пропуск, но и дураком ему выглядеть тоже не очень хотелось. Оставалось одно – сидеть и ждать.
К счастью, совсем скоро дверь отворилась и в кабинет вошла Жанна Аннинская, держа в руке пропуск.
А кого же еще с таким нетерпением мог ожидать подполковник Колапушин?
– Доброе утро, Арсений Петрович, – улыбнулась с порога Жанна и, не проходя дальше, с любопытством осмотрела кабинет.
– Здравствуйте, Жанна. Ну вы меня просто в краску вгоняете! После вашего кабинета смотреть на мое убожество...
– Ну почему же убожество, Арсений Петрович? Совершенно нормальный кабинет. Все, что необходимо вам для работы, наверное, есть. А то, что он построже, чем у меня, – так, наверное, и должно быть. Ваша работа все-таки от моей несколько отличается. Хотя кое-что поменять бы не мешало. Вот, например, что это у вас за банка с кипятильником? Неужели ваше начальство вам на электрочайник денег выделить не может? И шторы какие-то мятые.
– Да был чайник, – досадливо сказал Колапушин. – Сгорел месяц назад. А мы структура бюджетная – новый раньше чем через год не выпросишь! Собираюсь сам купить и все время забываю. Да и не все ли равно, в чем воду кипятить – главное, чтобы чай можно было заварить.
– Нет, Арсений Петрович, совсем не все равно. Уют важен не только дома, но и на работе. Когда вокруг обстановка приятная – работается лучше, поверьте. Раз вы сами забываете чайник купить, попросите жену, пусть она вам купит.
– Я разведен, Жанна.
– Ох, простите! Я, наверное, вам о чем-то очень неприятном напомнила?
– Ничего-ничего. Развелись мы с ней очень давно, теперь никакого значения это уже не имеет. Да вы проходите, садитесь. Мне просто неудобно, что вы до сих пор на ногах.
Пока Жанна проходила эти несколько шагов, Колапушин откровенно ею любовался.
Сегодня она совсем не походила на позавчерашнюю заплаканную женщину, почти раздавленную свалившейся на нее горой проблем.
Легкий элегантный светлый летний костюм, в тон ему модные туфли и изящная сумочка, аккуратно причесанные пышные волосы, легкий и неброский макияж. Просто образец преуспевающей деловой женщины, легко преодолевающей все житейские трудности и не имеющей никаких серьезных проблем.
Даже на неказистый казенный стул Жанна опустилась очень грациозно и сидела, не касаясь спинки, с идеально прямой спиной и гордо посаженной головой на длинной шее.
– А я ведь к вам по делу, Арсений Петрович. Ничего? Я вас не слишком отрываю от работы?
– Рад буду помочь вам, Жанна, если это в моих силах. Но что же это за дело такое, если вы решили обратиться именно ко мне? Честно говоря, я теряюсь в догадках.
– Вы не поможете нам разыскать Ребрикова? Он пропал куда-то – по телефону не отвечает, домой к нему вчера три раза ездили, но там тоже никто не открывает. А Смолин поручил мне срочно переговорить с ним.
– О чем переговорить, Жанна?
– О выплате выигрыша. Понимаете, сейчас каналу действительно трудно выплатить ему все сразу. Но мы можем делать выплаты по частям – ну за полгода, например. Он совершенно ничего не потеряет, мы дадим ему проценты даже выше, чем в банке, и оформим все это совершенно официально, подпишем все необходимые документы. Но об этом надо как-то договориться с ним, а найти его невозможно.
– Как я понимаю, – улыбнулся Колапушин, – ваши служебные дела идут неплохо?
– Нельзя сказать, чтобы совсем уж хорошо, – вздохнула Жанна. – Боря ведь погиб. Нужно искать ему замену, а это непросто, очень непросто, Арсений Петрович. Далеко не каждый артист сможет работать ведущим в нашей игре. И времени для ввода его в программу практически нет.
– Значит, ваша программа все-таки не закрывается после всего того, что случилось?
– Нет, Смолин решил продолжать проект. Так что и нас не выгонят.
– Но у вас же были сомнения в честности той игры, Жанна?
– Да, были, Арсений Петрович. Но теперь, когда я успокоилась, то решила, а может быть, я и ошиблась? Я ведь очень тогда боялась, что из-за этого программу могут закрыть. А в таком нервном состоянии и до ошибки недалеко. Еще и еще раз все тщательно припомнила – нет, никаких подозрений.
– А за что же тогда, по-вашему, убили Троекурова?
– Не могу понять, Арсений Петрович. Ломала, ломала голову... Нет, никак не могу понять! Жалко Борю...
– Вы знаете, Жанна, я у вас тогда ночью вот что подумал: а не мог ли его убить кто-нибудь из бывших игроков? Уж очень он безжалостно с некоторыми из них обращался. Как думаете, не мог ли кто-нибудь, увидев себя на экране, ему просто отомстить?
– Уверяю вас, вы ошибаетесь. Некоторые из них потом даже нас благодарили – мы ведь даем людям возможность преодолеть самих себя. Конечно, многие сначала злятся, это естественно, но потом понимают, что сделали какой-то очень важный для себя шаг в жизни.
– Злятся, что деньги проиграли?
– Это же не карты, Арсений Петрович, – проиграть у нас ничего нельзя. Просто можно не выиграть. Да некоторые и не за деньгами вовсе приходят.
– А за чем же тогда? – удивился Колапушин.
– За риском и азартом. За адреналином в крови! И мы даем им возможность получить все это. Для иных самое главное – увидеть себя на экране, чтобы вся страна их увидела. Это тоже стимул, причем немаловажный, поверьте. А есть люди, которым важен сам процесс игры. Они вечно сами всякие самодеятельные чемпионаты устраивают, по всей стране ездят за свой счет. Такие и без всяких денег будут играть.
– Значит, вы снова вся в работе? А как же теперь ваши отгулы? Вы же после всего этого, наверное, очень устали?
– Отгулы не пропадут – просто я договорюсь, перенесу их на несколько дней, и потом можно будет спокойно отгулять. А сейчас пока некогда. Надо работать. Так вы не знаете, где Ребриков?
– Знаем, но он просил никому не говорить.
– Он что, прячется? – спросила Жанна с веселым изумлением. – Боится нас? Ну, Арсений Петрович, это уж совсем глупо. Мы же его в наших новостях показали, да не один раз! Теперь уже вся страна знает, что он выиграл главный приз. Его корреспонденты разных газет разыскивают – все телефоны нам уже оборвали! Это глупо... – Открыв сумочку, Жанна достала визитку и протянула Колапушину: – Передайте ему, пожалуйста, чтобы он позвонил мне на сотовый, если вам не трудно.
– Обязательно передадим, Жанна. Прямо сегодня и передадим. Вы пока в Москве будете? Как нам можно будет вас найти в случае чего?
– До Бориных похорон, конечно, буду в Москве. Потом возьму отгулы и уеду с семьей на несколько дней на дачу. Это около Хотькова, но сотовый там берет. Так что, если я буду вам нужна, звоните в любое время. Разрешите... – Жанна взяла со стола свою визитку и написала на обороте несколько цифр. – Вот. И мужа номер на всякий случай.
– А дома... у вас как... все в порядке? – осторожно спросил Колапушин.
Жанна скорчила понимающую гримаску и уныло покивала:
– Галка-Галка... Натрепалась все-таки...
– Ну почему вы так сразу на Вавилову?
– А кому же еще, Арсений Петрович? Только с ней я об этом говорила, больше ни с кем. Ну и что, лучше вам стало оттого, что вы все это разузнали?
– Мне не лучше. А вот вам лучше. Просто мы узнали, почему вы нервничали с утра. Убийство ведь, Жанна, произошло, поймите. Мы обязаны на все обращать внимание, на любую мелочь. Что же вы сами-то не рассказали?
– Думаете, приятно про это всем рассказывать? Ладно... Знаете и знаете, чего уж теперь?
– Вы нас простите, Жанна, у нас работа такая.
– Я все понимаю. Я пойду, Арсений Петрович?
– Конечно-конечно. Давайте я вам пропуск отмечу. Рад был повидать вас, Жанна.
