поминал Темную богиню ночи, призадумался. Потом поднял лицо.
— В реку?
Линн молча кивнула. Река была ничуть не лучше и не хуже иных мест — а вот тайны умела хранить куда как надежнее. Потому Линн быстро собрала вещи, тихо позвала свистом не замедлившую явиться на зов Синди. И пошла вслед за кузнецом, с пыхтением несущим свою скорбную ношу.
Лодку они еле вытащили из кустов и осторожно столкнули в реку. Зугги вставил весла в поворотные рогульки, коими плоскодонка по бедности была оснащена вместо стальных уключин, и в десяток сильных гребков выгнал ее на глубину.
— Жил он бесталанно и помер не по-людски. И все же, ночь, прими под свое широкое черное крыло еще одну душу. Хоть мало добра он в жизни сделал, но еще меньше от жизни видел. Даже имени толком не знаем. Эх! Покойся с миром, Сопля… — И Зугги отпустил тело в темную глубину струящейся воды.
А девчонку, тихо и смиренно сидящую на носу лодки, посетили совсем другие мысли. Ведь старине Зугги тоже не было места в ее дальнейших планах…
После следующей ночи лодку пришлось бросить — река здесь обмелела, и застрявшие на дне топляки [5] и коряги сделали дальнейшее плавание не только медленным, но и весьма опасным. Зугги не без сожаления оставил плоскодонку в прибрежных кустах.
— Авось, найдет кто да приспособит к делу… — пробормотал он.
У Линн было другое мнение по этому поводу, но она благоразумно оставила его при себе. В конце концов, меток на лодке никаких не было — в том девчонка удостоверилась лично, сбегав днем к реке за водой и быстро, но пристально осмотрев плоскодонку. Так что если бы кто и смог признать, так это мастер, сделавший ее, что уже совсем было бы невероятным совпадением.
Выйдя к опушке леса, за которой весеннее солнце щедро светило на крестьянские поля, кузнец скомандовал привал.
— Слушай, Линн. Неровен час, а если придется нам разбежаться? Давай сразу добычу-то поделим — и каждый свою долю к себе в мешок. Сколь мне уделишь — треть аль четверть?
Та не могла не признать резонность доводов старика. А с другой стороны, так даже лучше было бы. Меньше подозрений…
— Поровну, Зугги. Там столько, что на всю жизнь хватит, — ровным голосом сообщила она.
Расстелив холстину, кузнец вывалил на нее добычу последнего рейда Линн и покойного Сопли, упокойте боги его душу, — и, недоверчиво хмыкая, принялся считать. Уж что-что, а счету и чтению в Воровской гильдии был обучен каждый, перешагнувший десятилетний рубеж. И покойный ныне Упырь не без причины гордился этим достижением своих подопечных. Даже в Купеческой гильдии встречались людишки, которые полагали, что мелочи эти для приказчиков да управляющих! Хотя иногда, надо признать, за это и платились…
Шепча что-то про себя, на глазок он оценивал алмазы и лалльские рубины, нашедшиеся в одном из замшевых мешочков. Золотой обруч и колье отложил пока в сторонку, покачав головой. Пачку векселей тоже.
— Знаешь, Линн, слыхал я, что город наш бывший должон был внести свою часть выкупа — на военную контрибуцию имперцам, чтоб их демоны приласкали. И как бы вы с Соплей не ухватили это самое. Уж больно тут много…
Та не без интереса выслушала рассуждения Зугги от нечего делать втихомолку дразня да теребя безучастно и лениво сидящую на плече Синди. Дрорда сначала отдергивалась, затем вдоль шеи и спинки ее чуть стали подниматься дыбом крохотные шипы — вроде как ощетинилась. Но поскольку хозяйка не унималась, то зверушка потихоньку разошлась, непритворно шипя от злости и легонько цапая хозяйку за пальцы зубками. Однако это была их старая игра, чтобы Синди совсем уж не засыпала, да и злость свою в махоньком тельце поддерживала на должном уровне.
В конце концов дрорда не выдержала измывательств над своей драгоценной особой и обиженно взлетела. Описала несколько кругов, забавно кувыркаясь от избытка хорошего настроения высоко над сидящей парочкой. И надо ж было такому случиться, чтобы пролетающая мимо самка то ли ястреба, то ли коршуна посчитала непонятную ей, отливающую бронзой зверушку легкой добычей. Пронзительно и воинственно клекоча, птица ринулась в атаку.
Только щелчок ее мощного клюва пришелся в пустоту — Синди порхала, хаотически меняя направление и скорость полета с той легкостью, коей обзавидовались бы все летучие мыши или стрекозы, сколько их там ни есть.
Оторвавшись от своего занятия, Зугги поднял голову, с интересом наблюдая за разыгравшимся в воздухе представлением. И посмотрев на улыбающуюся Линн, он отметил, что на лице девчонки не присутствует даже тени озабоченности, покрутил головой и снова уставился вверх. Дрорда, летая на первый взгляд медлительно и неспешно, уворачивалась от атак осатаневшей и сбитой с толку хищницы с такой грациозной виртуозностью и непринужденностью, что хозяйка опять вспомнила, как в найденной среди хлама на гильдейском чердаке книге вычитала, что драконы и их малые родственники-дрорды вовсе не чужды магии — особенно в полете.
Постепенно и Синди вошла в раж — уворачиваясь от проносящейся мимо неповоротливой по сравнению с ней тушки, она стала совсем уж по-хамски пощипывать ту за когтистые лапки и даже издевательски выдернула несколько длинных серо-крапчатых перьев из роскошного хвоста. Тут уж хищная самка совсем потеряла соображение и вместо стремительных наскоков с некоторого расстояния — ринулась в навал, бестолково клацая загнутым клювом и размахивая во все стороны устрашающих размеров когтями.
— Лю! — негромко скомандовала Линн, и дрорда, ни сетанга не мешкая, поставила в забаве точку — жирную и последнюю.
Небольшой, но ослепительно яркий огненный шарик вырвался из ее пасти и встретился с перепугавшейся птицей. Вспышка бледного пламени, короткий пшик, сизый дымок — и только курящаяся дымом обугленная тушка упала неподалеку от сидящих людей. Да несколько серых подпаленных перьев с крыла, лениво кружась в ветерке, улетели куда-то за деревья.
А Синди, от восторга заложив совсем уж головоломный и противоречащий всем законам полета вираж, разразилась водопадом красноречия. Тут изумилась даже Линн — впервые она слышала победную песню дрорды. Хоть и крохотная, но все же дракониха, та оказалась источником самых неожиданных звуков. Словно музыкальная шкатулка в господском доме или горбатый скрипач Николло, она вмещала в себя целую Вселенную трелей, криков и нежного клекота.
Малышка взмывала к пронзительно-лазурным небесам, свистя на разные лады, и тут же кувыркалась не хуже голубя, издавая звуки наподобие тех, что таились в городском колоколе Сарнолла. Полого спускалась дрорда к притягивающей ее земле, что-то вереща на своем языке, чтобы снова воспарить к сиянию солнца. И вот наконец излив себя в воинственном и каком-то торжественном последнем вопле, маленькая певунья вдруг словно засмущалась и круто спикировала на плечо хозяйки.
— Весна, однако! — улыбнулся Зугги.
Он покрутил от восхищения головой и вернулся к прерванному занятию, иногда хмыкая и поглядывая на часто дышащую на своем привычном месте дрорду. А та, заглядывая в лицо хозяйки возбужденно поблескивающими глазенками, что-то негромко и торопливо рассказывала. Хотя Линн не понимала ничего, она слушала чрезвычайно внимательно, ибо с некоторых пор чудным образом приспособилась в интонациях и, переливах голоса маленькой подруги что-то понимать.
Вот и сейчас она почти увидела в рассказе дрорды и радость полета в чистом воздухе под ясным небом, и воинственную нахалку, раза в три-четыре превышающую размерами Синди, и восторг победы.
— У-умница ты моя… — ласково улыбнувшись, ответила девушка дрорде и наконец-то почесала ей шейку — любовно и нежно.
Мир и взаимопонимание были полностью восстановлены, и Синди от избытка чувств легонько потерлась ушастой головкой о щеку Линн. Затем она осмотрелась, прислушалась к чему-то доступному только ей и, совсем по-птичьи поежившись зевнула. Но перед тем как сунуть голову под крыло и заснуть, дрорда не без подозрительности покосилась на хозяйку. Уж что-что, а поспать после хорошо сделанной
