Бушующее море в душе наполнилось стихами и девушка почувствовала себя немного легче. Поэзия всегда помогала ей преодолеть собственную боль, подобрать нужные слова, когда внутри царила печальная звонкая тишина. И сейчас именно эти строчки просились на язык, словно написанные специально для такого случая. Лариса продолжила читать, закрыв глаза, упоенно, по памяти и лишь на последнем четверостишье ее заставил остановиться звонок в дверь. Все. Конец. Расстрел.
Хрипло бросила она последние слова в пустоту, смахнула слезинки у глаз и отправилась открывать. Как же ей хотелось сделать вид, что ее нет дома, что она ушла, исчезла, навсегда, убежать, спрятаться…
Валентин нежно обнял ее и хотел поцеловать, но девушка отстранилась, выскользнула и вернулась на кухню, подошла к окну, отвернувшись.
— Что-то случилось? — спросил мужчина, опершись о дверной косяк. Лариса уловила тревогу в его голосе и нервно качнула головой. Она чувствовала, как ему хочется обнять ее снова, прикоснуться к ней, она уже привыкла к его робкой какой-то мальчишеской нежности, к тому, что ему все время нужно было касаться ее.
— Присядь, пожалуйста, — дрожащим голосом попросила она, не оборачиваясь, — будешь кофе?
Валентин конечно же отказался, да и Лариса сама понимала, что не время сейчас для этого. Стоило бы предложить водки.
— Ты сказала, что тебе нужно поговорить, — напомнил он, — что-то с Анастасией Вячеславовной? У нее какие-то осложнения?
«Милый, заботливый Валентин… — грустно подумала Лариса и прикусила губы, чтобы не заплакать, — как жаль, что ты ошибаешься…»
— Нет.
Повисла неловкая пауза. Не нравились Ларисе такие паузы, они никогда не предвещали ничего хорошего, а сейчас, особенно, когда даже воздух, казалось бы, накалился и наполнился электрическими разрядами в преддверии большой бури. Девушка чувствовала, как сильно ей хочется открыть окно, около которого она стояла и вдохнуть полные легкие снежинок, а потом сделать один шаг и броситься вниз. Но бабушка! У нее нет никого больше… Но Кеша… Что он почувствует, если она умрет?
— Лариса, что случилось? — прервал тишину Валентин. Девушка молчала, по щекам ее медленно катились обжигающе-горячие слезы. Напряжение нарастало. — Можно я покурю? — зачем-то спросил ее мужчина. Лариса дрожащим голосом разрешила, хотя ей всегда не нравилось то, что он травит себя. Сейчас она была просто не в праве ему запрещать.
— Анастасия Вячеславовна ругаться не будет? — осторожно поинтересовался Валентин.
— Нет… — прошептала девушка, и голос предательски дрогнул, выдавая то, что она плачет. Тут мужчина вскочил, оказался рядом с ней и заставил посмотреть себе в лицо, его светлые ласковые глаза с тревогой изучали ее, словно он видел ее в первый раз. Или в последний.
— Я не достойна твоей любви, не достойна твоей заботы! — закричала Лариса вне себя, мир стал мутным из-за слез, — я сволочь, последняя тварь… — он хотел обнять ее, но она попятилась, — нет… не пачкай о меня руки. Ты сейчас сам будешь меня ненавидеть… — слова потонули в глухих рыданиях.
Что-то за окном тихо капало и стучало о железный карниз. Февраль окрасил город в черно-белый цвет траура по уходящей зиме, выжигая снег первым потеплением. Февраль — самое подходящее время для смерти. Так думала Лариса и ей хотелось броситься из окна сразу после того, как она поставит последнюю точку.
— Сядь, — хрипло взмолилась она, — пожалуйста сядь… — снова отступила к окну, спрятала лицо в ладонях, стараясь хоть немного заставить себя успокоиться, чтобы слова стали разборчивее, — послушай… я… я… — как же сложно выплюнуть эту проклятую правду, — я лгала тебе… Я тебя не люблю. Я использовала тебя, твою любовь, чтобы помочь бабушке…
Она заставила себя обернуться. Валентин сидел на стуле молча и неподвижно, уставившись в одну точку на полу и ему на лицо упала прядь темных волос, которую Ларисе так и хотелось поправить, к которой хотелось прикоснуться.
— Скажи что-нибудь, — попросила она.
Мужчина достал пачку сигарет, вытащил оттуда одну и закурил, по комнате поползло облако сизого горького дыма. Он поднимался к потолку, к тускло горевшей люстре и вился там, обещая превратиться в грозовую тучу.
— Ты могла просто попросить, — выдал Валентин.
— Просто так дать такую сумму денег малознакомой девице!? — изумилась Лариса и даже на мгновение перестала плакать и грустно призналась, — я не доверяю людям.
— Мне ты не доверяешь, — поправил мужчина, — тебе проще считать, что ты для меня всего лишь дорого обошедшаяся шлюха, развлечение на время командировки! — зло проговорил он и прикусил сигарету зубами так сильно, что из нее посыпался еще не загоревшийся табак. Глаза его стали холодными и какими-то чужими и отчаянно блестели.
— Это не так, — возразила Лариса. Капель за окном сводила ее с ума. Монотонная, как поступь палача, она долбила ее душу, разбиваясь о железный карниз окна.
Ей хотелось броситься назад, вернуть то светлое и прекрасное, что было между ними, когда он любил ее, а она делала вид, что тоже любит его. Пусть это было обманом, но было куда лучше отчуждения, пришедшего ему на смену, когда он подошел к концу. Так хоть один из них двоих был счастлив.
— Прекрати, — осадил ее Валентин, — будем считать, что ты заплатила за жизнь своей бабушки невинностью и временем, которое мы провели вместе. А мне пора бы и уехать…
— Нет… — пробормотала Лариса. Он как будто не слышал ее слов, потушил сигарету себе о руку, о тыльную сторону ладони, оставив глубокий ожог и быстро ушел в прихожую. Девушке хотелось броситься следом, но она не могла пошевелиться, только беззвучно плакала и слезы душили ее.
На коленях вымаливать прощение. Бежать следом, остановить его. Ведь если он уедет, это навсегда…
Она не хотела причинять ему столько боли, но это неизбежно, неисправимо, неотвратимо. Нужно было подумать об этом раньше, когда она все это затеяла. Но ведь он казался ей другим, она до последнего видела в нем мерзавца из таких, которые, как ее отец, приезжали в такие маленькие города, чтобы развлекаться с наивными молоденькими дурочками, отдыхая от жены.
Да и эти его последние слова жгли ей душу обидой, были унизительными и злыми.
Когда она все-таки совладала с собой и добежала до прихожей, было поздно. Из окна она следила за тем, как он садиться в машину, ту самую машину, которую он перегнал сюда из Москвы, чтобы обосноваться здесь, поближе к ней. Но этого не будет теперь.
Все кончено.
В слезах Лариса кричала в тишину пустой квартиры горькие, пронзительные стихи:
Появление Анастасии Вячеславовны заставило ее замолчать, успокоиться и открыть окно на кухне, чтобы проветрилось, но старая женщина все равно заподозрила неладное.
— Лара… — она взяла внучку за подбородок длинными морщинистыми пальцами и подвела к свету, заставив показать зареванное лицо, — что случилось, Лара? Ты курила?
— Нет, курила не я, — покачала головой девушка и вырвалась из ее рук, отошла в угол коридора, спряталась в тени. Ее трясло.
