех в ломаном микрофоне комма.
— Я всего лишь попрошу сеньору, — улыбнулся верзила. — Просто подойти ближе. И у нас все получится.
Да, именно это-то и пугало. «Все», говорите? Можно подумать, уже случившегося им мало!
Я не горел желанием переживать насильственный обморок повторно, тем более легкое онемение в мышцах еще никуда не делось, но тут девочка тоже решилась принять участие в разговоре:
— Я не буду к нему подходить, Диего. Как бы ты ни просил.
И голову подняла, гордо так. Тряхнула затылком, как породистая лошадка.
— Но почему, сеньора миа? — Кажется, телохранитель впервые в жизни удивился.
— По нашей вине этому человеку уже причинен… вред. Я не хочу, чтобы стало еще хуже. Это… — Тут природная гордость юной инфанты почему-то взяла перерыв, и Элисабет продолжила уже всхлипывая: — Это неправильно!
И что я здесь делаю? Ах да, выполняю приказ. А что они все здесь забыли? Тоже мне, картель… Ну сказала девочка глупость. Заблуждается. Не встала еще на путь истинного главы клана. А вы-то почему молчите? Вы же должны ее подбадривать, поддерживать, подзуживать, наконец! Нет, стоят, словно воды в рот набрав. Конечно, послушание — это хорошо. Верность своему шефу — просто замечательно. Но намного чаще в жизни случаются мгновения, когда надо всего лишь сделать выбор. Вовремя.
У меня не было информации для анализа. Почти никакой. И не оставалось ни одной лишней минуты на обдумывание. Все, что имелось при мне, это совершенно слепая злость и вдрызг зареванное отчаяние. Ради чего, спрашивается, я с утра занимаюсь… Действую по обстоятельствам, в общем? Ради чего, наконец, оглоушил одного из немногих людей, на которых вовсе не хочу поднимать руку, ни при каких обстоятельствах? Чтобы мы сейчас все дружно сели на пол и заплакали?
В таком состоянии девочка не нужна спецслужбам: она не сможет отдавать убедительные приказы. А прятаться… О да, спрятаться было бы в самый раз. Вот только мне до Барбары сейчас никоим образом не добраться, а объясняться с полицией бесполезно: если отдельные офицеры и знают мое имя, то я-то понятия не имею, где искать этих самых офицеров. И если по кланам вдруг пройдет слух, что наследница Арагоны переступила порог полицейского участка… Лучше уж ей тогда сразу умереть.
Что остается? Только отбить мяч на угловой и приготовиться к новому штурму ворот.
— А в городе вы мне показались серьезными людьми. Такими, с кем и впрямь не грех замутить… что-нибудь этакое. Но, как сейчас вижу, я попал в натуральный детский сад.
— Ты и сам хорош! — буркнул Диего, не возражая, впрочем, против данного их компании определения. — Зачем беготню устроил?
— Имею право! Может, это мой фирменный стиль. Я бы на тебя посмотрел с такими татушками!
— А что, идея богатая, — задумчиво подхватил Ли, проходясь нехорошим взглядом по могучим бицепсам телохранителя. — Гель ведь можно и подкра…
Окончание слова он прохрипел куда-то в воротник халата у себя под горлом, судорожно болтая ногами в воздухе. Поведение этой парочки так живо напомнило мне Отдел, что я ностальгически вздохнул. Но время шло, оно, проклятое, всегда куда-то идет, а потому медлить не имело ни смысла, ни удовольствия:
— Что ты там хотел осмотреть? — спросил я, усаживаясь обратно на кушетку и только теперь, опираясь правой ладонью о потрескавшийся пластик, заметил, что пальцы не желают спокойно лежать на месте.
— Не там, а здесь! — возвестил Ли, возникая у меня за спиной вместе с помесью стетоскопа и тестера, каким обычно пользуются монтеры контуров энергопередачи. — Вот прямо здесь. И тут. И еще во- о-он тут!
Он и вправду начал тыкать в меня, хорошо еще не иголкой, а чем-то вполне тупым… Поправка: оно все же прокололо меня в нескольких местах, но Брендон успел оказаться вне радиуса досягаемости моих рук, когда онемение прошло резко и окончательно, а лезвие мачете снова сверкнуло у меня перед грудью.
— А не боишься, что дернусь? — поинтересовался я у Диего. — Прямо вперед и дернусь. Успеешь убрать?
Он посмотрел на меня своим темным, непроницаемым взглядом и предложил:
— Попробуй.
Вообще-то шанс был. Соскользнуть на пол, под ноги верзилы. При удачном стечении обстоятельств я мог вынырнуть сзади вполне себе целехоньким.
— И попробую.
— Не надо!
Девочка шагнула вперед, тут же вспомнила, чем заканчиваются ее приближения ко мне, отпрянула назад, зарделась от смущения и снова отвернулась, шепотом повторив:
— Не надо…
— Слово сеньоры — закон, — наклонил голову Диего, убирая свой любимый ножичек.
— И я хочу, чтобы вы оба вышли. Ненадолго. И не подслушивали! Потому что если я когда-нибудь узнаю, что подслушивали… — Гордая андалузская кобылица снова тряхнула гривой. — У вас больше не будет сеньоры.
— Но, сеньора миа…
— Ты же знаешь, Диего: он не сможет не то что прикоснуться, даже подойти ко мне.
— Не обязательно подходить, чтобы…
— Он ничего мне не сделает.
Она говорила так уверенно, что можно было заслушаться. А получалось у нее это настолько хорошо, наверное, потому, что девочка сама верила в собственные слова. Или отчаянно старалась верить.
— И еще… Можно его во что-нибудь одеть?
Могу поклясться, ее щеки снова покрылись в этот момент застенчивым румянцем. Телохранитель молча вытряхнул Ли Брендона из халата и кинул условно белую тряпку мне. Потом так же молча вышел за дверь, не отпуская плеча ученого-неудачника.
— Я… Я должна принести вам извинения, — сказала Элисабет, пока так и не поворачиваясь ко мне
