бесстрастной готовностью к любому исходу и оттенить все это надеждой.
— Тебе нужно, чтобы я немного побыл с тобой?
— Да.
— Я побуду. Но лишь до новой попытки снова решить что-нибудь за меня. Если сделаешь нечто подобное, можешь хоть на цепи таскать за собой: по-настоящему меня рядом не будет. Никогда больше.
— Твой… враг был прав. Тот, кто не сдается, может оказаться сильнее того, кто победил.
Это Морган так сказал? Вот же его пробило! Изучал, что ли, заранее дедушкины бусидошные пристрастия? С него станется, кстати. Барбара наверняка снабдила своего племянничка всей необходимой информацией, только бы заполучить меня обратно. И если так оно было на самом деле… Может, благоразумнее оставаться здесь? Обстановка, конечно, аскетическая, но тем легче будет постигать…
Дзынннь!
Вообще-то я хотел сказать: дзен. Однако расстегнувшийся замок ленты переиначил мои мысли по- своему.
— Я свободен?
— Если не считать данных обещаний, — кротко напомнил дед.
Напрасно он так. И рад бы забыть обо всем, но не смогу. Не в скором времени, уж точно.
— У тебя какие-то определенные планы на день? — спросил я, поднимаясь с футона.
— Пожалуй. И все они связаны с тобой. Позавтракаешь? Нас ждет прогулка.
— В город?
— Да.
— Тогда лучше перекушу что-нибудь уже там.
— Как пожелаешь. Машина будет подана через четверть часа.
Ох, какой расторопный! Был настолько уверен в талантах Моргана к душеспасительным беседам, что сделал заказ заранее?
— Я могу позвонить? Предупредить начальство, что пока не готов приступить к рабочим обязанностям?
— Конечно. Но потом… Я был бы признателен, чтобы тебя никто не отвлекал.
— Не отвлекут.
Тратить время на выбор костюма я не стал: снял с вешалки первый попавшийся, выглядящий не слишком мрачно, и начал одеваться, включив громкую связь.
Барбара отозвалась мгновенно, как будто дежурила у комма:
— Капитан?
— Полковник?
— С вами все в порядке?
— Да.
— Как скоро я увижу вас в Управлении?
— Не сегодня, я думаю.
— Причина?
— Дед.
— А.
Вот так, коротко и, что удивительно, понятно. Все отношение к происходящему, выраженное в одном-единственном звуке.
— Я пообещал побыть с ним какое-то время. У меня же еще больничный длится, правильно?
— Надеюсь, вы не будете злоупотреблять служебным положением и моим к вам расположением, капитан.
Хорошо расположение! Оставила в темной комнате, да еще с повязкой на глазах. А если бы я заблудился?
— Это не имеет отношения к службе. Даю слово.
— Приму к сведению.
— Мэм… Я разговаривал с капитаном Кейном.
Молчание.
— Вы знаете, в каком он состоянии?
— Совместимом с работой.
— Я так не считаю.
— Капитан Сэна, — холодно прозвучало из динамиков. — Вы не хуже меня знаете, что определенные периоды должны закончиться, чтобы началось что-то новое. А для этого нужно…
— Дойти до конца? Это вы хотите сказать?
— Вы меня поняли.
— Мэм, по моему скромному мнению, Морган Кейн уже добрался до края обрыва, и все, что может случиться дальше, это…
— Возвращение на круги своя. Не беспокойтесь о том, капитан, что вас не касается. Поберегите нервы.
Щелчок и — тишина. Мне опять дали от ворот поворот? Значит, темная комната все еще заперта, а ключи, естественно, в руках у Барбары. Ну ничего, теперь я знаю, где искать Моргана, и сам позабочусь о его, хм, периодах.
Лимузин, заказанный дедом, был тем же самым, на котором я встречал делегацию родственников в порту: опознал по характерной хромированной окантовке с вензелем мастера. И как ни странно, это наивное желание деда то ли сделать мне приятное, то ли пробудить совсем еще юную ностальгию подействовало. Нет, разумеется, я не растаял снегом на весеннем солнышке, но попробовал посмотреть на Тору Ишикава чуть иначе. Чуть с меньшим пристрастием.
Тонированные стекла скрывали нас от случайных взглядов прохожих, зато пропускали внутрь дневной свет не только не приглушая, а даже усиливая, и казалось, что мы не едем в машине, а сидим на уютной террасе где-то за домом, куда не долетает ни шум окружающего мира, ни дуновение ветерка. Дед и внук. Хотелось бы сказать, как в старые добрые времена, но никаких времен у нас не было. А ведь могли бы быть…
— Кого я тогда хоронил?
— На Земле? — уточнил Тору-сама.
— Да.
— Ты запомнил…
Конечно, запомнил. Можно сказать, нежная детская психика получила ощутимый удар и, как теперь оказалось, напрасно. Я прощу родителей за этот обман. Уже простил. Но принять действительность окончательно будет трудновато.
— Зачем понадобилось так делать?
— Твой отец… — Не знаю, что он хотел сказать, но внимательно посмотрел на меня, прежде чем продолжить. — Ты похож на него. А он тогда был очень похож на тебя. Решительный, смелый, даже отчаянный. В те дни я вручил ему последнее предложение разделить со мной мой долг.
— И он…
— Отказался.
Насколько понимаю всю тонкость момента, хоронить тогда как раз должны были моего отца. Пойти против главы семьи, да еще после официального обращения… Это не просто смело. Это безумие.
— Заявил, что желает своим детям другого будущего. Свободного от оков традиций. А я сказал, что не отпущу его. Не смогу отпустить. Вот так и случились похороны.
Отец первым разорвал семейные узы? Зная, что за это его вполне могут проклясть? Да, надо бы к нему присмотреться получше, пока он со мной. Чтобы успеть научиться быть таким же.
— А я думал, что разрыв произошел из-за… моей матери. Мне так всегда говорили.
Ни ответа ни привета. Молчание — знак согласия?
— У меня свои взгляды, внук. Старомодные, упрямые… Называй, как хочешь. Но одно скажу: она
