Стефани взглянула на спокойную черную воду за бортом.
— Я хочу не только умыться.
— Ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится. Я предоставлю тебе такую возможность.
На палубе было пусто и темно, если не считать свет, выбивавшийся из-под крыш кают. Воздух свеж, прохладен и напоен чарующим запахом утомленного океана. Черные с зеленым отливом волны, погрузившись в тихую задумчивость о предстоящем ненастье, мягко ударялись о борт судна. Они одновременно влекли и пугали, подобно тому, как манят и притягивают зловещие таинства преисподни.
— Ты сможешь сдерживать толпу любителей острых ощущений?
— Без проблем.
— А сам-то ты будешь купаться? — спросила она.
— Нет, я буду любоваться тобой. К тому же мне надо отгонять любопытных. Забыла?
— Отгонять — да. Смотреть — нет. Как мне спуститься? Здесь высоковато.
— Спускайся по веревочной лестнице. Там сзади привязан ялик. Ты сможешь спокойно раздеться в нем и нырнуть. — Он протянул ей бутылку с моющим средством. — Не бойся, оно не будет липким в морской воде. — Он смотрел, как она перелезла через планшир и спустилась по борту шхуны, как вор-домушник. Гибкая, ловкая и бесшумная. Он тихо выругался, восхищенный ее движениями и в то же время ненавидя эту ее опытность, приобретенную на темных, заплеванных улицах сомнительных кварталов. Ему хотелось верить, что она просто регулировала дорожное движение где-нибудь возле школы или занималась нужной, но скучной канцелярской работой. Но он чувствовал, что все было совсем не так. Сердце его сжималось от боли, когда он представлял, как она возится с распространителями наркотиков и с той дрянью, которую они распространяют.
Стефани устроилась в лодке и сняла туфли.
— Отвернись, — крикнула она Ивану, думая, что он смотрит на нее из темноты, как Чеширский Кот[1], с плутовской улыбкой на губах.
— Я не собираюсь раздеваться, пока ты на меня смотришь.
Он насмешливо поклонился ей и отвернулся. За спиной слышался шорох одежды, упавшей на дно ялика, затем всплеск нырнувшего тела. И сразу — крик. Сердце его чуть не выскочило. В одно мгновение он перебрался через борт и слетел по веревочной лестнице. Он прыгнул в ялик в тот момент, когда ее голова показалась на поверхности.
— Черт! — сказала она, отдуваясь. — Холодно! Из сострадания к ближнему мог бы предупредить. Что это ты в лодке делаешь?
Иван поднес руку к сердцу.
— Ты кричала! Я подумал… я подумал, черти тебя побрали.
Несколько пассажиров, привлеченных шумом, смотрели на них сверху.
— Что происходит? — крикнул мистер Пиз. — Мы вам не помешали?
— Это был убийца, да? — спросила Лоретта Пиз. — Я услышала крик и сразу поняла, что она снова вышла на охоту.
— Нет, это не убийца. Это повариха моется.
— В такой-то час?
— У нее тесто застряло в голове, — объяснил Иван. — А теперь все могут возвращаться в каюты.
— Ты прекрасно справляешься с любопытными, — заметила Стефани. — Билеты можно продавать.
Иван улыбнулся и плеснул ей на макушку посудного средства.
— Ты держись за борт, а я помою тебе голову.
Она подозрительно на него посмотрела.
— Тебе видно, что там под водой?
— Не думаешь же ты, что потомок пирата скажет тебе правду.
Глава 4
Стефани запрокинула голову, прополоскала волосы и оттолкнулась от ялика. Теперь, когда она привыкла, вода показалась ей терпимой и даже приятной. Она плавала, испытывая огромное чувственное удовольствие от купания нагишом.
— Далеко не заплывай, — крикнул Иван. — Продрогнешь.
Она помахала в ответ рукой и поплыла вдоль корпуса шхуны. Но через несколько минут, не выдержав, вернулась, то и дело стуча от холода зубами.
— А ч-ч-что, мой телохранитель захватил мне полотенце и сухую одежду?
— Так и знал, что что-то забыл. — Он посмотрел на нее с надеждой. — Может, так высохнешь?
— Знаешь, кто ты? Ты из-з-вращенец. Отвернись и дай мне забраться в лодку. Я надену, что есть. Надо же такому уродиться. Что придумал!? Так высохнешь.
— Это же кощунство. — Он отвернулся к борту шхуны. — Преступление против природы скрывать это прекрасное, чистое тело под заляпанным соусом свитером, особенно родинку.
Стефани натянула свитер и с трудом втиснулась в брюки.
— Ты не мог видеть эту родинку!
— Но я уверен, она очень красивая, — сказал он мечтательно.
Она так и не решила, то ли польщена, то ли взбешена. Она должна бы быть вне себя, но что-то в его голосе тронуло ее. С ней он не был ни непристойным, ни развязным, ни даже расчетливым. Стефани не могла видеть лицо Ивана, но знала, что он улыбается. Он и впрямь улыбался мягкой улыбкой, будто мир для него стал краше оттого, что у нее родинка пониже спины.
— Сп-п-пасибо за комплимент, — ответила она.
— Тебе надо согреться. Сможешь забраться по лесенке?
— Пустяки, — сказала Стефани. — В прошлом феврале меня бросили в Хадсонривер.
Она поднялась на палубу. Иван развернул ее за плечи к себе лицом.
— Я хочу знать, как это было.
Даже в темноте она разглядела его прищуренные глаза, ставшие вдруг стального, серого цвета. Губы сжаты, на скулах играют желваки. Она удивленно посмотрела на него, смущенная его столь бурной реакцией.
— Это б-было холодно.
— Черт! — Он подхватил ее на руки и понес на камбуз, где усадил напротив печки. Потом проверил койки и, убедившись, что они пусты, захлопнул крышку входного люка. — Снимай скорее мокрую одежду. — Иван взял большое полотенце, пару толстых носков, несколько чистых свитеров с полки над ее постелью и вернулся к ней с недовольным видом оттого, что она все еще была полностью одета. Он пробормотал что-то нечленораздельное и бесцеремонно стянул с нее намокший свитер.
— Эй! — только и успела она выкрикнуть, как он надел на нее сухую рубаху. Когда руки его были уже на застежке ее брюк, она вдруг инстинктивно ударила его в пах и отбросила в сторону. От боли он пару раз перекатился по полу и сделал несколько быстрых вдохов, пытаясь восстановить дыхание. Стефани с причитаниями подбежала к нему.
— Извини! Я не хотела! Это рефлекс.
Растянувшись на полу, Иван прикрыл глаза, стараясь расслабиться. Боль постепенно отпускала, и, наконец, физические страдания сравнялись с муками попранного достоинства. Его только что накаутировала женщина, в которой и пятидесяти килограммов не было. Когда она сказала, что ее выкинули в реку, он вскипел от ярости, и мышцы его напряглись, будто ему предстояло ее спасать. А теперь это бедное, беззащитное создание швыряет его, как тряпичную куклу.
Стефани приложила к его лбу мокрое полотенце.
— С тобой все в порядке? Ты ничего не повредил?
— Тебя это беспокоит?
