они приютили мальчика у себя до утра, его не радовала, потому что тогда пришлось бы объяснять, что случилось.
В отчаянии Иван Дмитриевич с силой надавил на дверь плечом, в хлипком замке что-то хрустнуло, и дверь распахнулась.
— Ну вот, Сезам открылся, — с фальшивой бодростью сообщил Иван Дмитриевич Игорьку. — Заходи, гостем будешь…
Он еще надеялся, что ему удастся расшевелить мальчика, заставить его забыть недавнюю трагедию.
Но Игорек молча вошел в квартиру.
И тут же, отпрянув с тихим вскриком, уткнулся лицом в живот Ивана Дмитриевича.
— Что такое? — похолодев, спросил Иван Дмитриевич. — Что там?
Мальчик не отвечал, и Ивану Дмитриевичу пришлось самому сделать несколько шагов по коридору, чтобы увидеть то, что так напугало Игорька.
Зрелище было и в самом деле не для слабонервных.
Посреди комнаты, которая, судя по интерьеру, служила гостиной, висела полная женщина лет тридцати пяти. Несмотря на ночь, на ней было дешевенькое цветастое платье. В шею ее глубоко впилась петля из бельевой веревки, привязанной к крюку для люстры. Лицо ее было, однако, не искаженным, как это бывает у висельников, а умиротворенным и спокойным.
На секунду Иван Дмитриевич утратил дар речи.
Так вот что побудило мальчика выброситься из окна!
Он посмотрел на Игорька, который стоял, прислонившись к стене, упершись взглядом в пол.
Что-то было не так. По идее, мальчик сразу должен был бы с криком кинуться к матери. Но, отойдя от испуга, он вовсе не собирался этого делать.
Странно.
— Кто это? — спросил Иван Дмитриевич у мальчика, кивнув головой в направлении комнаты. — Мама твоя?
Игорек ограничился утвердительным кивком. Лицо его оставалось таким же застывшим, как и раньше.
И тут нервы у Ивана Дмитриевича сдали.
— Да можешь ты мне объяснить, наконец, что тут у вас происходит?! — заорал он, схватив мальчика за плечо. — Вы что, с ума со своей мамашей посходили? Отец у тебя есть? Где он? Почему она повесилась? Отвечай!..
С каждым вопросом он встряхивал мальчика так, что его голова моталась из стороны в сторону.
Но Игорек явно не собирался выдавать тайны своей безумной семейки первому встречному, каковым, видимо, считал Ивана Дмитриевича.
Отпустив его, Иван Дмитриевич ринулся инспектировать все прочие помещения в квартире и обнаружил, что больше никого в ней нет.
Мальчик упал из окна своей комнатки, которая располагалась рядом с гостиной. Постель его была разобрана и смята так, будто он спал до того самого момента, когда что-то побудило его броситься в окно.
Нигде ничего особо примечательного не было.
Обычная квартира бедного семейства, состоящего из матери и сына. Только в ванной на полу были рассыпаны какие-то таблетки.
Закончив беглый осмотр и вернувшись в коридор, Иван Дмитриевич решил прибегнуть к последнему средству, чтобы установить истину.
— Послушай, Игорек, — стараясь говорить спокойно и убедительно, сказал он, присев перед мальчиком на корточки. — Я хочу открыть тебе одну тайну… Но, в свою очередь, обещай, что ты тоже расскажешь мне все без утайки. Согласен?
Мальчик упрямо молчал, глядя мимо Ивана Дмитриевича.
— Дело в том, что я могу оживлять мертвых, — продолжал Иван Дмитриевич. — Когда я тебя нашёл там, внизу, ты тоже был мертв. Но я воскресил тебя — и теперь ты живой. Понимаешь? И твою маму я тоже могу сделать опять живой. Мне это ничего не стоит, поверь… Но прежде, чем это сделать, я хотел бы знать всю правду о том, что у вас тут произошло и из-за чего она покончила с собой. Давай, выкладывай!..
Мальчик покосился в сторону комнаты, и выражение его глаз непонятным образом изменилось.
Потом он еле слышно произнес:
— Не надо…
— Что — не надо? — изумился Иван Дмитриевич.
— Не надо… воскрешать… ее… — с трудом, словно вспоминая слова, произнес Игорек. — Пожалуйста, дяденька… не надо!
Он всхлипнул и закрыл лицо руками. Выше локтей кожа у него покрылась пупырышками, как будто ему было зябко в теплой квартире.
— Но почему? — удивился Иван Дмитриевич. — Это же твоя мать! Ты что, не хочешь, чтобы она всегда рыла с тобой? Неужели ты не любишь ее?! — Это она… — еле двигая губами, прошептал Игорек. — Это она меня бросила… в окно!..
Потрясенный Иван Дмитриевич привалился боком к стене. А мальчик стал говорить взахлеб, словно в его душе рухнул невидимый барьер, перегораживавший дорогу словам.
Мать его звали Галиной. Она растила Игорька одна: мальчик так ни разу и не видел своего отца, а на его вопросы мать отказывалась отвечать. «Мать-одиночка», — говорили про нее соседи… Она не брала в рот ни капли спиртного. Она даже не курила. Лишь время от времени принимала какие-то таблетки, которые, по ее словам, прописал ей врач «от давления». Но в последнее время с ней стало твориться что-то странное. Она почти перестала есть и спать. Частенько вставала перед большим зеркалом и что-то бормотала. Словно беседовала со своим отражением. Могла включить кран в ванной и часами смотреть, как льется вода. По несколько дней подряд не ходила на работу…
Этой ночью мальчик проснулся от непонятного шума. Вышел на кухню. Что-то приговаривая вполголоса, мать собирала в мешок посуду, хрустальные вазы, другие ценные вещи. Потом открыла люк мусоропровода и высыпала в него содержимое мешка.
— Мама, что ты делаешь? — спросил Игорек. Мать повернулась к нему, и он испугался, потому что не узнал ее лица. Оно было искажено какой-то непонятной гримасой.
— Надо выбросить все самое дорогое, сынок, — глухим голосом сказала она.
— Но зачем?
— Так надо, малыш… Вот что, иди-ка, принеси мне мои таблетки. Они в шкатулке.
— Мама, лучше ложись спать, — попросил мальчик. — Уже поздно!
В голосе матери возникли пугающие нотки.
— Ах так? Ты тоже против меня, да? Ты хочешь моей смерти?
— Что ты, мама… — пробормотал Игорек, невольно пятясь в свою комнату. Он и не подозревал, что мать лишилась рассудка. — Не надо, мам!..
Но Галина резво метнулась вслед за ним, с неожиданной легкостью сграбастала сына в охапку, свободной рукой распахнула окно настежь.
— Не надо, ма… — только успел вскрикнуть Игорек. В следующее мгновение он падал в черную пропасть…
Иван Дмитриевич провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть с него невидимый липкий налет. Потом поднялся, стараясь не глядеть на тело, висевшее в комнате, прошел в ванную и поднял с пола разорванную упаковку от таблеток.
Молча скомкал в руке хрустящую слюду. У Игорька были все основания не желать воскрешения матери.
Таблетки, которые она принимала, относились к разряду сильнодействующих наркотиков.
