— Не… — пьяно протянула Ирка, — ни.., за.., что!
— Это почему?
— А по кочану…
Эта содержательная беседа длилась никак не меньше десяти минут. Юрий неожиданно воспылал неугасимым интересом к картинам национальной галереи Дрездена, Ирка же игриво отмахивалась ладошкой, скалила зубы и кавалеру отказывала. Наконец я не вынесла этих дурацких пререканий:
— Да покажи ты ему этот несчастный альбом! Кусок он от него не откусит!
— А вдруг откусит? — не унималась подруга, шутливо грозя парню аккуратным пальчиком. — Знаешь, какой он шустрый!
Я плюнула и отвернулась. Терпеть не могу, когда ведут себя подобным образом.
— Правда, Ирка, да покажи ты человеку, если он так просит! — вступила в дискуссию притихшая вроде Надька. — Чего ты как собака на сене…
— Сама ты собака, — оскорбилась та.
Оглянувшись на Надьку, я с некоторым удивлением обнаружила, что Николай держит ее ладонь в своей и, судя по мечтательному выражению физиономии, отпускать не собирается.
— О-о-о! — протянула я. — Надя…
А Ирка повела глазками и язвительно посоветовала:
— Ты, Надька, сама иди показывай, чего просят…
Я стала опасаться, как бы дорогие подружки спьяну не устроили перепалку, но тут пробасил Николай:
— Эй, девочки, не ссорьтесь… Так хорошо сидим!
— Да? — покачала плечиками Надежда. — Тебе нравится?
— Мне? Очень…
'Так, — только и смогла подумать я, — начинается!
У обеих прямо-таки на глазах вырисовывается червовый интерес…'
Некоторые грани в поведении подруг оказались для меня, честно сказать, новостью. Раньше, по крайней мере, за ними ничего такого наблюдать не приходилось.
Хотя, по правде, и в подобных мужских компаниях мы вместе не бывали.
Однако сейчас столь быстрое продвижение отношений было мне, мягко говоря, не по душе. Тем более что не далее как сегодня вечером мы ползали под забором у наших гостей, всячески стараясь углядеть что-нибудь интересное. Для подобного интереса были свои причины, и отрицать этот факт просто глупо: от наших гостей за километр веяло уверенностью, силой, а главное — опасностью. И это чувство пьянило хуже водки наши неискушенные наивные головы. Поэтому я очень боялась, как бы захмелевшие девчонки не брякнули чего лишнего. Ведь не кто иной, как хихикающая в данный момент Ирка, сообщала о наших гостях разные страсти. И не более часа назад таращила очки на своего кавалера так, словно увидела привидение, а теперь, заливаясь соловьем, оживленно рассказывала ему о своем увлечении живописью. С чего бы это? Ярко выраженной склонности, так же как и привычки, к чрезмерному потреблению горячительных напитков у подруг не было, может, в этом все дело? Так это или нет, оставалось только гадать до того момента, когда мы снова останемся втроем.
— Настенька! — вдруг ласково позвал меня кто-то и осторожно потянул за руку.
Боже мой, про своего собственного кавалера я совсем позабыла! Вот всегда у меня так: общественное выше личного. Я развернулась к Ефиму, стараясь по мере сил изобразить на лице наличие интеллекта и придать глазам оттенок романтической мечтательности. С мимикой, однако, были проблемы, больше всего хотелось прищуриться или вовсе глаза закрыть. Силясь не потерять плывущее изображение, я сконцентрировалась на носу Ефима и поинтересовалась:
— Что?
— Ты в порядке?
— А почему нет?
— Расскажи мне о себе, — вдруг попросил он, а я растерялась.
Какой из меня рассказчик? Я сейчас как собака — все понимаю, а сказать ничего не могу… К тому же я где-то недавно читала, что женщине сразу все о себе выкладывать не следует. У кавалера, мол, пропадает интерес, и вообще в женщине должна быть загадка… Или женщина должна загадывать загадки? Что-то я запуталась…
— Нет, — мотнула я головой, — лучше ты…
— Хм… Да мне нечего и рассказывать… Обо мне неинтересно. Живу, работаю. Вот и все…
— Действительно, — согласилась я, — интересного мало… С тоски прямо помрешь от такой жизни… А сюда в отпуск приехал?
— В отпуск, — кивнул он, печалясь, — приятеля повидать. Давно не виделись.
— Это кто же твой приятель? — встряла Ирка, прекратив наконец тарахтеть о великом Веронезе, с которым она вечно носилась, словно курица с яйцом. — Уж не Вадик ли?
— А ты откуда знаешь? — удивился Ефим.
Внутри у меня все оборвалось. С ума она, что ли, сошла? Ирка небрежно отмахнулась:
— Да у него все приятели… Вечно полон двор, орут, словно их режут… Бабка, и та не вытерпела, в город сбежала — Ты и про это знаешь!
— Знаю… Здесь все все знают. Деревня…
— Хорошо жить в деревне, — глубокомысленно заметил Юрий и посмотрел в потолок. Я тоже посмотрела и едва не упала со стула. — Сами-то вы местные?
— Местные, — живо кивнула я, восстановив равновесие, — тутошние…
Ирка с Надькой переглянулись и фыркнули.
— И не скучно? Кавалеров-то, поди, не хватает?
— Не хватает, — смахнула я слезу, — хоть топись. Мы пошли намедни, да нам помешали…
— Кто ж посмел? — хрюкнул Ефим.
— Да девять каких-то козлов, — вздохнула Надька, — изгадили мероприятие…
Ефим культурно рассмеялся, показывая, что оценил шутку, и снова разлил:
— Ну чтоб больше такое не повторилось!
Вздыхая и морщась, мы потянулись к бокалам. Закусив соленым грибком, я вздохнула и бросила взгляд в окошко. На улице неудержимо светлело, я вздохнула еще раз и покачала головой. Через пару часов поднимется бабка Степанида, а еще часа через два Стас обнаружит мое отсутствие. «Домой надо, — решила я, косясь на оживленно болтающих девчонок, — им что, им никто слова не скажет!»
Ефим склонился ко мне:
— Настенька! Пожалуйста, не надо так вздыхать… Ну, что мне надо сделать, чтобы ты об этом забыла? — Я опустила на всякий случай ресницы, правда, не поняла — о чем это он? Про что мне забыть? — Послушай, это просто досадное недоразумение… Мне кажется, что я должен попросить у тебя прощения… — Тутя еще больше удивилась и даже начала волноваться, что так до конца и не пойму, о чем идет речь, а жаль, Ефим так красиво говорит! — Я очень сожалею, что все так получилось, но обещаю, что это больше не повторится… Никто не будет больше обижать маленьких девочек…
Наконец я поняла, в чем дело, и обрадовалась, а Ефим, заглядывая мне в лицо, тихо повторил:
— Никто не будет обижать маленьких красивых девочек…
— Смотри, — прошептала я, окунаясь в бездонную синеву ласковых глаз, — не обмани…
— И за это прости… — не сводя с меня глаз, Ефим взял мою руку и осторожно поцеловал синяк на запястье.
Перед моими глазами все закачалось, то ли от выпитого, то ли от услышанного, сердце заметалось, погнав горячей волной кровь по жилам и заставив вспыхнуть щеки пионерским костром.
Продолжение банкета запечатлелось в моем сознании довольно смутно, каким-то неясным мерцающим облаком. Помню, выпили за президента… Потом за нашего участкового Петра Игнатьевича, кто предложил тост, не помню, а Надька требовала выпить стоя, демонстрируя тем самым безграничное доверие и уважение к родной милиции. Тост прошел на «ура!», однако после него даже отрывочные воспоминания о происходивших событиях начисто стерлись из моей памяти до того самого момента, пока, повинуясь безотчетному, накатившему волной чувству страха, я не вздрогнула и не открыла глаза.
