Трое мужчин как раз думали, как снять с оси поломанное колесо, хотя видно было, что держатся настороже и готовы ко всему. Пика Леонида стояла прислоненная к карете, и схватить ее ему будет делом пяти секунд.
– Приказ его императорского величества, – бросил я. – Нарушать нельзя! – После чего заметил шевеление среди подлеска, куда указала недавно вашшуна, и гаркнул предупреждение с контрольным словом, которое для моего отряда означало готовность к бою: – И пошевеливайте своими задницами! Веселей работаем, веселей! – Вдобавок подумал, почему бы хоть как-то не перестраховаться, и выдал: – А не то десятник Кернер, который видел, куда мы свернули, подумает, что мы тут решили увильнуть от службы и устроить внеочередной привал. Разве что господин Удель за нас слово молвит.
А и в самом деле, никто ведь не утверждал, что мы двигаемся по тракту в одиночку! Вот пусть теперь своими извилинами и пошевелят!
Толстяк как-то весь задергался и стал странно махать руками, словно отгоняя от себя моль, но не успел остановить своих подельников. Из леса на поляну вырвались в полных доспехах пять рыцарей-зроаков, и их командир, в расцвеченных синей краской доспехах, грозно прокричал:
– Патруль! Стоять всем на месте! Кто такие? – Затем плохо сыгранное изумление: – О! Господин баресс?! Да вас никак грабят?!
Ну, дальше нам стало ясно все и без слов: нас собрались представить как неких козлов отпущения за чьи-то интриги. Будь на нашем месте обычные воины, да еще и из части, так далеко расквартированной от этого места, да в самом деле знающие, кто этот подлый Удель, они бы в недоумении стояли и не дернулись даже. Но организатору данной подставы явно не повезло с выбором на тракте. Неужели мы смотрелись такими безобидными? Хороший повод к размышлениям.
У врагов было три лучника, которые уже начали целиться в нас стрелами: один в меня и двое в моих товарищей у кареты. Да только испуганный визг их опередил, я постарался вложить в свой артистичный крик как можно больше паники и истеричности:
– Люди! – Условное слово и вполне понятный жест в ту сторону, откуда вырвались нежданные патрульные.
Сработало! Все повернули головы туда, куда нам требовалось. А для нас самыми опасными были лучники. Поэтому выбить следовало вначале их. И начинать с пары, которая целилась в моих товарищей. Ведь Леня никак не успевает схватить свою пику, прислоненную к карете. Вначале два, а потом и третье мелькнувшие лезвия из метателя сделали свое дело на отлично. Два рыцаря стали заваливаться со своих коней. Жаль, что лезвий уже на третьего лучника не хватило, а доставать готовый к выстрелу арбалет было слишком долго. Поэтому я дал шпоры своему коню и через три прыжка выбил тяжеленной доской противника из седла. Как предсказывал когда-то мэтр манежа: «Пригодилось!» Но ударил я в последний момент перед тем, враг успел повернуться ко мне и пустить стрелу почти в упор. Наверное, мой ангел- хранитель постарался, и я не умер от боли сразу. Хотя вначале мне померещилось, что оперение стрелы у меня торчит прямо из сердца.
«Вот и все! – мелькнуло у меня в голове. – Допрыгался!»
И начал терять сознание.
Как это ни странно, но пришел я в себя от еще большей боли и как раз в тот момент, когда ударился о землю. А падать в полном рыцарском облачении, пусть даже и на мягкую травку, скажу я вам, дело не из приятных. Опять-таки ангел постарался, и я при падении не свернул себе шею, не сломал руки, не вывихнул ноги, не выбил зубы, не… (список прилагается, нужное подчеркнуть).
Кстати, так сказать, своевременное падение меня, оказывается, тоже спасло. Потому что командир патруля попытался своим огромным мечом снести мою голову вместе со шлемом. А я возьми да упади.
Второй удар мечом мог меня, конечно, достать, но мои товарищи по отряду не по грибы пришли в эту рощицу. Командир патрульных замер на втором замахе, страшно захрипел, после чего задергался в конвульсиях и грохнулся на землю. Вселенское благо, что не на мое бренное тело! (Тоже, кстати, чем не везение?!) Как оказалось чуть позже, это его так приложила вашшуна сразу двумя вещами: мастерски брошенным тяжеленным кинжалом и понесшимся во врага парализующим проклятием. Насмерть его это не убило, но от внимания к моей персоне несколько отвлекло.
Первый же выстрел метателем, который подхватил Леня, сбил с коня последнего лживого патрульного. После чего к размеренной работе, словно жнецы, приступили оба деда. Они быстро добили пытающихся подняться или еще шевелящихся людоедов. Ну а мой товарищ в спокойном темпе бросился догонять смешно улепетывающего в сторону тракта толстяка.
Именно эта картинка открылась моему взору, когда я, лежа на боку, попытался приподняться на локте.
– Не убивай! – умудрился я еще внятно выкрикнуть вслед бегущим. – В плен…
После чего понял, что если сердце и не пробито у меня, то я очень скоро умру от потери крови. И опять потерял сознание.
И опять ненадолго. Вновь очнулся от боли: из меня вынимали обломок стрелы. Я уже был раздет по пояс и лежал на какой-то попоне. Леня, и сам будучи без шлема, придерживал мне голову, а вашшуна, сбросившая с себя вообще половину рыцарского облачения, стала сращивать пульсирующую кровью рану у меня на груди. Мой товарищ, увидев открытые глаза, облегченно вздохнул и заговорил скороговоркой:
– Обстановка спокойная. Мирослав допрашивает толстяка. Бароч рыщет вокруг. Мы сразу поняли, дело нечисто, лишь увидев явно специально поврежденное колесо. В карете оказалась привязанная людоедка в дорогущем, но порванном платье и с кляпом во рту. Она потому брыкалась и мычала, когда мы стали снимать колесо, что хотела привлечь к себе внимание. Пока ее не развязали, но кляп вынули. Утверждает, что она княгиня. Подлый Удель убил ее охрану и уже ее изнасиловал. Я ей сказал, что командир ранен и решит ее судьбу позже. – (Ай да Ленька! Ай да молодец!) – Дальше баресс хотел здесь разыграть сцену банального ограбления и потом пролить кровь княгини на одного из нас как на грабителя и насильника. Похоже, патрульные должны были сыграть роль разоблачителей, которые якобы не успели к месту событий всего лишь на несколько мгновений.
Я чувствовал себя настолько ослабевшим, что доля какой-то там людоедки мне показалась совершенно равнобедренной. Раненое сердце делало последние аритмичные удары. Теперь уже точно поверил, что умираю.
– Лень… – Мне было больно даже шептать. – Моя последняя воля: найди девчонок и забери их в Рушатрон! Умоляю! Сделай это ради нашей дружбы. Они ведь такие дурочки.
На его хитрющем, пусть и обезображенном шрамами лице не мелькнуло и капельки сострадания или сочувствия.
– Умоляешь? Ну ладно, может, и сделаю. Но только с условием: ты немедленно назначаешь меня командиром отряда! Договорились?
– Почему? – выдохнул я.
– Надоело быть солдатом на побегушках: того убей, этого зарежь, этих в плен возьми…
– Как ты можешь? – задыхаясь от потери крови и от возмущения, прошипел я. – Умираю…
– Кто? Ты? Да такие, как ты, умирают только за столом из-за обжорства! – возмутился и мой товарищ. – Шаайла утверждала, что тебе ничего не грозит: стрела удачно проскочила между ребер и пробила тебе лишь кожу на боку. Ты даже крови много не потерял! Вон, лежит бедная и бледная, вырубилась. Предупреждала, что без сил останется после твоего лечения.
– Странно. Почему же мне так фигово?
Леонид заглянул мне в глаза и с придыханием спросил:
– Жареного мясца хочешь? Или сыра кусочек?
Я непроизвольно облизнулся, с удивлением замечая в себе очнувшуюся тягу к жизни. И сразу понял, что умирать рано, а надо мной самым бессовестным образом издеваются. Но подыграть стоило:
– Хочу! Давай!
– А нету! – (Он врал, у нас было!) – Если хочешь, вставай и бери себе сам.
Он бесцеремонно опустил мою голову, встал и по привычке внимательно осмотрелся. В первую очередь глянув в просвет между кронами, над полянкой. И действительно, только кречей нам тут не хватало для полного счастья.
Беспокойство заставило и меня двигаться. Вначале с кряхтением и стонами уселся. Все-таки само
