— Ну и о многом другом, естественно. Я много читаю. Историческую литературу. Правоведение. Хроники.
— Все, что устарело и прошло, — подытожила она.
Он покачал головой.
— Прошлое — это то, на чем мы стоим, — объяснил Эрленд, — хотя оно и может обернуться ложью.
— А почему о гибели людей? О замерзших людях? Невеселое чтение.
— Вам бы работать в полиции, — криво усмехнулся Эрленд.
За этот короткий вечер незнакомая женщина умудрилась заглянуть в такие уголки его души, которые были заперты и труднодоступны даже для него самого. Он не хотел об этом говорить. Только Ева Линд знала о его причуде, но не очень понимала и не строила никаких предположений в связи с повышенным интересом отца к пропавшим людям. Эрленд долго молчал.
— С возрастом приходит, — сказал он наконец и тут же пожалел, что покривил душой. — А вы? Что вы делаете, когда не засовываете ватные палочки людям в рот?
Он попытался обернуть все в шутку и начать разговор сначала, но контакт между ними разладился, и в этом была его вина.
— На самом деле у меня ни на что, кроме работы, времени не хватает, — ответила Вальгерд. Она чувствовала, что нечаянно затронула больную тему, но не понимала, как именно. Ею овладело смущение, и он это видел.
— По-моему, нам надо так посидеть еще раз, — сказал Эрленд, чтобы выйти из щекотливого положения. Собственная неискренность тяготила его.
— Непременно, — отозвалась Вальгерд. — Я долго сомневалась перед тем, как принять ваше предложение, но совсем не жалею о проведенном вечере и хочу, чтобы вы знали это.
— Я тоже очень доволен, — ответил Эрленд.
— Вот и хорошо, — сказала Вальгерд. — Спасибо вам большое за все. Спасибо за ликер. — Она глотнула из своего бокала. Эрленд тоже заказал себе «Драмбуи», но не притронулся к нему.
Он лежал на кровати в гостиничном номере и смотрел в потолок. В комнате все еще было холодно, и Эрленд не стал раздеваться. За окном шел снег. Снег был мягкий и теплый. Он красиво падал на землю и тут же таял. Совсем не тот колкий, тяжелый, беспощадный снег, калечащий и уничтожающий.
— Что это за пятна? — спросила Элинборг у отца избитого мальчика.
— Пятна? — переспросил он. — Какие пятна?
— Вон там, на ковре, — показала Элинборг. Они с Эрлендом только что покинули больницу после напрасных попыток поговорить с мальчиком. Зимнее солнце осветило ковер на лестнице, ведущей на верхний этаж, где располагалась детская. В ярком свете проступили пятна.
— Я не вижу никаких пятен, — заявил папаша, наклонился и принялся осматривать ковер.
— Они более заметны на свету, — продолжала Элинборг, следя за солнечным лучом, проникшим сквозь окно гостиной. Низкое солнце, почти лежащее на земле, било в глаза. Оно отражалось в тяжелых плитах из мраморной крошки, и казалось, будто пол гостиной объят пламенем. Около лестницы стоял изящный шкафчик для бутылок. Там хранилось крепленое вино и дорогие ликеры. Бутылки красного и белого вина были уложены в ряд горлышком наружу. У шкафчика были две стеклянные дверцы, и Эрленд обратил внимание на неприметный след от тряпки на одном из стекол. На стенке шкафчика со стороны лестницы застыла капля сантиметра в полтора. Элинборг дотронулась до нее пальцем — жидкость оказалась клейкой.
— Тут что-то произошло, около бара? — спросил Эрленд.
Хозяин посмотрел на него:
— Что вы имеете в виду?
— То, что на шкаф что-то брызнуло. Вы его недавно протерли.
— Нет, не недавно, — ответил мужчина.
— Этот след на лестнице, — встряла Элинборг, — по-моему, это след ребенка, или мне померещилось?
— Я лично не вижу никаких следов на лестнице, — возразил отец. — То вы говорите о пятнах, теперь это уже следы. К чему вы клоните?
— Вы были дома, когда на мальчика напали?
Мужчина не отвечал.
— Это произошло после школы, — продолжала Элинборг. — Учебный день закончился, но он остался поиграть в футбол, и вот когда он пошел домой, на него напали. Именно так нам представлялось развитие событий. Ребенок не в состоянии поговорить с вами, да и с нами тоже. Я думаю, он не хочет. Не осмеливается. Возможно, подростки пригрозили убить его, если он разболтает полиции. А может быть, кто- то другой припугнул его, что прибьет, если мальчик поговорит с нами.
— На что вы намекаете?
— Почему вы ушли с работы домой раньше в тот день? Вы вернулись в середине дня. Ваш сын добрался до дому и поднялся в свою комнату. Вы пришли почти в то же время и позвонили в полицию и «Скорую помощь».
Элинборг уже и раньше задумывалась над тем, что папаша делал дома в разгар рабочего дня, но до настоящего времени держала вопрос при себе.
— При этом никто не видел, как мальчик возвращался из школы, — добавил Эрленд.
— Уж не думаете ли вы, что это я напал на него и с такой жестокостью избил собственного ребенка? Не на это же вы намекаете, в самом деле?!
— Вы позволите нам взять кое-какие образцы с ковра?
— Я думаю, вам лучше уйти.
— Я ни на что не намекаю, — проговорил Эрленд. — Мальчик рано или поздно расскажет о том, что произошло. Возможно, не сейчас и даже не через неделю или месяц, может быть, даже и не через год, но все-таки расскажет.
— Вон! — вспылил хозяин, теперь он был рассержен и нетерпим. — Что вы себе позволяете… Вы не имеете права допускать… Вам пора. Уходите. Вон!
После этого Элинборг отправилась прямиком в больницу, в детское отделение. Мальчик спал с подвешенной рукой. Она подсела к его кровати и стала дожидаться его пробуждения. Она просидела у кровати минут пятнадцать, прежде чем мальчик зашевелился и заметил инспекторшу из полиции с усталым лицом. Но мужчины с грустными глазами в вязаной кофте, который сопровождал ее днем, нигде не было видно. Мальчик посмотрел Элинборг прямо в глаза, и она улыбнулась ему, а потом спросила как можно мягче:
— Это был твой папа?
Уже поздно вечером она вернулась в дом, где жили отец с сыном, с ордером на обыск. Ее сопровождали техники-криминалисты. Они осмотрели пятна на ковре, мраморный пол и винный бар, сняли отпечатки. Специальным пылесосом прошлись по мрамору. Отлепили капельку со шкафчика. Поднялись наверх в комнату мальчика и сняли отпечатки со спинок кровати. Прошли в ванную комнату, осмотрели тряпки и полотенца. Перетряхнули грязное белье. Открыли пылесос. Сняли образцы со швабры. Пошли к помойке и поковырялись в отбросах. В мусорном контейнере обнаружился детский носок.
Отец ждал на кухне. Как только появились полицейские, он позвонил своему приятелю адвокату. Адвокат примчался на всем скаку и проверил разрешение на обыск, выданное судьей. Он посоветовал своему подопечному не разговаривать с полицией.
Эрленд и Элинборг ходили по комнате вместе с техниками. Элинборг бросала на папашу испепеляющие взгляды, а тот опускал голову и отводил глаза.
— Не понимаю, чего вы хотите, — твердил он. — Не понимаю.
Мальчик не выдал своего отца, но когда Элинборг задала ему вопрос, его глаза тут же наполнились слезами. Такова была его первая реакция.
Через два дня позвонил начальник отдела криминалистики.
