воротнике халата, и лизнула мутноватое желе.
— Вкусно? — с надеждой спросил я.
— Сама варила! А ты давай, давай… Устраивайся поудобнее.
— Долго лежать придется?
Вместо ответа доктор Полански неопределенно повела бровями, шлепнула мне на лицо маску для дыхания и, надавив с неожиданной силой, утопила в ванне.
Кстати, насчет «лежать» я погорячился: это больше походило совсем на другое действие. Нет, не полет, ни в коем случае! Густые объятия желе приняли мое тело, но не согласились быть мягкой постелькой, а сдавили, как тисками. И примерно секунд через десять, когда студень вокруг меня окончательно перестал колыхаться, оказалось, что выбраться обратно самостоятельно я не смогу.
А потом пришла она… Дрожь.
Думаю, микроудары, сериями которых меня методично сотрясало, изначально предполагались безболезненными и вообще незаметными, но адское варево, приготовленное Вандой, словно преобразило милых зверюшек в мутантов. К концу процедуры вообще устойчиво казалось, что меня не просто изощренно избили, а еще и перекрутили, как канат, несколько раз и в разные стороны. А когда доктор наконец смилостивилась над своей подопытной крысой, первый вдох свежего воздуха дался мне с огромным трудом.
— Отлично! — заявила феечка после просмотра десятка графиков и прочей ерунды, скачущей по мониторам. — Все несущие каналы разрушены.
— И не только они, — пробормотал я, стирая с кожи остатки желе.
— Да ладно, не дуйся! — пожурила меня Ванда. — Все в норме. Теперь остается только подождать, пока гель выйдет наружу.
— А разве он все еще внутри?
— А куда бы он мог вдруг исчезнуть?
— Ну… Э… Я думал, ты его вынула.
— Я только убрала с его пути все препятствия, — гордо пояснила доктор Полански. — Сам по себе он нейтрален к любому организму, а вот его оболочка как раз вызывала у тебя отторжение. Ничего, всосется в кровь, доберется до желудка, а там и…
— При чем тут желудок?!
— Самый простой выход.
Я знал как минимум еще один, и тоже несложный, но спорить с врачом все равно было поздно.
— Значит, меня…
— Скоро начнет тошнить.
Приятная перспектива, ничего не скажешь!
— Но ты не переживай: здесь это норма.
— Где «здесь»?
Ванда взмахнула коричной палочкой, снова живо напомнив собой феечку:
— Пансионат «Черное озеро».
Пансионат?! Да это же…
— Попроще места для меня не нашлось? Все районные больницы спешно закрылись на ремонт, что ли?
— И незачем возмущаться. Тут отличные условия. Тишина. Покой.
— И толпы богатых наркоманов!
— А тебя что смущает больше: то, что они наркоманы, или что богатые? — поинтересовалась Ванда, причем в отличие от тетушки сделала это безо всякой задней мысли, потому что, будучи убежденной последовательницей коммунистических идей, обеспеченных членов общества не жаловала совершенно искренне.
— Да мне все равно! Но какого черта…
А черт явно имелся. Вернее, чертовка. И не одна.
— А ну признавайся! Что тут стряслось?
Глаза феечки, круглые и абсолютно невинные, распахнулись шире прежнего:
— Морган, малыш, откуда такие странные мысли?
Значит, угадал. Правда, а что тут угадывать-то? Учитывая закадычность их дружбы, следовало ожидать, что подружки не преминут помочь друг другу. Получая взаимную пользу конечно же.
— Ну?
— Ай, какие мы хлопцы гневные… — певуче протянула доктор Полански, наливая в стаканчик тщательно отмеренную порцию прозрачной и остро пахнущей жидкости.
— Мы еще и буйные, — добавил я.
— Безделица. Вот веришь? Такая мелочь, что и говорить совестно.
Ага, а на дела угрызения совести не распространяются?
— Поскольку в этом заведении… отдыхают весьма известные в узких кругах люди, любая информация о них, способная просочиться наружу, стала бы бомбой для прессы. А усиливать меры безопасности бесконечно невозможно. К тому же вмешательство в личную жизнь и все такое… — Ванда вздохнула. — Дирекция вынуждена была убрать систему слежения изо всех мест, где могут находиться пациенты.
— То есть…
— Всю. Полностью.
— Но это…
— Оставлены были только стандартные средства оповещения. Для вызова медработников.
— Неужели им настолько важны собственные тайны, что…
— Важны до безумия.
— Ага, очень правильное слово! Не удивлюсь, если у вас здесь куча проблем из-за политики невмешательства.
— На самом деле проблема пока только одна, и та появилась недавно. Дилер.
— Дилер?
— Резко уменьшилась эффективность лечения у ряда пациентов, и когда стали перепроверять анализы и все прочее, выяснилось, что причина проста: повторный прием наркотических средств.
— А я-то здесь при чем?
— Собственно… — Ванда начала помешивать палочкой свое питье. — Тебе все равно надо было несколько дней побыть под врачебным присмотром, а это место ничем не хуже других. К тому же есть шанс, что ты что-нибудь заметишь.
— А санитары? Они у вас слепоглухонемые?
— Санитары будут молчать как рыбы. Потому что как только кто-то один признается или заложит товарища, весь персонал будет уволен.
— А ты, видимо, этого не хочешь?
— Рабочий люд не должен страдать из-за прихотей капиталистов! — торжественно продекламировала доктор Полански, а потом уже без всякого наигрыша сказала: — Специалисты они хорошие. Мои знакомые опять же. А отсюда их выпрут с «волчьим билетом».
— Неужели никто из них за все это время…
— Это скрытный товарищ. Он ухитряется проворачивать свои дела только наедине с пациентами.
И я, как потенциальный…
— Хочешь записать меня в наркоманы?
— А ты им уже записан, — спокойно сообщила Ванда. — Под вторым своим именем, не беспокойся!
Да, действительно, чего уже беспокоиться? Мистер Дэниел Уоллес обзавелся такой шикарной биографией стараниями Барбары и Ко, что мне скоро будет стыдно вспоминать, что он — тоже я.
— Вы пробовали хоть что-то расследовать?
— Ну нешто мы совсем уж безрукие и безмозглые? Конечно, пробовали. Толку вот никакого не добились.
