изучала ее, следила за ней, ничуть не смущаясь быть уличенной. Уголки тонких Светиных губ поползли вверх, как бы говоря «Заметила! Наконец-то ты заметила, что я за тобой наблюдаю».
Что дальше? — спросила себя Ульяна. Ей стало не по себе. Захотелось убежать куда-нибудь подальше от этой девицы, в данный момент слишком напоминающей маньяка. Ей ведь ничего не стоит взять кухонный нож или молоток для мяса и отправить Ульяну на тот свет, куда она сама чуть не угодила некоторое время назад. А может быть и ту страшную аварию тоже устроила Света? Может быть в том, что Ульяна потеряла память, виновата тоже она?! Она украла ее память, чтобы присвоить ее себе, как рано или поздно она присвоит себе Богдана!
— Что ты так смотришь на меня?! — нервно поинтересовалась Ульяна. Пытаясь отвлечься, она заглянула в свою чашку. Там плавали веточки, палочки и листики.
— Ничего, — откликнулась Света.
— Что это? — пробормотала Ульяна и пальцами выудила из своего чая какой-то маленький скрюченный корешок, поднесла его поближе к глазам, чтобы рассмотреть.
— Корень белой акации, — без единой эмоции откликнулась Света. В эту минуту Ульяне меньше всего на свете хотелось узнавать, что это такое, но она уже догадывалась. Она закашлялась, выплевывая то, что уже успела проглотить, но было поздно. Ее что-то разрывало изнутри. Ощущения были ужасные, как будто все ее органы пытались беспардонно вытащить наружу через горло. Ульяна не могла даже закричать, только сипела и выла, сползая на пол, с грохотом хватаясь за стол, как утопающий за соломинку. Она опрокинула чашку, и ей на лицо и на волосы полился сладко пахнущий мятой кипяток.
— Ульяна!!! — отдаленно как из-под воды донесся до нее отчаянный вопль Светы и чьи-то руки стали хвататься за нее и трясти за плечи. Домработница снова и снова повторяла ее имя, сама ловила воздух ртом так, будто тоже задыхается. Корчась на полу, Ульяна услышала, как хлопнула дверь кухни. По деревянному полу простучали шаги.
— Богдан Казимирович! — верещала где-то Света. — Ульяна… Ульяна! Она вдруг упала! Она задыхается! Сделайте что-нибудь!
Ульяна медленно начинала приходить в себя. Она мутно видела склоненные над собой лица и часто-часто хлопала ресницами, пытаясь вернуть изображению ясность. Она больше не испытывала страшной, разрывающей изнутри боли. До нее запоздало начало доходить, что все произошедшее — не более, чем ее разыгравшаяся фантазия.
Богдан поставил ее на ноги, порывисто обнял и увел в комнату, пока Света стала убирать со стола и пола разлитый чай. Ульяна чувствовала себя маленьким ребенком, которого вытерли большим махровым полотенцем и теперь переодевали в сухую одежду. Она сидела на краю кровати, по пояс раздетая, растерянная и слабо реагирующая на окружающую действительность. Она позволила одеть на себя чужой свитер. Сейчас она вообще позволила бы сделать с собой что угодно.
Богдан примостился рядом с ней, и устало помассировал виски, скрыты длинными растрепанными волосами.
— Что с тобой было? — спросил он. Голос у него был встревоженный.
Некоторое время Ульяна ломала голову, решая, рассказать ли ему о своих страхах или оставить это на потом. Или вообще никогда не говорить, лишний раз не доставляя ему неудобства своими глупыми фантазиями.
— Не знаю… — пролепетала она, — на меня что-то нашло… стало вдруг плохо очень.
— Голова? — предположил мужчина. Похоже, это было главным его страхом. Потому что во время аварии она получила очень серьезную травму, последствия которой они расхлебывали теперь.
А что, если она вылилась в патологию, в злокачественную опухоль? Страх сковывал движения и мысли. У нее было достаточно поводов для того, чтобы поверить в реальность этих страшных догадок, особенно учитывая то, как изменилось ее сознание после произошедшего. Амнезия была только одной из многочисленных проблем, казавшейся такой незначительной на фоне подступающего сумасшествия.
— Нет, — растерянно пробормотала Ульяна, — что-то другое.
Богдан тяжело вздохнул.
— Давай ты приляжешь? — предложил он. Девушка догадывалась, что спорить бессмысленно и покорно уползла вглубь кровати, с головой завернувшись в теплое одеяло.
— Богдан… — Ульяна с удивлением отметила, что называть его по имени очень непривычно, — скажи… а где прошло мое детство? Были там деревянный домик, яблочный сад и дикая мята…
— Нет, — не раздумывая ответил ее супруг и направился к двери, как будто избегая этой темы, — у тебя всегда было слабое здоровье и вы каждый год на каникулы ездили на море. Помнишь это?
— Не помню, — призналась Ульяна. Из небольшой щелки, которую она оставила себе, высоко-высоко натянув одеяло, она следила за тем, как за окном медленно падают пушистые снежинки. Ей хотелось дождя. И чтобы он стучал по покатой крыше дома, в котором она никогда не была… Но тогда откуда, откуда в ее голове эти воспоминания? Или она придумала все это, как придумала то, что произошло между ней и Светой? Девушка уже с трудом разделяла реальность и свои фантазии, все сильнее утопая в свинцовой дымке колдовского морока.
«Отпустите меня, оставьте в покое, пожалуйста»… — взмолилась она про себя, обращаясь к тем, кому она была обязана всем, что произошло и теперь происходило с ней, словно они могли ее слышать. Ей и в голову прийти не могло, кто мог желать ей зла настолько сильно. Но ведь мог же? У нее были враги? Настоящие, не выдуманные. Вспомнить было невозможно.
Глава четвертая
Первым, что Ульяна увидела, когда проснулась, был квадрат окна, из которого лился блеклый дневной свет. Шторы прикрывали раму неплотно, поэтому в половине комнаты царил легкий полумрак, вещи там казались совсем другими.
Ульяна села в кровати, потянулась и стала болезненно щуриться, пытаясь разглядеть за окном верхушки деревьев, тянувшие к небесам свои оголившиеся сиротливо-тощие ветви, содрогавшиеся в порывах ветра. Он печально завывал снаружи, пытаясь просочиться в щели на рамах, замерзший, уставший от своих скитаний. Здесь его никто не ждал. Сквозняк заставил Ульяну поежиться и обнять себя руками за плечи, пытаясь подарить себе иллюзию недостающего тепла. Она подумала, что было бы здорово, если бы кто-то другой сейчас был рядом и согрел ее своим телом, но представлять в роли этого кого-то Богдана она почему-то не решалась. После их маленьких шалостей на пустом пляже она избегала не только возможности этого, но и даже мыслей об этом. Почему? Очередной вопрос ответа на который она не имела. Может быть, потому что, ей предстояло разобраться в себе и признаться себе — помнит она свою любовь или нет. Но как можно забыть любовь? Даже если теряешь память? Разве это чувство живет в мозгу, а не в сердце? И разве могла полученная ей травма повлиять на него? Или… она просто не любила его никогда? И раньше и только обманывала себя?
Этого не может быть.
А что, если сейчас, в эту самую минуту, ее муж изменяет ей с этой проклятой Светой? Куда его вообще понесло с утра пораньше, почему она должна просыпаться одна в пустой холодной постели?
Слишком много вопросов.
На лестнице между этажами Ульяна почувствовала запах свежего кофе, корицы и чего-то еще, неуловимого, забытого, но знакомого. Вспоминать было бестолково — проще спуститься и увидеть своими глазами.
Богдан и Света сидели на кухне, за столом, друг напротив друга и разговаривали о чем-то в пол голоса по-польски, но стоило Ульяне появиться на пороге, воцарилось молчание.
— Доброе утро, — первая опомнилась Света, вскочила с места, засуетилась у плиты, — что будешь на завтрак?
Ульяна задумчиво плюхнулась на свободный стул и покачала головой.
— Доброе утро, — ласково улыбнулся девушке Богдан, — как тебе спалось?
— Нормально, спасибо… — пролепетала Ульяна и все-таки озвучила то, что вогнало ее в такое
