— Это уже неплохо, — заметил он. — Теперь наибольшее беспокойство вызывают сгустки крови в легких. К тому же он перенес сильный удар.
Йорана не могла остаться здесь, как бы ни желала этого. Помощники Мельбар сообщили о нарушении воздушного пространства к северо-востоку от дворца. Ей было необходимо выяснить, чем оно вызвано. Здание конгресса по-прежнему пребывало в осаде, и Йорана вместе с Гатоном ждали, не попросят ли оттуда подкрепления. И хотя Йорана охотно предпочла бы оставить конгресс вариться в собственном соку, ей было необходимо ответить на запрос, если он придет.
Кативар стоял у двери. Он выглядел так, как будто пробрался через дымоход, забитый копотью и дымом.
— Если можно, я останусь, — попросил он. Йорана остановилась в замешательстве: она все еще не знала, почему Ринди покинул дворец и каким образом Кативару удалось разыскать его. Но Кативар был помощником Прелата, его подопечным, его наместником. Если Риндалан доверял ему, стоит ли сомневаться?
Йорана была подозрительна — такой ее сделала работа и занимаемое положение. Однако сейчас Кативар вряд ли мог нанести Прелату вред: либо старик оправится, либо умрет.
— Хорошо, — ответила она. — Сообщи мне, что будет дальше.
Кативар кивнул, и она вышла. Траскар присоединился к ней в коридоре. При виде его Йорана стиснула зубы. Траскар был одной из ее ошибок, которая ей постоянно напоминала о себе в последние пять дней. Ему следовало отправиться с Палатоном и Рэндом в Сету, на эту чертову процедуру очищения. Если настоятельница впустила в храм человека, она могла бы позволить это и охраннику.
— Они прорываются к дворцу. Территория дворца была обширной — очень обширной — однако число простолюдинов множилось с каждым часом. Покончив с поджогами и грабежом других кварталов города, они теперь подступали к дворцу и зданию конгресса.
— Подготовьте неподалеку от дворца транспорт, заправленный для старта. Разместите в одной из машин госпиталь. Я хочу получить список всех чоя во дворце, обладающих достаточно сильным бахдаром — через пятнадцать минут.
Траскар кивнул и выбежал.
Йоране не хотелось думать о пожаре во дворце, но ситуация подсказывала ей, что это может случиться. Неужели Малаки принесет ее в жертву своему замыслу?
Она считала его способным на такое.
Прибавив шагу, Йорана свернула к помещению связи.
Врач оставил его наедине с Ринди через четверть часа, убедившись, что Прелат наконец-то погрузился в спокойный сон. Перед уходом врач критически оглядел Кативара и дотронулся до ссадины на скуле, которую священник прежде не замечал. Ссадина тут же заныла. Врач попросил:
— Умойтесь, чтобы я осмотрел рану.
— Со мной все в порядке, — Кативар не сводил глаз с Ринди.
— Тем не менее мы обработали его, — чоя из Небесного дома оглядел Кативара с ног до головы, — а вас — нет.
Но молодой священник чувствовал, где надо проявить настойчивость.
— Ничего, — ответил он. — Я приму горячий душ здесь, в комнатах.
— Хорошо. Можете побыть с ним, если хотите, но сомневаюсь, что он проснется до утра. Приборы дадут нам сигнал, если что-нибудь случится, — врач вышел к своему помощнику, ждущему в коридоре. Они обменялись краткими замечаниями, смешками и удалились.
Кативар знал, что врачи смеются не над ним, однако на его лице выступил румянец, и он подумал о мести. Это не пристало священнику, тут же упрекнул он себя, глядя на Ринди.
Он чувствовал, как бахдар старого Прелата растекается по комнате — не запертая внутри, не защищенная сила покидала Ринди, как в то время, когда он взывал к Заблудшим. Вероятно, бессознательно он все еще обращался к ним, пытаясь спасти чоя от самих себя — слишком слепых, чтобы видеть свое грядущее уничтожение. Последние семь лет Кативар служил Прелату, был его правой рукой, секретарем, помощником и даже слугой, но он никогда не чувствовал бахдар так явственно, как сейчас.
Сила бахдара угрожала ему и одновременно позволяла окрепнуть его решению. Ни один чоя по случайности рождения не должен быть одарен в миллионы раз сильнее других. Ни одному чоя не позволено править благодаря этому дару. Равенство было единственным ответом, и Кативар решительнее, чем когда- либо, стремился достигнуть его. Но что он сможет, если чоя из Домов, обладающие талантом, подобным таланту Риндалана, встанут на его пути? Он стал Прелатом только потому, что обладал кое-какими талантами, к тому же ему повезло при прохождении тестов, но он не мог надеяться противостоять другим. Он дотронулся до рукава, проверяя, на месте ли крохотный сосуд с рахлом, который всегда носил с собой. Это была его единственная надежда.
Если Витерна из Небесного дома отзовет свой патент на очистку воды, на всей планете поднимется суматоха, все округа будут зависимыми и покорными его замыслу. Ему надо только продолжать испытания препарата и терпеливо ждать.
Но какое преимущество он получит, если Риндалан умрет прямо сейчас, оставив его Верховным прелатом Звездного дома! Он получит доступ к архивам Дома и к той силе, которую он надеялся извести. Надо только ждать, чтобы природа взяла свое, ибо очевидно: хотя дух Риндалана еще силен, его плоть слишком немощна. Сосуд может оказаться слишком старым, чтобы удержать в себе влагу.
Ринди пошевелился. Несмотря на поддерживающие его подушки, он запрокинул голову. Веки Прелата задрожали, будто он пытался открыть глаза.
— Воды, — прошептал он.
Не раздумывая, Кативар взял кувшин со стола, налил в стакан воды и замер. Каковы шансы Риндалана на выздоровление, если он лишился даже бахдара?
Осторожно, чтобы наблюдательные камеры не уловили ев Движение, он вытащил сосуд из рукава и вылил его содержимое в стакан. Доза была не сливам большой, однако ее можно было выявить в тканях трупа, хотя если Ринди проживет еще час-другой, все следы яда в его организме исчезнут. Он покачал стакан в руке, чтобы размешать жидкость, а затем подошел к Прелату.
Ринди бессознательно приподнялся — достаточно, чтобы осушить стакан. Проглотив жидкость, он откинулся на своем ложе; его роговой гребень казался неестественно громадным, тонкие пряди седых волос разметались, черты лица заострились. Кативар выбросил стакан в бак для отходов и вновь подступил поближе, наблюдая, как действует яд.
Глубокие морщины, прорезавшие лицо старца, начали разглаживаться, как только интоксикация рахла вывела его из полуобморочного состояния. Резкие движения смягчились. Удовлетворенный Кативар успел сменить одежду и принять душ, впрочем, так и не избавившись от едкого запаха дыма и пепла, когда Ринди заговорил.
Возле него не установили прибор, фиксирующий речь — все, сказанное Прелатом в бреду, считалось нерачительным. Медицинская аппаратура, находящаяся рядом, отмечала жизненно важные свидетельства его состояния и не давала представления о речи. Кативар остановился, удивляясь воздействию рахла, и прислушался.
— Палатон? — Ринди поднял руку, и его брови изогнулись, как будто он силился проснуться. Его глаза были открыты, но устремлены мимо лица Кативара. — Палатон, это ты?
— Да, — ответил Кативар. Он подошел ближе и протянул руку, в которую с силой вцепился Прелат.
— Я сделал глупость.
— Не беспокойся, — произнес Кативар. — Отдохни.
Риндалан попытался покачать головой и не смог. Его невидящие глаза устремились на Кативара.
— Я так устал…
— Тогда спи.
— Боюсь, от этого сна мне уже не проснуться. Палатон, я должен что-то сказать тебе.
Кативар хотел возразить, но замолчал на полуслове и крепче сжал руку старика.
