ущемлять моего самолюбия.
Но я не обращал внимания на увещевания друзей и, войдя в азарт, носился по площадке, а однажды даже перебежал за мячом под сеткой на другую сторону, чем очень обрадовал зрителей.
Игра окончилась для меня совершенно неожиданно. Я кинулся на пролетавший мяч и тут же кубарем полетел на землю, столкнув игравшего в одной команде со мной Гегию.
— Я так и думал, что этот сван сегодня кровь пустит, — сказал Гегия, вставая с земли. — Ведь я же с тобой на одной стороне играю... болван!
Я кинулся на Гегию, но меня окружили и отвели в сторону.
На площадке появилась Ольга Шмафовна. Она кинула на меня суровый взгляд.
— Мы шутили... играли... он не виноват, — пытался оправдать меня Коля.
— Тебя не спрашивают, Кемулария, — обрезала воспитательница.
— Да, шутили, а нос кто разбил? Хорошо шутили... — вмешался Гегия, вытирая кровь.
Воспитательница взяла меня за руку и повела к зданию школы.
В учительской воспитательница рассказала о случившемся учителю грузинского языка Георгию Хонелидзе. Тот с едва заметной улыбкой выслушал ее, изредка поворачивая ко мне голову с непомерно длинным носом, который, казалось, занимал большую часть его лица. Потом он стал долго и нудно говорить о недопустимости ссор и драк. Понурив голову, я терпеливо слушал учителя. Ольга Шмафовна время от времени перебивала Хонелидзе и по-русски что-то говорила ему.
Я признал себя виновным и обещал впредь хорошо себя вести. Меня отпустили. Володя и Коля ждали меня около двери. Узнав, что меня не оставили без обеда, они успокоились.
По пути в умывальную мы принялись обсуждать происшествие. Мои новые приятели стали уверять меня, что связываться с Гегией не следует ни в коем случае.
— Теперь все знают, что ты не боишься его, — говорил Коля, — поэтому Гегия при всяком удобном случае будет на тебя жаловаться. Я его хорошо знаю. Он такой противный, но ничего поделать нельзя. Придется терпеть.
Я не соглашался с ним, считая, что Гегию непременно надо побить. Володя был со мной согласен, только уверял, что самим начинать с ним драку не следует, а надо побить его тогда, когда он первый полезет.
После долгих обсуждений мы пришли к выводу, что драться все же с Гегией не стоит, но и мириться с ним тоже не будем.
С непривычки игра в волейбол меня сильно утомила, и я с удовольствием растянулся на своей койке и уснул. Однако долго отдыхать не пришлось. В шесть часов раздался звонок, и мы снова пошли по своим классам для вечерней самоподготовки.
Самоподготовкой мы занимались в классах. Вместо преподавателя с нами были воспитатели. Они наблюдали за порядком и помогали в случае необходимости.
— Иосселиани, — обратилась ко мне Ольга Шмафовна, как только вошла в класс, — ты будешь заниматься со мной за столом.
Кто-то прыснул от смеха.
— Джих, в чем дело? Что тут смешного? — сердито произнесла воспитательница.
— Ничего, Ольга Шмафовна, я просто так, — едва сдерживая смех, произнес Джих, — Иосселиани такой большой, что мог бы и без вашей помощи заниматься.
— Ты тоже большой, однако учишься плохо. Сегодня двойку получил. Садись тоже ко мне и делай примеры.
Таким образом, я и Джих оказались за одной партой. Джих получил арифметические задачи, а я стал заниматься с воспитательницей русским языком. К концу самоподготовки я уже знал десятка два русских слов и принялся записывать их в тетрадку.
Неожиданно Джих сунул мне бумажку с примерами по арифметике и шепнул: «Помоги!»
Ольга Шмафовна в этот момент занялась с каким-то учеником в другом конце класса, но я не забыл обид, которые мне нанес Джих, и швырнул бумажку обратно. Ольга Шмафовна заметила это и спросила:
— В чем дело, Иосселиани?
Я промолчал.
Воспитательница подняла упавшую на пол бумажку, развернула ее. Все стало ясно.
— Вы видите, ребята, — обратилась она к классу, — Джих просит помощи у Иосселиани. Как же не стыдно ему было смеяться над беспомощностью Ярослава в русском языке?
— Ну что же, — спокойно отозвался Джих, — посмеялся, что же здесь плохого. А вот Иосселиани отказался помочь товарищу — это плохо. Очень плохо!
— Ребята, как вы думаете, кто прав? Иосселиани или Джих? — Ольга Шмафовна окинула пристальным взглядом класс, как бы стараясь прочесть на лицах учеников их отношение к этому маленькому событию.
Все молчали.
— Кто хочет высказаться? Никто? — прохаживаясь по классу, спрашивала Ольга Шмафовна. — Ну, тогда пусть первым скажет староста.
Гегия встал и решительно сказал:
— Конечно, виноват Иосселиани. Товарищу всегда надо помочь.
— Ну, а Джих прав? Как по-твоему? — опять обратилась к Гегии воспитательница.
— Джих тоже не прав, надо знать, у кого помощи просить...
— А я думаю, — воскликнула Тамара Пилия, — я считаю, что Иосселиани прав. Подсказывать не нужно. Джих поступил нехорошо. Он сначала поиздевался, а потом обратился за помощью. Стыдно так!
В классе зашумели. Кое-кто поддерживал Тамару, но были и сторонники Гегии.
Ольга Шмафовна остановила разгоревшиеся страсти, и я с интересом ждал, что же скажет она.
Володя перевел ее слова, и я убедился, что мой поступок действительно правилен, хотя в ту минуту я думал только о том, что помощь у меня просит ненавистный Джих.
Коллектив отвечает
Все же учение давалось мне с трудом. В Ажаре преподавание велось на грузинском языке, на котором я кое-как говорил. Для второго же класса русской школы моя подготовка была слишком низкой.
Однако упорные и настойчивые занятия давали свои плоды. Постепенно я начал понимать и изъясняться на русском языке. С Володей Дбар мы просиживали над учебниками целые вечера.
Наговорившись вдоволь по-русски, мы шли спать обычно в хорошем расположении духа, весьма довольные собой. Но на следующий же день мы убеждались, что наши успехи не столь уж велики.
Грузинская, абхазская и сванская речь не различает мужского, женского и среднего рода. Это обстоятельство меня совершенно сбивало с толку.
В определении рода в младших классах путались почти все, кроме, конечно, русских детей, которых было очень мало и которые были приходящими. Разговорной практики поэтому было мало. Абхазцы, мингрельцы и аджарцы подобно мне заменяли женский род мужским или наоборот, а средний обычно и вовсе не признавали. Но я почему-то не признавал и женского рода. Скоро мне присвоили прозвище «Мужской род». Сначала я смертельно обижался на него. Но постепенно смирился и беззлобно начал откликаться на свою нелепую кличку.
Первый «неуд» я получил именно по русскому языку.
— Письменную работу ты сделал неудовлетворительно, — сокрушенно оказала Дагмара Даниловна, вручая мне тетрадку, — но я уверена, что ты скоро все исправишь.
Весь класс, казалось, переживал за меня, когда я, опустив голову, возвращался к своему месту с тетрадкой в руке.
— Ничего, — первым обратился ко мне Володя, — мы скоро все исправим. Мне тоже тройку
