попала в бак, и машина взорвалась. Позднее, осмысливая произошедшее, Уинклер и Паппас сделали вывод, что это действительно была простая погоня, а не операция, спланированная спецслужбами. Те не допустили бы взрыва и сделали бы все возможное и невозможное, чтобы взять беглецов живыми и допросить.
Увидев вспышку пламени, Эдриан вскрикнул и рухнул на колени. Гарри хотел найти для него слова утешения, но не мог. Чуть раньше такое случилось и с ним. В его руках была жизнь молодого парня, которую он не смог уберечь. Двое друзей застыли в отчаянии. Наконец Джереми, оперативник из ашхабадской резидентуры Секретной разведывательной службы, отвел их к вертолету. Надо убраться отсюда прежде, чем иранцев станет еще больше и ситуация усложнится.
Глава 37
Они вылетели в Лондон, неся на плечах горе и тяжесть провала. В первые несколько часов они не могли думать ни о чем, кроме как о смертельной горечи постигших их потерь. Когда вертолет вернулся в Ашхабад, Камаль Атван отбыл в Лондон. «Бизнес не ждет», — сказал он. По его распоряжению Эдриану Уинклеру был предоставлен второй самолет, заправленный и готовый к вылету. Джереми, сотрудник ашхабадской резидентуры, посоветовал друзьям исчезнуть как можно скорее, пока не поднялся шум. С мрачным видом он вручил Эдриану только что пришедшую телеграмму от сэра Дэвида Пламба. Общий ее смысл сводился к приказу: «Немедленно убирайтесь оттуда ко всем чертям».
Гарри не стал спорить по этому поводу. Он пытался соединить события последних дней в логическую цепочку, чтобы понять, что все-таки произошло. Ему было все равно, где этим заниматься. Паппаса охватила ярость, он проклинал всех и вся, но себя — в особенности.
Им предоставили «Гольфстрим», один из личных самолетов Атвана, на которых тот катал друзей и бизнес-партнеров, обставленный как настоящая гостиная с крыльями, с обитой черной кожей мебелью и золотыми украшениями. В нем была даже ванная, с окном во всю длину. Бортпроводником оказалась женщина, родом из Северной Англии, с такими ногами, что, когда она наклонялась, подавая напитки, ее бедра оказывались на уровне глаз клиентов. Эдриан, похоже, не в первый раз путешествовал на этом самолете. Как только они взлетели, он отправился в хвостовую каюту и попросил бортпроводницу постелить ему постель. Белье оказалось из черного шелка, а в потолке спальни было зеркало. Эдриан предложил Гарри прилечь, но тот отказался, и Эдриан улегся в одиночестве, закрыв дверь.
Сев в глубокое кресло, обитое черной кожей, Гарри закрыл глаза. Спать он не хотел, надо было все обдумать. Все на виду, но ничего не понятно. Одни вопросы. Как получилось, что в Мешхеде погибли четыре человека? Кто смог застать врасплох хорошо обученных бойцов «Инкремента»? Почему был нарушен первоначальный план эвакуации? Откуда Джеки взяла этот черный «пайкан», на котором ей почти удалось пересечь границу? Кто вел машину? Следя за ними в бинокль, он хорошо разглядел саму Джеки, но водитель был незнакомым. Что произошло в последние мгновения перед их гибелью? Он видел, как Джеки выстрелила куда-то в сторону пола, прежде чем приставила пистолет к своей голове. В кого она стреляла? Видимо, в Карима. Если так, значит, его операция в центре «Ардебиль» закончилась успешно. Или нет? Что делают иранцы? Знали ли они, что против них проводится операция, и если да, то как давно? Или акция была под чужим контролем с самого начала? В возможность последнего Гарри не хотелось верить. Это стало бы страшным позором для него. Но, судя по количеству убитых, исключать этого нельзя.
И наконец, какую роль в этом сыграл Камаль Атван? Здесь все было совершенно непонятно. Ливанец участвовал в выполнении каждого из этапов операции, действуя уверенно, так, будто у него была собственная разведслужба. Он сделал все, что обещал, но в результате дело закончилось катастрофой. «Что же я упустил?» — спросил себя Паппас. Что-то такое, что помогло бы предвидеть надвигающуюся трагедию, когда они только планировали отправить Карима Молави обратно в Иран. Не получилось ли, что мальчишка погиб из-за его, Гарри, невнимательности?
Гарри дал Эдриану возможность поспать пару часов, а потом разбудил его. Он пришел в кормовую каюту с чашкой черного кофе в руке.
— Надо поговорить, братец. Вставай.
— Я конченый человек, Гарри, — ответил британец, просыпаясь. — Я любил эту женщину. Сейчас я выпил таблетки, чтобы заснуть. Давай поговорим в Лондоне.
— Подымайся, — сказал Паппас, подавая ему чашку с кофе. — Я серьезно. Мне надо получить от тебя несколько ответов, прежде чем мы приземлимся. Это дело может громыхнуть на весь мир, и я хочу понять, какого черта все так случилось.
Застонав, Уинклер сел и взял чашку. Он понимал, что Гарри не оставит его в покое, пока они не поговорят. Этот американец мог выглядеть податливым, но в главном он не уступал никогда. Шатаясь, британец пошел к уборной, стены которой были обиты красным плюшем. Почистил зубы и умылся. Когда он вернулся, Гарри заставил его допить кофе, а потом принес еще одну чашку.
— В самолете нет «жучков»? — первым делом спросил он.
Они сидели друг напротив друга в хвостовой каюте, на заправленной постели.
— Не знаю ни черта, — ответил Эдриан. — Может, и есть.
— Тогда разговаривай шепотом, а я буду отвечать тебе так же. Дело касается только нас, а не твоего партнера по бизнесу.
Эдриан вздрогнул.
— Тише, Гарри. У меня под угрозой вся карьера. Если я ошибусь, мне крышка.
— Ну и что? Мне тоже. Так что говори мне на ухо, чтобы никакой микрофон этого не уловил.
Эдриан кивнул. Гарри наклонился к нему и зашептал:
— Джеки позвонила тебе, чтобы сообщить, что они выбираются другой дорогой. Так?
— Правильно, — ответил Эдриан. — Сказала, что мы должны прибыть в Калат. Заставила меня повторить.
— Что она еще говорила?
Эдриан задумался, прикрыв глаза, потом снова придвинулся к Гарри и ответил:
— Что потеряла двоих. Карим с ней, он жив, и они пытаются выбраться.
— Что еще? Она что-нибудь объяснила? Она не рассказала, что произошло в Мешхеде и почему пришлось изменить план?
— Ничего. Разговор был недолгим. Думаю, она опасалась, что их запеленгуют, и хотела поскорее закончить его.
Сверкнув глазами, Паппас отшатнулся и заговорил громко, срываясь на крик.
— Я тебе не верю, Эдриан! Не может быть, чтобы она больше ничего не сказала. Признавайся, будь ты проклят! Что еще?
Он схватил Уинклера за воротник и притянул к себе.
— Ничего, — прохрипел Эдриан.
Гарри дал ему пощечину.
— Ты лживое дерьмо, Эдриан. Говори правду. Этот звонок — часть операции. Его переадресовывали через Лондон. Думаешь, мы его не перехватили и не сможем декодировать? Ты что, из ума выжил? Я все равно все узнаю. Вопрос лишь в том, останется ли у меня хоть капля уважения к тебе. Так что говори правду, ты, сволочь самовлюбленная!
Он залепил Уинклеру вторую пощечину.
Англичанин разрыдался, но не от ударов, а от отчаяния. Он точно помнил все, что сказала Джеки, ее последние слова навсегда остались в его памяти. Он склонил голову на плечо Гарри, и тот почувствовал, как его рубашка стала влажной.
— Вот в точности то, что она спросила: «Черт побери, что происходит, Эдриан?» Она хотела понять, где мы ошиблись, почему план пошел насмарку. Сказала, что не знает, удалась ли операция. Она была
