игралась боевая тревога, подводная лодка маневрировала на различных ходах, оружие и механизмы готовились к бою. Естественно, такие тренировки, прозванные матросами «атаками по луне», приносили пользу. Однако за десятидневное безрезультатное маневрирование на позиции они изрядно всем надоели. Люди рвались в бой, а им вместо этого приходилось довольствоваться... »атакой по луне».
Разговор, начатый матросом, никто не поддержал. В отсеке снова воцарилась тишина. Сладкие минуты заветного отдыха были недолгими. По переговорной трубе я услышал слова вахтенного офицера: «Командира корабля прошу в боевую рубку!»
Как бы изысканно вежливо и спокойно ни произносились эти слова вахтенным офицером, они преображали меня, заставляли забывать обо всем. Я прибегал в боевую рубку, совершенно не помня пути от отсека до перископа, и припадал к окуляру.
Этот миг всегда волновал подводников. Сам перископ казался им магическим прибором, от которого зависели все наши дальнейшие действия. Каждый с нетерпением ожидал, найден ли противник, или просто вахтенный офицер решил лишний раз по какому-либо пустяковому поводу потревожить командира.
На этот раз из-за горизонта вырисовывалась корабельная труба. Из нее выбрасывалась небольшая струя серого дыма. Мачт видно не было.
— Боевая тревога! Торпедная атака! — скомандовал я.
Мой помощник нажал на кнопку. По отсекам зазвенели колокола громкого боя. Через несколько секунд в переговорные трубы полетели доклады с боевых постов о готовности к атаке.
Мы стремительно шли навстречу фашистским судам. Когда расстояние между нами уменьшилось, я определил, что конвой состоял из двух больших, тяжело груженных транспортов, четырех катеров- охотников за подводными лодками, двух самоходных барок и двух торпедных катеров.
Конвой шел невдалеке от берега. Суда охранения располагались полукругом со стороны открытого моря. Это затрудняло наши действия. Транспорты, несомненно, везли груз боеприпасов и техники, предназначенный для уничтожения советских людей. Надо было во что бы то ни стало пустить врага ко дну.
— Торпедные аппараты к выстрелу изготовлены! — доложили из первого отсека.
Было решено атаку произвести с короткой дистанции, предварительно, прорвав оба кольца охранения. Это надо было сделать так, чтобы гидроакустические приборы охотников не обнаружили нас и не начали бомбовое преследование еще до выпуска нами торпед.
Шумящие механизмы были остановлены, моторы работали на малом ходу. Подводникам было приказано слушать забортные шумы и докладывать о них в центральный пост.
Торпедная атака, даже учебная, требует большого напряжения сил — ведь именно торпедная атака подводит итоги громадной работе большого количества людей. В военное время ответственность подводников усугубляется. Каждая неудачная атака не только напрасная потеря торпед, затраченного труда и времени, но и поражение для всего экипажа. Поражение, которое приводило к тому, что враг получал новые подкрепления на сухопутном фронте.
— Слева по траверзу приближается охотник! — четко, не повышая голоса, но с заметным волнением доложил гидроакустик. — Пеленг не меняется.
Если пеленг не меняется, это означает, что катер пройдет точно над лодкой и не атакует ее. Однако люди, не знающие тонкостей правил маневрирования, в таких случаях обыкновенно думают, что охотник выходит в атаку. Чтобы избежать лишних волнений, я поспешил пояснить:
— Если пеленг не меняется, значит, все в порядке. Для выхода в атаку пеленг должен идти слегка на нос.
Едва я успел договорить, как над лодкой зашуршали винты катера-охотника.
Моё внимание привлек Трапезников. Лицо у него было бледное, лоб покрыли крупные капли пота. Было заметно, что он немного перетрусил. Но глаза матроса блестели. В них даже читалось какое-то торжество.
— Испугались? — спросил я. — Бледный вид имеете.
— Не так, чтобы очень, товарищ командир, но... как... как и все, товарищ командир! — это был честный ответ, и он вызвал одобрительные улыбки подводников.
— Время вышло! — доложил помощник.
— Всплывать на перископную глубину! — скомандовал я, приготовившись к подъему перископа.
Подъем перископа показал удачный ход маневрирования. Прорыв охранения прошел удачно. Мы, всплыли в заданной точке внутри конвоя, — огромный транспорт подходил к «кресту нитей», можно сказать шел прямо к своей гибели. Теперь его ничто не могло спасти, даже обнаружение нашей подводной лодки и немедленный выход в атаку по ней всех катеров конвоя.
— Ап-па-раты, пли! — раздалась заветная команда.
Корпус подводной лодки вздрогнул, и смертоносные торпеды, словно разъяренные звери, выпущенные из клетки, устремились к фашистскому транспорту, оставляя на поверхности моря пенистый след.
Теперь надо было приготовиться к неизбежному преследованию со стороны вражеских противолодочных катеров.
— Лево на борт! Полный ход!
Мы стали отходить в сторону открытого моря.
Корабельные винты заставили содрогнуться весь корпус подводной лодки, который слегка наклонился влево от резкой перекладки руля.
Место, откуда мы выпустили торпеды, могло быть замечено с вражеских катеров. Надо было сразу же уйти от него как можно дальше. И поэтому дорога была каждая секунда.
Мы изменили курс от первоначального лишь немногим больше десятка градусов. Раздались два оглушительных взрыва.
— Бомбы! Бомбы рвутся! — вдруг завопил матрос Поедайло.
— Спокойно! — закричал я на матроса. — Это торпеды взорвались! Что вы?
Бледное, подрагивающее лицо матроса тут же налилось яркой краской.
— Я... я от неожиданности, товарищ командир! Я не боюсь, совсем не боюсь! — промямлил он, опустив голову вниз.
— Не надо спать, — вмешался Трапезников, — а ждать надо, понял?.. Бомб ждать! Когда ждешь, не страшно.
Дистанция залпа была незначительной, и взрывом торпед подводную лодку весьма изрядно тряхнуло. В боевой рубке разбились электрические лампочки освещения, а помощник командира, стоявший у трапа центрального поста со своими приспособлениями, свалился с ног.
Мы развернулись на новый курс, начали отходить.
Шли минуты за минутами. Нас не бомбили. Пошла семнадцатая минута после взрыва торпед. Все по- прежнему было спокойно.
Я решил посмотреть, что же делается наверху.
Мы уменьшили ход и уже намеревались всплыть на перископную глубину, но в этот момент гидроакустик доложил о приближении с правого борта катера-охотника. Мы немедленно же приступили к уклонению, но катер, видимо, имел с нами надежный гидроакустический контакт и преследовал неотступно.
Через некоторое время появился еще один катер-охотник. Теперь они преследовали нас вдвоем. Не выходя в бомбовую атаку, они все время шли за нами. Мы сделали несколько сложных и хитроумных поворотов, но оторваться от них не смогли.
Непонятное поведение фашистов начинало изматывать личный состав. Казалось, было бы лучше, если бы они сыпали на нас глубинные бомбы. При глубинном бомбометании взрывы сменялись паузами, во время которых катера-охотники снова нащупывали подводную лодку, уточняли данные, ложились на боевой курс и выходили в повторную атаку. Так длилось до
тех пор, пока либо кончался запас бомб, либо удавалось поразить подводную лодку прямым попаданием, вероятность которого была небольшой. Взрывы серии глубинных бомб заставляли катеров- охотников на время терять гидроакустический контакт с подводной лодкой. При умелом использовании
