учиться спокойно было невозможно — тревожила судьба мужа, да и полиция ходила по пятам, надеясь выследить Плеханова. Дважды у них на квартире был обыск, но ничего компрометирующего полицейские не нашли. Один раз они были близки к тому, чтобы обнаружить письмо Плеханова из Женевы, но оно было спрятано в одеяле девочки, и полицейские, обыскав обеих женщин, не тронули ребенка. В любой момент Розалию Марковну могли арестовать. И на курсах к ней стали плохо относиться реакционные преподаватели и слушательницы, которым стало известно, что она близка к революционерам. От всех этих треволнений пропало молоко, она стала плохо спать, и с каждым днем здоровье делалось все хуже. Теофилия знала, что единственное лекарство для ее подруги — встреча с любимым человеком.
Неоднократно Теофилия Васильевна убеждала Розалию Марковну уехать к Плеханову за границу и наконец, уговорила.
В июне она приехала к Плеханову и привезла конспиративное письмо от Павла Аксельрода о ходе пропаганды в Петербурге. Плеханов дважды перечитал его. Дела шли плохо. После неудачного покушения Степана Халтурина, устроившего взрыв в Зимнем дворце, царский террор усилился. П. Аксельрод писал, что решил эмигрировать и на время свернуть работу «Черного передела», так как в данной обстановке нет возможности вести пропаганду. Плеханов долго молчал после чтения письма.
— Роза, ты знаешь, что Павел пишет о необходимости временно свернуть работу «Черного передела»?
— Да, он мне говорил перед отъездом. Но это временная мера. Газета «Черный передел» будет выходить в Харькове, там сейчас нашлись хорошие парни, которые будут печатать ее и распространять. А писать статьи вы будете здесь, за границей.
— Но ведь мы потеряем все связи. К чему газета, если ее некому читать? Я собирался осенью вернуться в Россию, а теперь не знаю, что и делать.
— Возвращаться тебе сейчас — самоубийство. И к тому же бессмысленное.
Она чувствовала, что Жорж ее очень любит, но все же она для него — на втором, нет, даже на пятом месте. Вся страсть его души отдана революции. Это грозная соперница, которая может целиком поглотить любимого человека. Но именно таким она его и любила. Она одна знала, что за сдержанностью Плеханова скрывалась глубоко страстная, темпераментная натура.
Утомленная дорогой и переживаниями от встречи с мужем, Розалия Марковна долго спала. Проснулась она от солнца, которое било в глаза даже через занавеску. После завтрака они решили немного прогуляться.
Они шли по улице Кандоль, мимо здания университета. Вся Женева была вытянута вдоль озера и окружена горами. По одну сторону центральной улицы было большое поле.
— Жорж, а для чего это поле? На выгон оно непохоже. Почему здесь не строят дома?
Здесь проходят народные гулянья. Ежегодно в декабре швейцарцы празднуют «Escalade». В этот день, по преданию, войска герцога Савойского пытались тайком проникнуть на улицы Женевы, но старая женщина, жившая на крепостной стене, услышала шум и подняла тревогу. В этот день женевцы, нарядившись в маски и старинные костюмы, строятся в кортежи и ходят по улицам Нижнего города, где в узких темных улочках расположены все главные магазины.
— Ну а луг при чем?
А на лугу устраивают банкет. Особенно веселятся здесь в другой день — в день памяти Руссо, когда для всех школьников Женевы устраивают бесплатное угощение. Тогда здесь бывают грандиозные фейерверки.
Розалия Марковна с любопытством слушала рассказы мужа.
За два часа осмотрели почти весь город, а вечером пошли в коммуну. По пути Жорж рассказывал:
— Поляки — прекрасные люди. Они добились в Варшаве больших успехов среди рабочих. Их программа во многом схожа с программой немецких социал-демократов. Особенно я сошелся с Людвигом Варыньским, помнишь, высокий, с бородкой, и с Шимоном Дикштейном. Ты обрати внимание, как плохо одет Дикштейн. Он отказывается от помощи товарищей. Такие люди, как он, живут не для себя, а для счастья рабочего класса. Варыньский, чувствуется, хороший организатор, он много сделает для социализма. А Дикштейн написал брошюру «Кто чем живет», в которой сумел популярно изложить труднейшие вопросы политэкономии.
— А Вера Ивановна будет?
— Конечно. Будет и Лев Дейч. Они с Верой давние друзья.
В коммуне они провели очень приятный вечер. Роза через полчаса чувствовала себя как дома. Друзья Плеханова не могли насмотреться на человека «оттуда», расспрашивали об оставшихся товарищах, рассказывали о битвах с драгомановцами.
В тот день пришла еще одна женщина — Анна Кулишова, Анка, как все ее называли, тоже политическая эмигрантка из России.
— Анка, расскажи Розе о своих подвигах в Париже, — попросил Жорж. Та стала отнекиваться.
— Лучше расскажу я, — вмешался Дейч. — Анка недавно вернулась из Парижа, где она была со своими итальянскими друзьями. Пошли они в тир потренироваться в стрельбе. Все они там ужасные анархисты. Анку оставили за столиком кафе около тира, а сами увлеклись. Стреляют и стреляют…
— С переменным успехом, — вставила Вера Ивановна.
— Вот именно, — продолжал Дейч. — Но Анка соскучилась, вошла в тир и попросила ружье. Хозяин удивился, но дал. И вот начала Анка сбивать все его мишени. Даже итальянцы, которые знали о ее революционном прошлом, рты разинули от удивления. А французы были просто покорены этой очаровательной блондинкой.
Все смеялись и больше всех сама героиня этой истории, которую недавно рассказал друзьям знакомый, случайно оказавшийся в тире во время ее триумфа.
В десять часов поляки ушли. Тогда Плеханов прочитал письмо из Петербурга. Все задумались. Нарушила молчание Вера Засулич:
— Жорж, мы ждем вашего слова. Вы уже давно прочли это письмо и могли его обдумать. И мы знаем, что ваше решение будет самым правильным.
— Спасибо, Вера Ивановна, за доверие. Выход один — пока нам остаться здесь. Петербуржцы но спрашивают нашего совета — ехать или нет, они пишут, что едут. Значит, другого выхода нет. Значит, «Черный передел» сворачивает свою работу в России. Но тем энергичнее мы должны действовать здесь. Кроме выпуска газеты вербовки сторонников среди эмигрантов и студентов, налаживания связей с социалистами других стран, мы должны выработать для себя четкую программу. Но, друзья мои, я не могу составить эту программу, думаю, что и вы не готовы. Я чувствую, что мы не правы, совсем отрицая политическую борьбу. Мне не ясна роль общины. Мы невежественны по многим вопросам, как это ни горько признавать. Героическая смерть наших товарищей обязывает нас найти верную теорию, которая, как ариаднина нить, выведет нас из лабиринта противоречий. В этом наш долг перед погибшими и перед будущим России. Мне смешно читать статьи в «Земле и воле» и в первую очередь свои. Там путаница, противоречия. Так ли уж самобытна история России, что мы должны идти своим путем?
— Жорж, что вы говорите, ведь это аксиома, — перебила его Анка.
— Не знаю, я не верю в аксиомы, я должен твердо знать на основе современной науки, что правильно и что нет.
— А если написать Марксу и узнать его мнение об общине? — сказала Засулич.
— Мне кажется, что ему рано писать. Я бы не знал даже, как сформулировать вопрос. Ведь мы не ученики первого класса, и обращаться к такому человеку надо, серьезно подготовившись. Какое счастье было бы побеседовать с ним по многим вопросам! Чем больше я читаю работы Маркса и Энгельса, тем шире раздвигается горизонт моих знаний. Но как многого я еще не знаю.
— Жорж, вы слишком требовательны к себе. Вы столько за это время прочли, да еще ходите, как ученик, на лекции в университет, — вставил Дейч.
— Хожу и всем вам советую. Лекция, прочитанная даже посредственным профессором, придерживающимся буржуазных взглядов, дает систематичные знания, чего нам не хватает. Да к тому же, кроме лекций по истории и экономике, я посещаю занятия и по другим наукам — геологии, органической химии, анатомии и зоологии.
