— Верхнее письмо я получила первым, — только и заметила она.
Ник Картер вынул письмо из конверта и начал читать:
«Дорогая Инес! Спешу известить тебя, что до сих пор сумел избежать преследования и нашел сравнительно надежное убежище. Прости, что я не посвятил тебя в свои планы, прости меня и за тот испуг и беспокойство, которые я тебе причинил, а главное — прости за позорный арест, которому ты подверглась из-за меня. Но я навлек бы на тебя еще несравненно худшую беду, если бы сообщил тебе свой секрет. Поэтому я молчал. Прости же меня. М.К.».
Другое, более обстоятельное письмо имело следующее содержание:
«Дорогая Инес! Вот уже двое суток прошло с тех пор, как я бежал из здания суда; могу теперь сообщить тебе, что больше мне уже нечего бояться опасности — здесь меня не схватят. Как ни тяжело мне, но должен просить тебя забыть меня; я не достоин твоей дружбы, твоей любви. Не верь в мою невинность: я не заслуживаю этого. Поэтому пока забудь обо мне, дорогая Инес; считай меня тем, кем я был бы, если бы мне не удалось бежать, считай меня погибшим. Я знаю, что к тебе теперь все время будут приставать сыщики. При своем необыкновенном остроумии, они, конечно, не поверят, что ты ничего не знала о моем плане бегства, что ты совершенно невинна. Прости же, дорогая моя, если бы я был достоин тебя, я не остановился бы ни перед чем, чтобы сделать тебя моею; но я недостоин тебя — прости и забудь меня. Вечно твой М.К.».
Прежде чем вернуть письма, Ник Картер внимательно оглядел почтовые штемпели на конвертах; но они свидетельствовали только о том, что письма опущены около Главного почтового управления, и притом первое через несколько часов после побега, а второе вечером следующего дня, то есть накануне.
— Благодарю вас, мисс, — сухо сказал он, возвращая хозяйке оба письма, — чрезвычайно важные письма для вас лично… великолепное доказательство вашей ангельской невинности — точно по заказу написаны.
— Совершенно верно, мистер Аллилуя, или как вас там зовут, но я показала их вам не для того, чтобы убедить вас в своей невиновности.
— Не для этого? Так для чего же тогда?
— Очень просто. Если бы я сказала вам, что не получала от Каррутера никаких вестей, вы бы мне не поверили. Поэтому я и показала вам эти письма, вот и все.
Ник Картер встал. Спокойствие молодой женщины, как бы свидетельствовавшее о ее совершенной невиновности, тем не менее не обманывало его. В этих бездонных девичьих глазах была какая-то пропасть, а из этой пропасти до уха опытного сыщика доносились какие-то голоса, голоса, не имеющие ничего общего с невинными речами этого ангельского создания.
— Вы уходите? — спросила его Инес Наварро, также вставая с кресла.
— Что же мне еще остается. По-вашему, значит, выходит, что я проиграл сто долларов.
— Но ведь вы еще не провели обычной работы сыщика?
Ник Картер быстро обернулся и посмотрел ей прямо в лицо, с которого тут же сошла насмешливая улыбка, появившаяся у него за спиной. Теперь усмехнулся сыщик: это была первая крупная ошибка, которую сделала молодая женщина, до сих пор так мастерски игравшая свою роль; ошибка, вызванная ее горячим нетерпеливым темпераментом, но все же грубая ошибка, доказывавшая, что она вовсе не чувствовала себя такой невинной, какой хотела казаться.
— Нет, сударыня, — возразил он. — Я еще ничего такого не сделал, но, может быть, я восполню это как-нибудь в другой раз. В этом виноваты ваши прекрасные глаза, их жгучий огонь вскружил мне голову. Могу ли я надеяться на ласковый прием, если еще раз осмелюсь обеспокоить вас своим присутствием?
— Я с удовольствием приму вас в любое время. Вы, право, довольно забавны, — заявила девушка с иронией.
Ник Картер откланялся и у ближайшего угла нанял извозчика; через четверть часа он был уже в кабинете своего друга Мак-Глуски.
— Инспектор, — сказал он, усаживаясь напротив него в кресло, — мне кажется, что относительно Мориса Каррутера мы одного мнения; это, если можно так выразиться, идеальный негодяй.
— Да, именно, он — король преступников. Этим все сказано. Впрочем, едва ли, Ник, ты пришел единственно за тем, чтобы объявить мне эту новость?
— Нет. Я хочу только сказать, что сегодня нашел одну молодую женщину, которая еще гораздо хитрее и ловчее Мориса Каррутера; да, хитрее, пожалуй, и нас с тобой — женщина до такой степени лукавая, коварная, что при всей ее красоте она страшна!
— Ты говоришь об Инес Наварро?
— Вот именно. Я только что от нее, из того самого дома, в котором, по всей вероятности, скрывается теперь Морис Каррутер.
Инспектор Мак-Глуски вскочил, точно не зная, верно ли он расслышал.
— В котором скрывается Морис Каррутер? — переспросил он, качая головой.
Сыщик кивнул.
— Как я тебе говорю, Морис Каррутер сидит в этом доме, и это так же верно, как то, что ты сидишь здесь.
— Другими словами, ты думаешь, что надо будет приступить к обыску?
Ник Картер усиленно замахал руками.
— Кто об этом говорит! Это было бы величайшей глупостью; разве у меня есть какие-нибудь улики? Все, что у меня есть, — это выводы, в непреложности которых я лично не сомневаюсь ни одной минуты, но которые еще не доказательства.
— Значит, это пустые предположения, — сказал инспектор, пожимая плечами.
— Может быть, пустые, может быть, и очень содержательные — не знаю; до сих пор это, конечно, не больше, чем мыльные пузыри, которые, может быть, завтра уже сгустятся и сделаются пушечными ядрами. Но скажи, пожалуйста, Жорж, что известно тебе об ее больном отце?
— Что мне известно? Ничего, — с удивлением возразил инспектор. — Мои люди расспросили соседей, вот откуда все мои сведения.
— Ну, такими сведениями можешь не гордиться, дорогой Жорж, — не без иронии заметил сыщик. — Твои люди не очень-то умны, — дипломатично закончил он.
— Это что же опять значит? — с удивлением спросил инспектор. — Куда ты метишь, Ник?
— Да просто хочу сказать, что эта Инес Наварро вовсе не то, за что она себя выдает — и, во всяком случае, не невинная барышня из общества. Этот легендарный отец и вечно путешествующая мачеха — довольно удачные манекены, чтобы скрыть скелеты, а может быть, и целых два. Необыкновенно хитрая выдумка: жить в лучшем и самом дорогом квартале Нью-Йорка, то есть в среде такого соседства, где можно не бояться назойливых приставаний и где лицам, желающим бесследно исчезнуть, не трудно сделать это, не оставляя никакого адреса.
— Но ведь это еще не доказательство!
— Слушай дальше, — со своим обычным спокойствием продолжал сыщик. — Остроумие этой Инес прямо-таки поразительно, но все-таки она не вездесуща: она не может знать, что я читал одно адресованное ей письмо Каррутера, в котором он говорил с ней тоном, каким преступник говорит только со своим товарищем по ремеслу, с сообщником. Ну вот, видишь ли, с этим-то письмом совершенно не вяжется ее облик нежной мадонны. Она утверждает, что ничего не знала о преступной карьере Каррутера, я же знаю как раз противоположное. А из этого следует, что на суде она сидела рядом с преступником не в качестве мечтательной экзальтированной девушки, желавшей перед всем миром вступиться за любимого человека, а в качестве его сообщницы, помогавшей ему в подготовке бегства. Далее! Через несколько минут после того как Каррутер удалился из здания суда, телеграф уже разнес эту весть по всему свету: значит, он не имел времени избрать определенное убежище — он вышел из здания суда и направился прямо к своему нынешнему убежищу, и я готов побиться об заклад собственной головой, что убежище это находится именно в доме Инес Наварро. Заметьте, в том самом доме, куда Морис Каррутер хотел скрыться
