Стефани изумленно подняла брови.
— А сейчас особый случай?
— Я сам начинаю так думать.
Девушка села и опустила ноги на палубу.
— Этот разговор что, будет иметь последствия?
— Нет, если я смогу справиться с собой.
— М-м-м, — промычала она, бросив на него холодный оценивающий взгляд, которым она пользовалась против наглых юнцов и двенадцатилетних распространителей травки.
— По крайней мере, мы друг друга понимаем.
— Ага, — он бросил на нее ироничный взгляд. — Только вот, где границы этого взаимопонимания?
Стефани нервно поерзала. Если бы, черт возьми, она знала или хотя бы догадывалась. Она бы хотела избежать разговоров о призраках и сексе. Она не чувствовала себя достаточно смелой или искушенной ни в той, ни в другой сфере.
— Думаю, это и так понятно.
— Игнорирование друг друга?
— Правильно, — сказала она, — игнорирование. Физическое или какое-либо другое. — И невольно улыбнулась, потому что, совершенно очевидно, они опоздали с этим уговором. Они уже по уши увязли. Симпатия может перерасти в крепкую дружбу… в любовь, наконец.
Иван улыбнулся ей в ответ.
— Как кровный родственник Реда Расмусена считаю своим долгом иногда солгать хорошенькой женщине. Какие у тебя оправдания?
— Бабка моего отца была венгерской цыганкой. Мой двоюродный дедушка Фред был дезертиром. Брата моего прапрадеда повесили за конокрадство.
— Ну что ж, замечательно.
— Я тоже так считаю.
Стефани в одно мгновение открыла глаза и скатилась со своей узкой койки на обшитую войлоком скамейку и дальше на пол. Она инстинктивно прижалась к покрытию и пошарила в складках постели в поисках пистолета. Не найдя оружия, она распласталась под столом, пытаясь сориентироваться в обстановке. В комнате было темно, как в желудке, и она ее совсем не узнавала. Ей снился какой-то чудовищный кошмар, и теперь она внезапно проснулась… почти.
— Я слышал о людях, которые быстро выпрыгивают из постели, но ты их всех переплюнула. Особенно мне понравилось, что ты даже не пыталась встать на ноги. Наверно, мне это приснилось?
Стефани застонала, вспомнив все. Она на судне. Сейчас ночь. И по причине, которую еще надо выяснить. Ее разбудил Иван Расмусен. Она медленно встала и с гневом посмотрела в его сторону.
— Зачем ты поднял меня?
— Пора вставать, спящая красавица. Время растапливать печь. Время ставить кофе. Время печь пироги.
— Ты что, смерти ищешь? Страховку оплатил?
Иван зажег керосиновую лампу, осветившую помещение неярким светом.
— Можно, я сам выберу способ казни?
Она подошла к судовым часам, привинченным к стене каюты.
— Только пять часов!
— Да, я дал тебе поспать лишних полчаса.
— Ты хочешь сказать, что Люси каждый день подымается в четыре тридцать и начинает печь пироги?
— Конечно. Это входит в ее обязанности.
— О Боже!
Он зажег еще две керосинки.
— Иногда она их печет с сыром.
— Послушай, Иван, я видела этих людей там, наверху. Тебе не кажется, что они не в очень хорошей форме? Лишние калории им ни к чему. Им не следует принимать холестирол. Ничего страшного, если на десерт они получат по яблоку, — сказала она, опускаясь на скамейку.
Он схватил ее за лодыжку, но, когда она зарычала на него, отпустил. Можно подумать, она о деле печется! Иван усмехнулся, когда понял, что испугался ее. В его голове промелькнули различные варианты. Он мог бы, как дикарь, вытащить ее из постели, либо, как пират, запрыгнуть на ее койку, либо малодушно выманить ее, пользуясь своим положением.
Спустя еще полчаса Стефани открыла один глаз и потянула носом воздух. Кофе. Она натянула одеяло на голову и зарылась под подушку, но пленительный аромат этого черно-коричневого напитка пробрался меж простыней.
— Черт! — Он над ней издевается. — Кофе! — крикнула она. — Я хочу кофе.
Иван бросил в печку еще одно полено.
— Тебе придется встать, чтобы получить его.
Стефани сползла с постели и прошаркала через каюту.
— Мерзкий ты тип.
— Угу.
Она откинула с лица волосы и взяла из его рук кружку дымящегося кофе.
— Похвальное желание быть нужным людям. Одобряю и поддерживаю. К тому же служить такой леди, как я, — истинное удовольствие.
Иван налил себе чашку и усмехнулся.
— Благодаря ему большинство женщин находят меня неотразимым.
Она посмотрела на пустую койку Эйса.
— Где мой помощник? Выпрыгнул за борт?
— Как настоящий поваренок, он на ногах с четырех тридцати, но побоялся тебя будить. Он говорит, что во сне ты кричала о стрельбе.
Стефани опустила глаза и отхлебнула из кружки.
— Наверное, слишком много смотрела телевизор.
Иван внимательно глядел на нее, спрашивая себя, стреляла ли она когда-нибудь в людей. Он вспомнил, как она скатилась с постели, замерла на полу и инстинктивно пошарила рукой позади себя. По его спине пробежали мурашки. Она сказала, что ей двадцать девять, но выглядит она, скорее, на девятнадцать, и ее юный вид делал ситуацию еще более запутанной. Человек стреляет в себе подобных в целях самообороны, но на нее никто не нападал и не преследовал. Преступники стреляют. Но она, он уверен, не преступница. Была еще одна версия.
— Ты полицейский, не так ли?
Ей показалось, что сердце в груди остановилось, а потом вновь забилось, но слишком отчетливо. «Тук-тук-тук». Господи, когда она перестанет испытывать панический страх. Когда же, наконец, этот вопрос перестанет вспыхивать в мозгу эпизодами ее прошлой жизни? Она глубоко вздохнула и произнесла ровным голосом:
— Я была полицейским.
Сказала, как отрезала, явно не желая говорить на эту тему. Губы сжаты, взгляд устремлен на него, предостерегая от неосторожного замечания. Он вспомнил ее спуск по холму, суп из рыбьих глаз и живо представил Стефани Лоу, звезду Пятой Полицейской школы. Он смотрел на новое, незнакомое выражение ее лица и подумал, что полицейским она была более умелым, чем коком. Может быть, одним из самых лучших. И он понял, что с ней произошло что-то ужасное. Очень медленно он допил свой кофе, постепенно приходя в себя.
— Ты не хочешь об этом говорить, да?
— Да.
— На пиратском корабле у каждого свои тайны, — сказал он мягко.
