Услышав такое, Шейн подумал, что папаша действительно пьяненький.
— Ты — с Баком? Отец, о чем ты говоришь?
— Бак и Мэри женятся. Это что, не событие?
— Ну, да… — сказал Шейн осторожно, прикидывая в уме, сколько отец мог выпить. Одна-две порции любого алкоголя всегда были для него нормой. — Погоди, погоди… ты говоришь, что заходил к Баку, вы выпили пива и отмечали…
— Тут не только это, — сказал Макс, сжимая плечо Шейна. Дурацкая счастливая улыбка вдруг исчезла с его лица. — Я надеюсь, ты не расстроишься, сынок, но они решили жить в доме Мэри в резервации. Поверь мне, я не просил его уезжать. Пусть они остаются на ранчо хоть навсегда.
Шейн видел, что отец говорит правду. Всю эту неделю он чувствовал: что-то назревает. Макс прервал задумчивость Шейна:
— Здесь, вообще-то, есть и хорошая сторона: ты можешь взять дом Бака себе, если хочешь.
Шейн удивленно посмотрел на отца — как такое могло прийти ему в голову? Но идея ему понравилась.
— И ты не будешь против?
Макс подумал секунду, прежде чем ответить.
— Конечно, нет. Я не буду против. Всем нам нужно жизненное пространство… Мне кажется, тебе было бы там очень удобно. Да, да. Там можно прекрасно жить, и со временем этот дом станет для тебя родным. — Голос Макса наполнился энтузиазмом. — Ты мог бы, как всегда, обедать вместе с нами, но отдельный дом, свой дом — это нечто особое, то, что нужно каждому. Дом для тебя и… Дженни.
Довольный, что все наконец встает на свои места, Шейн обнял Макса.
— Спасибо, папа, что поговорил с Баком… за все…
Когда Шейн переступил порог кухни, вся семья, за исключением отца, сидела за столом вокруг блюда с горячей закуской; все громко разговаривали и смеялись. Как только вошел Шейн, шум затих, наступило неловкое молчание.
Черт побери! Неужели за эти дни он стал таким занудой?
Шейн снял куртку и сел за стол.
— Ребята, если я вам помешал, не обращайте на меня внимания, — сказал он с чересчур широкой и поэтому не совсем естественной улыбкой. — И не сердитесь за то, что я утащу вашего повара на несколько минут. — С этими словами он взял Дженни за руку и повел ее на лестницу. Его уже не волновало, как все это будет выглядеть. Надо было поговорить наедине. Ее комната подходила.
Дженни казалась ошеломленной, но не сопротивлялась. Джош присвистнул, а Райдер крикнул им вслед:
— Вы там недолго!
Саванна дернула его за рукав, чтобы он замолчал.
Дженни еле успевала за ним, перепрыгивая через две ступеньки. Сначала она была озадачена, а сейчас ей стало смешно. Что бы ни случилось, она знала: все к лучшему. Наконец-то этот медленно двигающийся, медленно разговаривающий ковбой начал подавать признаки жизни! Она так долго ждала.
Не успела дверь за ними закрыться, как Шейн резко повернулся, наугад хлопнув ладонью по выключателю, погасил свет и впился в Дженни долгим, страстным поцелуем. Подобный энтузиазм рассмешил ее, и Дженни вырвалась из его объятий. Увидев детскую обиду на его лице, она сама подошла к нему, и тотчас знакомое полуобморочное состояние вернулось, комната поплыла, и она стала медленно тонуть…
— Извини меня, Джен, — начал он, когда она немного пришла в себя. — Я в последнее время отдалился от тебя. Знаешь… по-моему, теперь все пойдет как надо. Кстати, ты слышала новость о Баке и Мэри?
Дженни кивнула и прикусила нижнюю губу, втягивая в себя воздух носом. Наконец не выдержала — побежала в ванную и заперла дверь за собой. Чтобы заглушить звук, полностью открыла кран и только потом встала на колени.
— Дженни! Что с тобой?
Первый приступ прошел, и она успела сказать только одно слово:
— Плохо.
— Привести отца?
— Нет! — заорала она так, что сама испугалась своего голоса.
Спустя еще несколько секунд он спросил:
— Тебе помочь? Принести что-нибудь?
— Крекеры и чай.
Саванна говорила, что это простое средство помогает.
Дверь хлопнула — Дженни умылась, прополоскала рот.
— Обалдеть! — сказала она в зеркало своему отражению. — Все по секундам.
Она завернула кран, вытерла лицо, чувствуя смертельную усталость. Было немного жаль себя.
Услышала, как вошел Шейн. Дженни открыла дверь, шаткой походкой вышла из ванной.
Он взял ее за локоть, бережно повел к креслу-качалке у окна, усадил, затем поставил ей на колени поднос с горячим чаем и крекерами. Она взяла крекер, стала медленно жевать, думая о чем-то своем. Действительно, стало полегче.
— Ты что, всегда это ешь? — спросил он. — Или, может быть, у тебя грипп?
Голос его был так участлив, что она почувствовала слезы на глазах.
Нет, сказала она себе. Плакать не будем.
Но, когда все-таки посмотрела на него, из глаз выкатилось несколько слезинок.
— Дженни! Объясни же наконец, что с тобой! — он встал рядом с ней на колени.
— Я… я беременна.
Какую-то долю секунды она видела на его лице потрясение и счастье одновременно, затем все это сменилось на гнев. Он медленно отстранился и спросил, глядя на нее сверху вниз:
— Когда ты узнала?
Дженни взяла с подноса салфетку, вытерла лицо.
— Недавно.
— До аэропорта?
Дженни закрыла глаза, подавила приступ тошноты.
— Да.
Шейн молчал.
Дженни заглянула ему в лицо — оно подергивалось. Она никогда не видела его таким разгневанным. Ненависть в глазах. В этих глазах всего несколько минут назад она видела любовь.
— И хотела уехать в Детройт, не сказав мне?
По мере того как она стала понимать его реакцию, ее тоже начало разбирать зло.
— Не смотри на меня такими глазами! Ты исчез. Что я должна была подумать? Ты ведь не сказал, что любишь меня…
— Ты не знала, как я к тебе отношусь? — заорал Шейн, прерывая ее. — Думаешь, у меня было с кем- нибудь что-то подобное?
Он повернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Глава четырнадцатая
Дженни лежала в позе эмбриона, накрывшись несколькими одеялами. В дверь негромко постучали.
— Иди отсюда!
