тут с разными людьми беседовали – все одно и то же рассказывают. Его сразу после съемки из студии сюда наверх притащили какие-то документы оформлять. За то время, что он все эти бумажки заполнял, сюда куча народу набежала, и как только он из комнаты вышел, у него интервью стали брать. Он все время на глазах был.
– Ну, так тогда у нас и нет никаких оснований его задерживать. И свидетель из него никакой, может ехать домой.
– Так в том-то все и дело, что не едет. Такую бредятину несет! Похоже, крыша у него полностью съехала! Может, его в больницу отправить?
– Да подожди ты с больницей... – отмахнулся Колапушин, взявшись за дверную ручку. – Попробуем сначала сами с ним разобраться. Пойдем?
Ребриков, бледный, сидел за письменным столом в самом обычном, довольно скудно обставленном небольшом редакционном кабинете. Уже по одному его внешнему виду было заметно, что он очень напуган. Напротив него, стоя спиной к двери, Вася Пупкин копировал какие-то бумаги на небольшом настольном ксероксе. Услышав, что дверь открылась, он повернулся к Колапушину и дисциплинированно доложил:
– Заканчиваю копировать списки посетителей, товарищ подполковник! Последние два листа остались.
– Хорошо, хорошо, – махнул рукой Колапушин и, повернувшись к Ребрикову, произнес: – Здравствуйте, я подполковник Колапушин. Арсений Петрович. А вас как зовут?
– Ребриков Николай Владимирович. Вы здесь самый главный?
– Пока что да. А в чем дело?
– Помогите мне, пожалуйста! – истерически взмолился Ребриков. – Они меня здесь убьют! Они Троекурова убили и меня убьют! Отвезите меня к другу, только с охраной! Если я поеду один, они меня обязательно убьют!
– Подождите, подождите, давайте сначала разберемся! Во-первых, кто – они?
– Я не знаю. Это кто-то с телеканала. Они уже Троекурова убили, а теперь моя очередь!
– А за что, по-вашему, убили Троекурова?
– За то, что я выиграл. Троекуров должен был мне помешать, а он не смог! Вот они Троекурову и отомстили.
– Хорошо, предположим. А вас-то за что убивать?
– Чтобы денег не платить!
– То есть как это – не платить? Насколько я понял, вас должны были в специальной машине отвезти в банк. Что, кто-то отказывается это сделать?
– Да что вы, какая машина? – Ребриков с изумлением посмотрел на Колапушина. – Это же все для телезрителей, понимаете?! Что я, первый раз на телевидении играю? Все эти деньги, спецназовцы, автоматы, машина бронированная, инкассаторы – сплошная бутафория! Кто бы разрешил вот так, посредине студии, настоящие шестьдесят миллионов выложить?! Да и не платят никогда такие деньги наличными. Все происходит совсем по-другому. И деньги у меня здесь! – Ребриков похлопал себя правой рукой по лацкану пиджака.
– Ну вот, опять! – влез в разговор Немигайло. – Чего ты гонишь-то?! Какие у тебя деньги в кармане? Как бы они к тебе туда влезли?
– Так я же и объясняю: не сами деньги, не сами! – почти завопил Ребриков. – Договор на эти деньги!
– Стоп, стоп, стоп! – предостерегающе поднял руку Колапушин. – Подожди, Егор, дай спокойно разобраться. Объясните нам, пожалуйста, Николай Владимирович, что это за договор и зачем вы взяли его сегодня с собой.
– Да не брал я его с собой! Договор подписывается с каждым игроком прямо в день игры. Понимаете – с каждым! Сегодня, здесь, они его со всеми подписали, и со мной тоже! А там сказано, что в случае выигрыша деньги после показа передачи по телевидению переведут на мою сберкнижку. И налог подоходный они сразу вычесть должны – это же все через бухгалтерию идет! Теперь понимаете, за что они меня убить хотят? Им договор этот нужен. – Он снова постучал себя по карману.
– Теперь, кажется, начинаем понимать. Вы не можете показать мне этот договор?
Ребриков залез во внутренний карман пиджака и, вытащив оттуда сложенные вчетверо два листа бумаги, с опаской протянул их Колапушину.
Колапушин, продираясь сквозь, с его точки зрения, юридически безграмотные пункты об авторских правах, отказе в компенсации за проезд к месту съемки и прочее, добрался наконец до главного.
– А ведь господин Ребриков был абсолютно прав, Егор, – укоризненно заметил он Немигайло. – Тебе просто нужно было его внимательнее слушать. В этом договоре прямо сказано, что после показа передачи по телевидению деньги будут перечислены на счет господина Ребрикова по истечении десяти дней. Все на месте: и банковские реквизиты, и подписи, и печать. С такой бумагой в кармане действительно ездить по Москве ему опасно, особенно теперь. Вы куда, Николай Владимирович, собираетесь? Домой?
– Да что я, с ума сошел?! Я и в Москве-то оставаться боюсь. У друга пока поживу, в Серпухове. Только домой все равно надо заехать – взять кое-что. Я надеялся, конечно, что выиграю, но не ожидал, что столько. У меня же с собой нет ничего! – Ребриков уставился на Колапушина с надеждой: – Вы мне поможете?
– Обязательно. Вот лейтенант вас проводит. – Колапушин кивнул на Пупкина. – Лейтенант, у вас есть с собой оружие?
Вася отложил отксерокопированную пачку бумаг и молча отвернул полу пиджака, демонстрируя рукоятку пистолета, торчащую из наплечной кобуры.
– И у водителя нашей машины тоже есть оружие, – сказал Колапушин, возвращая Ребрикову его драгоценный договор. – Пойдемте, лейтенант, я распоряжусь насчет машины. Потом вернетесь и отвезете господина Ребрикова туда, куда он скажет.
После того как дверь комнаты закрылась, Колапушин остановил Пупкина:
– Вот что, Вася. Насчет машины ты и сам можешь распорядиться. Скажи Михалычу, что я приказал. Ты, главное, посмотри, как этот Ребриков живет, куда поедет и вообще... Присмотрись, одним словом, что он за человек.
– А что, Арсений Петрович, вы его подозреваете? – удивленно спросил Пупкин, глядя на Колапушина немного наивными глазами.
– Подозревать его в убийстве у нас никаких оснований нет. Но понимаешь, возможно, все дело крутится вокруг этого выигрыша. Троекурова ведь могли убить в любом месте и в любой день, но сделали это именно здесь и именно сегодня, среди кучи народа. Самое, пожалуй, неудобное для убийства место. Однако убили! Все, давай дуй за машиной! У нас тут дел еще полно. А на обратном пути заскочи в студию к судмедэксперту, Алексею Сергеевичу. Спроси у него какую-нибудь успокоительную таблетку для Ребрикова, а то он, бедолага, трясется весь.
– Хороший парень, – одобрительно произнес Немигайло, глядя вслед помчавшемуся рысью по громыхавшей железной лестнице Пупкину. – Чуток тормозит, правда, но это лучше, чем все время торопиться, как Мишка. Жаль, с фамилией ему не повезло.
– Ну почему не повезло, – не согласился Колапушин. – Фамилия как фамилия. Чем она хуже, чем Ручкин там или Ножкин? Разве могли его родители, когда его Васей называли, знать, что появится дурацкий анекдот и над человеком смеяться будут? Главное, парень он действительно хороший.
– Что дальше-то делать будем, Арсений Петрович?
– Все то же самое, Егор. Я в аппаратную вернусь – продолжу с режиссером. Там очень удобно разговаривать, можно все сразу посмотреть. А ты чем сейчас займешься?
– Поспрашиваю еще кое-кого. Тут интересная картинка рисуется – компьютерщики говорят, что шеф- редактор Аннинская грозилась убить Троекурова.
– Что-то у тебя тон какой-то унылый. Такой интересный факт, а ты до сих пор молчал.
– Так не складывается, Арсений Петрович! Представляете – она достает где-то пистолет с глушителем, заманивает Троекурова в пустую студию, да еще за декорации, убивает его и благополучно уходит никем не замеченной. И при этом заранее, при свидетелях, заявляет, что собирается его убить. Да если она
