– Посылал несколько раз. Да ну их – на почту больше потратишь. Им же три тысячи людей правильные ответы пришлют, а они вытащат вслепую, наугад, одно письмо и дадут по нему приз, к тому же ерундовый. Ну и смысл им писать? Черт, где же носки?
– А вы что, один живете?
– Один. Была жена, да к мамочке смылась. Не нравится ей, видите ли, мой образ жизни. – Пытаясь передразнить бывшую жену, он заговорил тоненьким противным голосом: – «Надо ходить на работу каждый день, ночами спать, а не сидеть за компьютером. Главное, деньги в дом регулярно приносить, и побольше». Ни черта, дура, в творческой работе не понимала! Теперь объявится скоро, – добавил он уже своим голосом, но очень ехидным тоном. – Наверняка объявится, совсем забудет про мой неправильный образ жизни. Только вот ей! – Ребриков покрутил в воздухе многозначительным кукишем. – Ну, я готов!
– Тогда поехали. Вас в Серпухове до самого подъезда довезти?
– Если вам нетрудно, даже до квартиры проводите. Вдруг они все-таки нас выследили?
Глава 10
В аппаратной Колапушин продолжал разговор с Гусевым:
– Вы знаете, Виктор Александрович, в начале игры Троекуров говорил, что никто на площадке не знает правильного ответа. Но у меня, после того, как я тут у вас кое-что посмотрел, создалось впечатление, что Троекуров все-таки его знал. Или я не прав?
– Верное впечатление, – спокойно ответил Гусев. – Правильный ответ передали ему через наушник сразу же после вопроса.
– Зачем?
– Во-первых, так ему проще было запутывать игроков. А во-вторых, он мог дать массу полезной информации, к тому же правильной. Ее редакторы заранее подготавливают и тоже через наушник передают. Помните, мы с вами смотрели вопрос про вулканы? Чего он только не наговорил за эту минуту – и про Камчатку, и про Гавайи, и про Исландию! А правильный ответ был – Индонезия!
– Но тогда игрок мог бы просто вычислить правильный ответ. Если Троекуров не говорит о чем-то, то надо нажимать именно на эту кнопку.
– Э-э... все не так просто, как вам кажется! Вы плохо представляете себе возможности настоящего хорошего шоумена. Иногда он прямо-таки настаивал, чтобы игроки дали правильный ответ, а они ему не верили. Это он уже сам прямо на площадке решал, как именно вести себя. Блестящий артист... – тяжело вздохнул Гусев и добавил: – Был...
– Значит, только сам Троекуров решал, кому надо мешать думать над вопросом?
– Не всегда. Иногда редакторы просили. Ну, понимаете, если игрок вступает в дурацкие споры и несет что-нибудь совсем глупое. Зачем он нам такой нужен – ляпнет в следующий раз что-то совсем уж непотребное, а вырезать этот момент нельзя будет. Можно, конечно, показать игрока с разных планов, но звук-то не уберешь. А что-то вырезать внутри этой минуты нельзя категорически! Бывало, и я просил, если у меня картинка плохая получалась. Я же о видеоряде в первую очередь думать обязан.
– А что это значит – «картинка плохая»? – удивился Колапушин. – Я в ваших делах не специалист, объясните, пожалуйста.
– Да ради Бога. Как раз на этой самой игре такой случай и был...
Во время очередного перерыва в аппаратной находились все те же: режиссер Гусев, шеф-редактор Жанна Аннинская, старший редактор Галя Вавилова, оба компьютерщика и Леночка.
В открывшуюся дверь вошел усталый, с крупными каплями пота на лбу, Борис Троекуров.
– Фу-ух, уже язык еле ворочается. Хорошо, что их только трое осталось. Сейчас я двоих быстренько вышибу – и финал!
– Постарайтесь первой эту даму убрать, – попросил Гусев.
– А в чем проблема? – удивился Троекуров, аккуратно, чтобы не смазать грим, промокая пот бумажной салфеткой. – По-моему, наоборот, даже интереснее будет, если останутся мужчина и женщина. Пусть зрители гадают – кто же из них в финал проскочит?
– Да она мне всю картинку теперь портит. Стоит посредине в этой своей идиотской серой кофте, и общее впечатление ну абсолютно тусклое. Ни одного толкового среднего плана теперь не дашь. Из чего я буду материал монтировать? Галя, это вы команду подбирали? – обратился он с упреком к Гале Вавиловой. – Что же вы их не предупредили, что одеваться нужно поярче? Я же всегда об этом прошу...
– А-а, этих убогих предупреждай не предупреждай, Виктор Александрович... – Галя безнадежно махнула рукой. – Ничего не соображают! Только о книжках своих и думают, а то, что на телесъемку пришли, до них это никак не доходит! Я ей уж и шарфик предлагала свой пестренький повязать, так она заявила, что собирается выиграть не за счет шарфика, а за счет собственного интеллекта, представляете?!
– Вот и уберите мне, Боря, эту интеллектуальную серую мышь, чтобы картинку не портила.
– По-моему, вы не правы, Виктор Александрович. Пусть нас шеф-редактор рассудит. – Повернувшись к Жанне, Троекуров попросил ласковым голосом: – Жанночка, солнышко, ну скажи, что прав я, а?
Однако подхалимство Троекурову отнюдь не помогло. Жанна ласково улыбнулась ему, но не поддержала:
– Боречка, умоляю, не спорь. Сделай, как Виктор Александрович просит – ему отсюда виднее. Я ведь только в редакции командую, а на съемках он генерал. Ну не все ли тебе равно?
– Жанночка, ты же знаешь – тебе я отказать не могу. Ладно, вышибу, какие проблемы?
– И Троекуров ее вышиб? – заинтересовался Колапушин.
– Моментально. Для него это никакого труда не составляло. Сейчас я вам покажу...
Гусев включил перемотку, перегоняя пленку до нужного момента. Снова ярко вспыхнул один из мониторов режиссерского пульта.
На экране крупным планом появились Троекуров и один из игроков – женщина в довольно элегантном тонком сером свитере с высоким воротником-стойкой.
– Зачем вы надели этот дурацкий серый свитер? – неожиданно спросил Троекуров. – Вы что, не понимаете, что такое телевидение?
Женщина в сером свитере посмотрела на Троекурова недоумевающе:
– Почему дурацкий? Очень красивый свитер, я сама вязала...
– Он серый, – безжалостно продолжил Троекуров, – и у вас на экране лицо серое получится! Вы будете выглядеть старше лет на десять, а то и на все пятнадцать! И это увидят миллионы телезрителей! Надо было думать, когда вы одевались на игру.
На экране монитора хорошо было видно, как от лица женщины отхлынула вся кровь. Она прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться прямо во время съемки.
– Ну, знаете! – возмущенно произнес Колапушин, глядя на экран, где на стоп-кадре застыло перекошенное бледное лицо женщины с прикушенной губой. – Женщине при всех такое сказать! Конечно, после этого она уже не была в состоянии ответить ни на один вопрос. Это же просто хамство! И потом, я не заметил, чтобы у нее был какой-то особенно плохой цвет лица!
– Естественно, – согласился режиссер. – Их же всех гримируют перед съемкой. Гример все учитывает, в том числе и цвет одежды. Сделает грим немного поярче – вот и все! В конце концов, можно было бы и цветокоррекцию изображения произвести. Но это сильно удлиняет процесс и, потом, стоит дополнительных денег.
– Тогда зачем же так безжалостно? Но вы-то, надеюсь, вырежете этот момент при монтаже?
– Ни в коем случае! Именно ради таких кадров и снимается наша передача. Скандал всегда привлекает зрителей, а зрители – это рейтинг! Моя задача – думать именно о зрителях, а вовсе не о чувствах отдельных игроков.
– Вот поэтому я вашу передачу никогда и не смотрю! Мне не нравится хамство по отношению к людям, тем более к женщинам! Будь моя воля, я бы вас немедленно закрыл!
– А кто ее сюда тащил? – спокойно спросил Гусев, закуривая очередную сигарету. – Кто их вообще всех сюда тащит? Это вы нашу передачу не смотрите, а они-то смотрят, знают, что их ждет, и все равно на нее приходят. Им в начале съемки с площадки уйти предлагают, а они остаются. За эти миллионы они на все согласны – вот и получают!
– Знаете, Виктор Александрович, вы извините, но у меня создается впечатление, что вы просто завидуете этим игрокам. Завидуете тому, что они люди очень эрудированные и могут выиграть эти
