горели и она выглядела такой красивой, такой решительной, что Юра невольно залюбовался ей.
— Но… то, что было между нами, — тихо напомнил он.
— Пара уроков музыки и одна ночь, — беззаботно возразила Даша, — разве это повод предавать человека, которого ты по-настоящему любишь!?
— С чего ты взяла, что я люблю ее, а не тебя!? — нахмурился Юра, двинулся к ней, чтобы спрятать ее под своим зонтом, но она попятилась, наступая пятками в глубокую лужу, раскинувшуюся у дороги. По гладкой поверхности воды плыли серые пузыри. Дождь и не думал становиться слабее.
У Даши не было ответа на эти слова, но сердце ее знало правду и без слов. Хотелось выть от обиды — он никогда не будет ее, и никогда не был, даже в те мгновения обманчивого счастья.
— Я знаю, — шепотом сказала девушка, и слова потонули в дожде. Но Юра все равно услышал, все равно понял. Он такой хороший, понимающий вообще. Он — мечта. Но не ее. Настина. Она и чему-то среднестатистическому будет довольна. Для такого серого мышонка как она — это самое лучшее, чего вообще можно ждать от жизни. Такой же серый мышонок.
— Пожалуйста, не делай ей больно, — взмолилась Даша, и не стоило особого труда догадаться, что речь идет о Насте, — я ее очень люблю. И ты же, ведь любишь ее…
Юра хотел что-то сказать, уже было открыл рот, но осекся. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, грустно и потерянно, пытаясь прийти к ускользнувшему непониманию, а потом Даша убежала в серебряную пучину ливня.
Вот и закончился ее «роман» с этим человеком, если его вообще можно было так назвать. Скорее, история глупой детской влюбленности, чуть не погубившая ее, самого Юру и Настю заодно.
Глава девятнадцатая
Прорываясь сквозь стенки кокона векового сна, билась и пульсировала весна. Жизнь готова была восторжествовать над забвением, она собирала силы для решающего броска.
Почки на деревьях набухли до предела, местами из лопнувших оболочек проглядывали первые листья чистого, нежного зеленого цвета. Рите хотелось сорвать эту новую жизнь и скомкать в пальцах, разорвать, уничтожить. Просто, чтобы не видеть ее победы. Просто, чтобы сломать что-то прекрасное, ей не подвластное. Она чувствовала себя снежной королевой, оказавшейся среди внезапно наступившей весны, слабой, поверженной, глупой. Ее ледяное одеяние таяло в лучах теплого солнца, ее ледяное сердце плавилось от легкого дуновения теплого ветра.
— Ты не замерзла? — этим вопросом встретил ее, наконец-то появившийся Саша. Иногда его заботливость начинала раздражать девушку, но она не подавала и вида. Она мотнула головой и спрятала руки в карманы.
— Тепло же, — заметила она.
— Ну да, — как-то потерянно подтвердил Саша. Вид у него был очень отрешенный и Риту это насторожило — ничего хорошего такая перемена предвещать не могла. Ей становилось не по себе всегда, когда его прохладные серо-голубые глаза подергивались мутной дымкой, меркли и мертвели. Вряд ли он думал о чем-то хорошем в такие моменты.
Рита ощутила неприятный морозец, пробежавшийся по спине и вместе с ним — предчувствие, несомненно, дурное. Сегодняшнее слишком беспечное и теплое солнце угрожало крушением ее зыбкого счастья. Все. Не. Может. Быть. Хорошо. Рита сама подивилась своему пессимизму.
— Что происходит? — напрямую спросила она, стараясь поймать Сашин взгляд, но он смотрел куда- то сквозь нее.
Молчание.
Она различала каждый звук и остро ощущала его кожей, пропуская через себя. На улице шуршали колеса автомобилей, где-то играла музыка, чирикали воробьи, смеялись дети и матом кричали какие-то пьяницы, увлеченно игравшие в домино в соседнем дворе. Это было совсем не то, чего она желала услышать. Ей хотелось слов, пусть и самых страшных на свете.
Она боится… Она боится! Только подумать. Всю свою жизнь она только и делала, что забавлялась со страхом, играла с огнем, посмеиваясь над испугом в глазах других людей, наблюдавших за ней со стороны. Теперь — она боялась, отчаянно, панически, безрассудно. Боялась будущего. Боялась того, что ждет ее за поворотом.
Саша неуверенно взял ее за руку, ее обжег холод его пальцев. Захотелось выть и плакать. Все было предельно понятно, но он все-таки сказал.
— Рита… понимаешь, мы должны расстаться.
Она не стала спрашивать почему, просто стояла и молчала, кусая губы, чтобы не зареветь, как какая-то пятиклашка. Если бы не оглушающей силы боль, разлившая в каждый уголок тела и разума, она бы посмеялась. Ее королевское высочество посмели бросить. Ее! Слишком глупо, чтобы быть правдой. Но, тем не менее… Ее бросали. Не из-за женщины или мужчины, а из-за нелепых принципов. Идиот. Чертов идиот. Ведь он считает сейчас, что их любовь причиняет боль его ненаглядному Мишеньке и давно уже морально-мертвым родителям. Приходила ли в его светлую голову мысль, что им уже давным-давно наплевать на него? Думал ли он о том, что он тоже имеет маленькое право на счастье, на любовь, на свою жизнь, а не на вечное служение интересов других людей?
— Ну… — Рита сделала глубокий вдох и как могла спокойно сказала, — как знаешь.
Саша ждал какого-то другого ответа, но не подал и виду, только отпустил ее ладонь. Его взгляд стал осмысленным, внимательным и они неотрывно смотрели друг на друга, разговаривая на каком-то другом, бессловесном и незаметном языке, известном только им двоим. Риту душило негодование: как может быть так, что они, созданные друг для друга, понимающие даже не с полу слова, без слов вообще, должны быть порознь. Разве так может быть? Может?… Но тут же Рита ощутила странное равнодушие, странное умиротворение: если они так легко общаются без слов, значит, между ними все равно ничего не будет, никакой преграды. То, что они расстанутся — только на первый взгляд. На самом деле они всегда будут вместе.
Рита долго смотрела ему в след, не в силах совладать с собой. Даже закурить она не могла, так парализовало ее произошедшее.
— прошептала она строки, крутившиеся в голове непослушными, ватными, как после наркоза губами.
А потом она побежала домой, в пустую квартиру с задернутыми шторами, где она не появлялась уже очень давно, схватила с полки в ванной маленькие острые маникюрные ножницы и отчаянно вонзила себе в запястье. Железо достаточно глубоко вошло в плоть, но не задело голубоватых линий вен. Рита взвыла, вытащила ножницы и стала вонзать свое оружие снова и снова, пока рукава блузки не стали бордовыми от крови, брызгавшей во все стороны. Остановиться ее заставил внезапный звонок в дверь. Риту охватил ужас: вдруг это вернулся Саша и сейчас он увидит ее за этим безумным занятием, с истерзанными запястьями. Но на пороге стояла Оля. От нее сильно разило запахом перегара. Без труда можно было догадаться, что она сильно пьяна.
Одноклассница ввалилась в квартиру, не спрашивая разрешения Риты и повисла у нее на шее.
— Ритуля, ты не занята?! — промурлыкала она подруге на ухо, зарываясь лицом в волосы, — уделишь мне минутку?
— Чего тебе надо? — поинтересовалась равнодушно Рита.
