слабый и недостаточно тепло от батарей. «Я говорил тебе давно, их надо сменить». Садится, спрашивает, каков новый шоколад, видят ли все хорошо друг друга или стоит сменить комнату. Смотрит на меня и сидящую рядом Рахель. «Вижу, привел жену. Наконец-то вы опять вместе». Затем, сделав паузу, продолжает, не глядя на меня: «Возникла у нас, Меир, интересная идея, из тех, которые предложили мне после дневного заседания. Это кажется наиболее реальным. Выслушай меня, Меир, до конца и не волнуйся. Идея такова, что ты на себя возьмешь весь убыток, который будет обнаружен. Ты был одним из инициаторов дела в Галилее, и к тому же, Рахель довольно близко связана с Хаггаем (на букву «г» он давит, как на педаль пианино). – Натан на минуту замолкает, ибо секретарша приносит ему несколько писем для прочтения и подписи. Он быстро пробегает взглядом бумаги и подписывает в нескольких местах. Благодарит секретаршу с улыбкой, и она покидает зал. Снова обращается ко мне, на этот раз глядя прямо в лицо: – Меир, мы лишь обсуждаем идею, ничего не будет предпринято без твоего согласия. Для всех вне фирмы ты тот, кто берет на себя все убытки. Объяснишь письменно, как это случилось, ведь никто в нашей фирме не умеет так оформлять мысли, как ты. Но главное это то, что я сейчас скажу: между мной и тобой все будет абсолютно упорядочено. Даже если ты объявишь себя банкротом, все заботы и ответственность за Рахель и Ярона лягут на меня. В личном плане у тебя будет еще больше, чем есть у тебя сейчас». Рахель кладет руку мне на колено, сжимает его и молчит. Не знаю, поняла ли она что-то из слов Натана. Я сбит с толку и меня просто тянет покинуть это помещение.
Натану сообщают, что звонит Дана. Он отвечает с места громким голосом: «Ты, конечно же, беспокоишься о своем друге. Может, тебе скучно. Я же разъяснил тебе, что Меир на моей ответственности. Можешь успокоиться».
Теперь Натан просит двух начальников отделов представить данные об общем объеме продаж. Начинается дискуссия о шансах улучшения рынка в ближайшие месяцы. Натан выглядит усталым, почти засыпающим, но не теряет нити дискуссии, то и дело вмешиваясь в нее и формулируя заново отчет каждого. После часа дебатов все расходятся.
Мы с Рахель встаем, и она, непонятно кому, негромко говорит «до свиданья». Снова Рахель ведет машину, а я пытаюсь сформулировать некий текст письма Дане: «Дорогая, а мне особенно, Дана. Взволновало меня очень, когда ты позвонила Натану во время весьма неприятной встречи вечером. Нет у меня более близкого человека, чем ты. Прошу тебя об одном: береги себя (этого я желаю многим людям) и столь же бережно относись ко мне. Я очень оскорблен, и боюсь Натана. Твой Меир».
Заклею письмо в конверт и попрошу Ярона отнести утром и вручить в руки Дане. Рахель ни о чем не спрашивает меня, я же колеблюсь, стоит ли рассказать ей о письме. В конце концов конечно же расскажу, но торопиться не стоит. Пока же следует мне посоветоваться с Рахелью по поводу завтрашнего дня: пойти ли на работу, как будто ничего не случилось, проследить за ремонтом здания, или остаться дома на несколько дней.
– 40 —
Я остаюсь дома. И Рахель рекомендует мне отдохнуть. «Если позвонят из офиса, я отвечу им». – «Рахель, это может оказаться ошибкой с нашей стороны», – говорю я в испуге. Но она стоит на своем: «Если и ты хочешь, чтобы мы вернулись к относительно нормальной жизни, пришло время, чтобы ты сосредоточился на том, что происходит в нашем доме. Ярон уже взрослый парень, но еще нуждается в нас обоих». – «И все же, Натан может рассердиться, если я не отвечу ему по телефону». – «Я ведь говорю с тобой о других важных вещах, оставь Натана в покое, достаточно ты с ним запутался. Почему бы тебе не приготовить нормальное место для работы дома, почему бы нам не сделать ремонт, может быть, даже достроить небольшую комнату для еще одного ребенка», – говорит она и отворачивает от меня взгляд. Я потрясен тем, что Рахель говорит о возможности заиметь еще одного ребенка, если со времен моей болезни у нас вообще не было никакой физической связи.
Спустя два дня посещает нас Узи, ибо, как говорит, беспокоился по поводу моей неявки на работу. «Только не попадай опять в больницу. Никто из нас не желает этого. Вот, я тут принес некоторые вкусные вещи, чтобы облегчить заботы Рахели». Он извлекает из кармана большую салфетку, кладет на нее печенья и сыры: «Все здесь кошерно, можешь проверить». Достает из мешка новый напиток, лишь недавно появившийся на прилавках страны.
«Твое письмо Дане совсем сбило ее с толку, – говорит мне Узи, – она просто не знает, что тебе ответить». Я чувствую себя уязвленным, даже униженным. Как это я по глупости так вот обратился к женщине, которая, быть может, любила меня, и которую я любил. К женщине, находящейся в доме Натана и собирающейся за него замуж. Узи продолжает: «Оставим письмо, Меир. Ты, как всегда, усложняешь простые вещи. Так ты поступил, когда Натан возложил на тебя обязанности управлять фирмой, да и глупость с Галилеей принял слишком всерьез. Теперь же надо заняться и вправду серьезными делами. Я тут принес два-три письма для твоей подписи. Тебе следует принять предложение Натана. Ты сможешь в будущем стать действительно богатым и беззаботным человеком».
Узи передает мне эти письма и просит, чтобы я их прочел после его ухода. «Жалко сейчас тратить время на эти письма. Может, используем его для других дел. К примеру, дай мне оригинальную идею, как отпраздновать свадьбу Натана и Даны». Я поражен поведением Узи: является в мой дом с критикой, даже не объясняет, как остался в должности, ведь Натан сказал во всеуслышание, что увольняет его, и дает мне какие-то туманные указания. Гляжу на него и неожиданно улыбаюсь. Кажется, Узи удивлен. «Узи, может, мы поговорим о том, что действительно важно. Близость между мной и Натаном обязывает его обратиться ко мне напрямую. Вы явно выбрали неподходящий способ, чтобы убедить меня подписать эти письма. Я предлагаю тебе оставить эти письма и попросить Натана, чтобы он сам связался со мной». Узи встает и, как мне кажется, потрясенный, уходит. Впервые в жизни я не сопровождаю гостя до дверей моего дома.
– 41 —
Я, Рахель и Ярон читаем сначала про себя, а затем вслух все три письма. В двух письмах речь идет о том, что я беру на себя все финансовые убытки, образовавшиеся от деятельности фирмы в Галилее: дается короткое объяснение о предполагаемой пользе связей с Хаггаем, о надеждах, с ними связанных, о некоторых успехах и затем – о тяжелейших осложнениях. Я подтверждаю, что безосновательно пытался обязать фирму покрыть убытки. Но ныне я признаю все эти факты и принимаю за них ответственность. Во втором письме я заявляю, что все мое имущество предоставляю кредиторам в рамках просьбы провозгласить меня банкротом.
Третье письмо написано в черновом варианте. Узи, как секретарь фирмы (я и не знал, что он получил эту должность), сообщает мне, что в свете моего особо важного вклада в развитие фирмы, несмотря на все осложнения, в которые я ее ввел, планируется новое дело за границей в области культуры, с привлечением финансов, и меня полагают включить в этот план. Речь идет о поездке на несколько месяцев в Европу, большом бюджете на покупку редких журналов, и полной оплате этой поездки фирмой, которая готова даже взвесить «присоединение» всей моей семьи к этой поездке. Рахель просит нас замолчать и дать ей спокойно еще раз прочесть все эти письма. Затем она просит, чтобы Ярон еще раз прочел их, но вслух. Смотрит на меня странным взглядом: «Именно теперь, когда у нас возникла возможность стать нормальной семьей и даже завести еще одного ребенка, именно сейчас они все это разрушают». Она начинает все громче плакать. Какая-то в ней угроза и испуг одновременно. Она кричит на меня, и какие-то необычные звуки прорываются в ее голосе. Ярон смотрит на нас и колеблется, уйти ли ему в свою комнату. В конце концов, усаживается между мной и матерью. Рахель снова взрывается: «Ты, ты взял семью, устойчивую, упорядоченную, и полностью ее развалил. Что он хочет от нас, этот человек, Натан? Почему ты должен был зарабатывать на жизнь у этого злодея?» Неожиданно замолкает и спокойным голосом спрашивает Ярона, не хочет ли он пить. Пытается успокоить свое лицо, что ей трудно дается, и даже редкие волоски на ее лице в этот миг особенно видны.
Ярон берет карандаш и отмечает некоторые места в письмах. «Не волнуйтесь. Это можно потом стереть, если захотите. Но есть у меня несколько важных замечаний. – Рахель смотрит на него, то ли с болью, то ли с удивлением. – Я думаю, мама, что следует все взвесить. Вполне возможно их обхитрить. Чем грозит нам то, что отец возьмет на себя долги других? Не могут же они взять от нас больше того, что у нас есть, а это не так уж много. С другой стороны, такой шаг отца повернет все положение в нашу пользу. Натан обязан будет нам помочь. Он будет полностью зависеть от отца, он будет бояться нас разочаровать. Можно будет начать нечто новое и сильное и потребовать от Натана многого». – «Если ты говоришь так, –
