вам Пузынёв, можно?
Ответ прозвучал невнятно для Василия Петровича, но для секретарши вполне разборчиво. Она улыбнулась и предложила Пузынёву пройти в кабинет.
Влад Евгеньевич — грузный человек с лицом пожилого интеллигентного вампира — сидел за широким прокурорским столом и водил пальцем по чистому листу бумаги. Окно за его спиной было наглухо зашторено, горящие светильники под готическую старину медленно вращались, уродуя потолок кровавыми бликами.
— Чем это у тебя пахнет в приемной? — поприветствовав коллегу, спросил Василий Петрович.
— Трубу отопления прорвало, — ровным голосом, не отрывая взгляда от стола, ответил Осиновский.
Василий Петрович, не заостряя внимания на пикантности ситуации, сразу приступил к своей проблеме. Осиновский слушал без видимого интереса, вычерчивая пальцем на столешнице непонятные фигуры. Когда Василий Петрович закончил, спросил:
— От меня чего хочешь?
— Ну не сажать же их прошу, просто совета.
— Совета? Что ж, спали их, подошли киллера, организуй похищение. Что еще? Натрави либеральную прессу. Сфальсифицируй улики, подкинь снаряд от гаубицы, литровую банку с героином. Не тебя учить, ты ведь на это мастер.
— Не знаю в чем дело, но уверен, что это не сработает, — твердо сказал Василий Петрович, — тут нужно что-то неординарное.
— А ты напугай их, — предложил вдруг Осиновский, — в ГУВД ведь проводят плановые учения ОМОН? Так и сориентируй их на местности, пусть борются с террористами рядом с твоим участком, освобождают в деревне заложников. По-моему, дело это шумное, безпокойное — такое не скоро забудешь. Тем более, если ожидаешь его повторения в ближайшем будущем. А ведь в пылу учения что-то может и пострадать, взорваться, к примеру, или сгореть? Не так ли?
— Та-ак! — протянул Василий Петрович, разворачивая плечи. — Нет, ты гений, Влад, я всегда это говорил! И как я сам не догадался?
— Если когда-нибудь достигнешь моих высот, — Осиновский иронично улыбнулся, — много чему научишься.
Василия Петровича окатила волна раздражения, но внешне он оставался спокойным и даже ответно улыбнулся.
— Что, остограмимся? — предложил Осиновский и, откинув верхнюю часть стоящего рядом глобуса, достал из обнажившегося винного погребка бутылку коньяку и два шарообразных, красного стекла, бокала.
Разлили, выпили, пожелав друг другу «всего». Потом выпили по второй. Василий Петрович ощутил в груди теплую истому. Кровь помолодела, ожила, ускорила свой бег. Захотелось душевного разговора.
— Слушай, Влад, — Василий Петрович, перехватив инициативу, плеснул коньяку в оба бокала, — вот мы с тобой борцы за чистоту общества, выгребаем, можно сказать, авгиевы конюшни преступности. И что? Какая нам за это благодарность? Да никакой! Довольствуемся, можно сказать, крохами. Все кругом поделено, разворовано. А где наша доля? Нет, с этим надо что-то решать! Бороться за свое, зубами выдирать.
— Не знаю, о чем ты? — Осиновский пожал плечами и поднял вверх бокал, рассматривая на просвет кажущуюся кроваво-красной жидкость. — Мне так хватает. И домик у меня неплохой, и у детей все нужное есть, и у жены, и у любовницы. Что еще надо, чтобы встретить старость? Да и у тебя, знаю, неплохое поместье у озера. Праздник жизни — чисто Хэллоуин!
— Разве это поместье? — нетерпеливо перебил Василий Петрович. — Вот у Березовского, Гусинского — это да, дворцы! А охрана, яхты, самолеты? Чем мы-то хуже?
— Василий, дорогой, — Осиновский снисходительно улыбнулся, — на всех не хватит! Кому-то больше, кому-то меньше — это диалектика! Пусть там наверху тешатся б?льшим, а нам оставляют мeньшее. Только гарантированно оставляют, на законных, так сказать, основаниях. К слову сказать, ведь большинству вообще ничего не достается.
— Причем тут большинство? — Василий Петрович махнул рукой. — Быдло оно и есть быдло. Речь про нас, на нас ведь все стоит…
— Да ни чего на тебе не стоит! — повысил тон Осиновский. — Тоже мне, избранный! Ты представь себе крупный город, в каждом его районе, в каждом, подобном этому, здании сидят такие как мы с тобой. Много таких, как мы. Представь, если все потянут
