…уходил на Межу один человек, возвращался оттуда — уже другой.
Человек ли?
— В чем цель существования охотников Гвинн Брэйрэ?
— Уничтожить враждебных людям фейри.
— Всех?
— Нет, конечно.
Надо лишиться разума, чтобы извести все враждебные людям силы. Достаточно того, что Гвинн Брэйрэ заменяют собой благих богов, не хватало еще взять на себя обязанности богов гнева и несчастий. Неплохо было бы избавить тварный мир от войн и болезней, сделать всех без исключения людей честными и благородными, а заодно уж позаботиться о том, чтобы не происходило с ними никаких досадных случайностей, предусмотреть которые никто не в силах, кроме тех фейри, что их подстраивают. Но откуда тогда люди будут знать, что хорошо и что плохо? И не придется ли после этого самим Гвинн Брэйрэ время от времени убивать их, выполняя чужую работу?
Мудрые учат, что люди слабы и в силу слабости своей не способны на добрые дела, если не будет над ними того, кто силой толкает их к добру и свету. Мудрые все какие-то злобные, это, наверное, от ума. Они не видят всего, впрочем, вообще всего не видят и Гвинн Брэйрэ, однако братья хотя бы в состоянии удивляться противоречию: если люди так плохи, как о них говорят, каким же чудом умудряются они противостоять окружающему их злу? Ведь нет над ними никого, кто мог бы проявить силу и указать верное направление. Нет добрых богов, которым они поклоняются, а люди все равно умеют любить, умеют проявлять великодушие, прощать, и даже приносить себя в жертву ради спасения многих, как сделал это сын Белого бога. К чему клонит Орнольф?
— Ты и сам уже догадался, — похвалил рыжий дан. — Син надеется на тебя и хочет с твоей помощью освободить людей от всех фейри.
— Включая Змея?
— Его обожаемого Змея… да. Старший считает, что люди достаточно знают о добре и зле, чтобы обходиться без наставников.
— Без фейри. И без Гвинн Брэйрэ?
Похоже, что так. Но если желание Сина осуществится, чем будут заниматься братья?
— Нести свет новой веры, — ответил Орнольф раньше, чем Альгирдас успел спросить. — Или, точнее, свет множества новых вер. Разным племенам — разные, чтобы прижилось. Единобожие кажется Старшему удачной идеей. А нам не привыкать выдавать себя за самых разных… святых. Так что будь готов, Эйни. Благих богов никогда не было, и мы привыкли к этому, постарайся и ты привыкнуть к тому, что злых богов не станет тоже. В том числе и твоего покровителя.
— Твой-то останется, — проговорил Альгирдас, прислушиваясь к ощущениям. Нет, ничего в душе не протестовало, не мешало поднять руку на божество, отметившее его сначала слепотой, а потом последовательным истреблением близких. — Стихийных повелителей мы трогать не будем, так?
— Так, — не очень уверенно подтвердил Орнольф, — если только они не вспомнят, что кроме стихий, властвуют еще и над воинами, например. И как бы там ни было, Эйни, если Гвинн Брэйрэ возьмется за это, тебе еще долго придется жить под охраной.
— А если нет, меня будут охранять вечно. Ты знаешь, кого мы ожидаем после каждой новой охоты?
—
— Самый ничтожный фейри из окружения Змея, но даже его мы ждем, затаив дыхание… охотники тревожатся, и Син тоже неспокоен. Мне кажется иногда, что Сенас в одиночку способен уничтожить нас всех. Так как же Старший намерен расправиться с другими, куда более могущественными?
— Иначе, чем с Сенасом, — хмыкнул Орнольф. — Не все решается в бою.
Светло-карие глаза Альгирдаса смотрели выжидающе.
— И не все зависит от тебя, — сказал Орнольф. — Знаешь ведь, Син никогда не рассчитывает на кого-то одного.
Именно этих слов ожидал от него Паук.
Ему было шестнадцать лет — вполне достаточно, чтобы воевать или править землями и племенами, но все еще слишком мало, чтобы принимать без страха возложенные на него ожидания. Или, может быть, страх — неверное слово? Альгирдас не боялся… он просто не всегда был уверен в будущем. И ему очень хотелось верить Орнольфу, верить, что Син не рассчитывает на одного лишь Паука. Хотелось верить в мудрость Сина, — старший наставник никогда не давал оснований усомниться в себе. Но казалось, что Орнольф солгал, зная, что именно эта успокаивающая ложь нужна Пауку, и еще казалось, что наставник Син затеял слишком рискованную игру.
Много ли известно в братстве о Сине? Он древнее деревьев в Ниэв Эйд и мудрее самого Змея, он не зря зовется Старшим и он привык побеждать…
Способен ли Син использовать паутину против смертных людей?
Эй, Паук, не лги себе, это некрасиво! Спроси иначе: будешь ли ты запутывать смертных людей в свои тенета, если Син попросит об этом?
ГЛАВА 3
Как в какой-нибудь диковинной пляске чернокожих колдунов, то мечущихся в неистовстве ворожбы, то расслабленно склоняющихся к земле, в жизни Альгирдаса волнующее напряжение ежедневных охот вдруг сменилось мягким течением времени в родном доме, в родном лесу, на родной земле.
Син велел ему отправляться к отцу. Он не выглядел недовольным, старший наставник — единственный наставник Паука, он был как всегда невозмутим, но даже Альгирдас, обычно нечуткий к движениям в глубинах чужой души, услышал в голосе Сина легкий скрип неудовлетворения.
Паук не оправдал надежд наставника?
Нет. В том и беда, что оправдал, сделал даже больше, чем от него ожидали, да вот усомнился в собственном праве распоряжаться судьбами смертных. А это для Гвинн Брэйрэ недопустимо.
— Неправда, — сказал Орнольф, прощаясь, — мы не должны и не смеем вмешиваться в дела людей. Мы защищаем их. Только защищаем. Не учим. Не ведем за собой. И никогда ничего не решаем за них.
— Не называй меня Эйни, — привычно огрызнулся Альгирдас.
Син был ханем, а Орнольф — даном, они видели жизнь очень по-разному. Ничего не оставалось, кроме как самому решать, кто из них прав с точки зрения Паука. И кто прав с точки зрения будущего Старейшего Альгирдаса.
Как раз за тем, чтобы Паук мог принять решение, Син и отправил его к отцу. За полгода, безвылазно проведенных в благословенных землях Ниэв Эйд и на Меже, Альгирдас успел основательно подзабыть, что такое смертные люди, столь уважаемые Молотом Данов.
Оржелис выглядел много старше своих лет. Два года прошло с тех пор, как неведомый изувер жестоко убил его дочь. Два года не было дома сына. И эти два года состарили Оржелиса как десять.
Обнимая отца, Альгирдас заметил, что сравнялся с ним ростом, хотя, конечно, Старейший все еще был шире в плечах и наверняка сильнее. Но в этом его сыну, который тонкой костью и хрупким сложением походил скорее на нага-полукровку [6], чем на человека, равняться с отцом и не стоило.
Еще в Ниэв Эйд Паук начал догадываться, на что рассчитывал старший наставник, отправляя его домой, а дома догадка превратилось в уверенность. Как мало знают Гвинн Брэйрэ о смертных, которых они защищают! Совсем не похож Ниэв Эйд на земли тварного мира! И неясно, за что же Орнольф чтит этих людей, неумных и слабых, и даже не подозревающих ни о слабости своей, ни о глупости.
