Хофман прищурился.
— Так же, как и у других в Лондоне, кто занимается расследованиями. Почему бы вам не обратиться к кому-нибудь еще?
Объяснения, казалось, причиняют Хилтону страдания.
— Мне сказали, что у вас есть друзья в «Койот инвестмент».
Хофман побледнел. Ему хотелось по возможности оградить Лину.
— Зря вы так думаете, — сказал он.
— Где вы возьмете информацию — дело ваше, мистер Хофман. Я готов заплатить за нее — вот мое предложение.
— И во сколько же вы ее оцениваете, эту информацию, которой у меня нет?
— Дорого. Я уже говорил вам, я богат.
— Мои условия — один миллион долларов, деньги вперед.
— Но это неслыханно.
— Может быть. Но здесь именно столько стоят такие сделки — с фальшивой визиткой, со всякими хухры-мухры, когда нужно украсть информацию, нарушив английские банковские законы. Я такими делами не занимаюсь. И не люблю шпионов.
— Не сердитесь, мистер Хофман. Я просто хотел сказать, что миллион долларов — это очень большие деньги. Вполне возможно, что мы заплатим вам такую сумму за ту информацию, о которой я говорил; но я должен подумать.
— Думайте, что хотите. Кстати, для записи, если у вас под вашим замечательным шпионским костюмом есть шпионский магнитофон: я отказываюсь заниматься какой-либо нелегальной деятельностью и заявлю об этом однозначно в записке о нашем разговоре для моего адвоката.
— Не надо адвокатов, мистер Хофман. Я пришел с деловым предложением. При чем здесь суд?
— Мой номер телефона — на карточке. Позвоните, если у вас будет настоящая работа.
Хофман проводил его до двери. Открыв ее, он увидел еще одного человека, который ждал в холле и смотрел, чтобы никто не помешал любознательному мистеру Хилтону. Он тоже был смуглый, с курчавыми волосами и размеренной, качающейся походкой циркового униформиста.
— Сводите вашего друга что-нибудь выпить, — сказал ему Хофман. — Кажется, ему надо слегка расслабиться.
Проводив посетителя, Хофман совершил поступок, для него нехарактерный. Он позвонил отцу в Афины, чтобы посоветоваться. Там был полдень, и Фрэнк Хофман, видимо, находился в похмелье. Сэм боялся, что сейчас опять начнется лекция про море денег. Но отец, кажется, забыл о прошлом разговоре. Его порыв иссяк.
— Привет, папа, — сказал Сэм.
— Кто это? — При единственном сыне вопрос Фрэнка Хофмана был глупым; он просто не любил, когда его заставали врасплох.
— Это Сэм. Как ты сегодня?
— Говенно. Вчера вечером принял лишнего с одним гинекологом из Катара. Рассказывал замечательные истории о частной жизни почтенных настоятелей двух святых мечетей. А как ты?
— Неплохо, папа. Грех жаловаться. Много работы.
— Не кричи так громко. Голова болит.
— Извини, — шепотом сказал Сэм.
— Вот, хорошо. Так что же за звонок из поднебесья? Боюсь, что не сыновняя привязанность. Не иначе, тебе что-нибудь нужно.
— Мне действительно нужен твой совет, папа.
— Как трогательно. Вот для чего существуют папочки — платить по счетам и давать советы. Чем могу быть полезен?
— Тебе что-нибудь говорит фамилия Хилтон?
— Конечно. У него множество гостиниц. Я в них часто жил. Следующий вопрос.
— Перестань, папа. Я не его имею в виду. Этого зовут Мартин Хилтон. Ты его не знаешь по службе?
— Вроде нет. Как он выглядит?
— Среднего роста. Тридцать пять лет. Темный. Манеры приятные, но костюм носит не очень складно, если можно так выразиться. Он смахивает на твоих бывших коллег, только более спокойный.
— И что ему было нужно?
— Информацию. Но не по-хорошему: он все время намекал, что работает Бог знает на кого, а на кого — не сказал. И кажется, он располагает очень большим карманом.
— Что еще?
— Из того, что можно сказать по телефону, — все.
— А, мы соблюдаем конспирацию! Очень романтично! Что, тут опять замешаны ай-яй-яй-рабы?
— Да, конечно. А ты как думал? Может Хилтон работать на Цирковое и развлекательное училище?
— Ни в коем случае. Если бы им от тебя что-нибудь было нужно, они бы так и сказали. Или попросили бы меня, хотя подозревали бы, что я пошлю их на…
— Побереги красноречие, папа. Ты знаешь, на меня это не действует. Как ты думаешь, на кого он тогда работает, если только не выпендривается?
— А шел бы ты тоже на… сынок. Откуда мне это знать?
— Подумай. Ты же все знаешь.
— Конечно, но с чего бы это я стал тебе рассказывать?
— Потому что ты меня любишь. Потому что я твой сын.
— О’кей. Раз уж ты завел эти вонючие деточки-папочки, я думаю, что скорее всего он работает на «Южную компанию».
— Он из Дикси? — Этим кодом когда-то в Бейруте обозначали израильтян — неупоминаемых людей с юга. Еще мальчиком Сэм часто слышал, как отец бормотал что-то насчет Дикси и «Южной компании».
— Конечно. Это их типичные ширлихи-манирлихи. Любят помахать чужим флагом и потрясти мошной, а выучка никудышная: несут всякую плохо состряпанную чушь. Наверняка они.
Сэм мысленно кивнул. При всем раздражении, которое звучало в голосе отца, это походило на правду.
— Что у тебя случилось, что ты так ругаешься?
— Да много чего. Это к делу не относится. Я всегда ругаюсь. Ну, и что было нужно этому Хилтону?
— Это по поводу одной арабской страны на букву «И». И по поводу денег.
— Тьфу, черт. — Наступило долгое молчание, которое прервал Сэм.
— В чем дело, папа? Что-нибудь не так?
— Да нет, юноша, ничего. Но я тебе дам один совет. Раз уж ты просил совета, так на, задавись.
— Слушаю, сэр.
— Будь осторожен. В арабском мире сейчас творится черт-те что, даже по тамошним меркам. А особенно осторожен будь с этими мудозвонами иракцами. В Багдаде сейчас какая-то жуткая грызня. Не спрашивай меня какая, я и сам не знаю. Но все твердят, что там что-то качается.
— Что же может происходить в Багдаде?
— Я тебе только что сказал, что не знаю, черт побери. О Господи! Никто меня не слушает! Так что попомни мои слова, сынок. Сейчас не время шутить шутки с иракцами. Или с типами по фамилии Хилтон.
— Все равно не понимаю. Что ты имеешь в виду?
Фрэнк Хофман вздохнул.
— Что верно, то верно. Ты не понимаешь меня и никогда не поймешь, даже и не старайся. Просто делай, как я сказал, и не пори чушь. Понял?
Хофман почувствовал, что время заканчивать разговор. Видимо, Везувий вот-вот должен был
