момента это давало возможность маневра для отрыва.
Ничего этого с нами не происходило. Катера-охотники просто шли за нашей подводной лодкой, не выпуская нас из наблюдения. Они как бы эскортировали нас на расстоянии не более трех-пяти кабельтовых. Запасы глубинных бомб при этом не расходовались. Район моря был мелководный, маневр по глубине исключался. Никаких перерывов в гидроакустическом контакте не могло быть. А наши энергетические ресурсы расходовались.
Подводные лодки времен второй мировой войны обладали весьма ограниченными энергетическими запасами в подводном положении. Подводники не могли не думать о возможности оказаться вынужденными всплывать в невыгодных для себя условиях. Поэтому экономия плотности аккумуляторной батареи, воздуха высокого давления и других запасов всегда была одной из первостепенных наших забот.
По моей просьбе в центральный пост прибыл Петр Каркоцкий. Я коротко объяснил обстановку, с тем чтобы он прошелся по отсекам и поговорил с народом.
В центральном посту подводники всегда в какой-то степени в курсе событий, однако в других отсеках они в неведении обо всем происходящем. Естественно, что и неожиданности боевой обстановки для них подчас более тяжки, чем для людей осведомленных. Поэтому информации, беседы и даже просто проявление заботы о людях играют большую роль, облегчающую выполнение задачи.
— Когда же начнут бомбить, надоели эти бледные лица! — отбросив назад свои длинные рыжие волосы, Каркоцкий глянул на Поедайло. Его умные глаза, казалось, пригвоздили матроса к стенке.
Опасность более страшна при ожидании. Непосредственную опасность, всем понятную и ощутимую, переносить легче. Вся боевая практика экипажа нашей подводной лодки подтверждает это. Глубинных бомб мы боялись по-настоящему только до первых их взрывов.
— Ну, ничего, пройдет, — Каркоцкий дружески хлопнул Поедайло по плечу и вышел из отсека.
Поедайло, довольный, что избавился от обычных для таких случаев насмешек со стороны товарищей, несколько успокоился.
— Измором, что ли, берут, — буркнул он. Поедайло, видимо, рассуждал про себя, и эти слова вырвались у него помимо воли.
— А ты боялся бомб, — после небольшой паузы услышал я шепот Трапезникова. — Видишь? Лучше бы бомбили, чем... прилепились, как слизняки какие-то.
— Если они действительно рассчитывают нас измотать, то нам это даже лучше, — обратился я к помощнику. — Скоро мы подойдем к большим глубинам, будет возможность маневра.
Вражеские охотники словно услышали мои слова. Гидроакустик доложил о быстром приближении одного из катеров с левого борта. Я успел только скомандовать на рули, но подводная лодка еще не начала маневрировать, когда до слуха подводников дошел гул винтов охотника. Вслед за этим тяжело ухнуло. Меня отбросило в заднюю часть отсека. На мне очутился рулевой. Впрочем, он тут же поднялся и побежал к своему посту, решительно перешагнув через голову помощника командира, в свою очередь, валявшегося у моих ног.
Осветительные лампочки были побиты. Кругом валялись различные инструменты и приборы.
— Включить аварийное освещение! — командовал механик, хотя оно уже было включено.
— Спокойнее! — была первая команда, которую я подал в центральный пост. — Держать заданную глубину!
Из отсеков доложили, что повреждений основных механизмов нет, мелкие последствия бомбовой атаки устраняются. Лодка продолжала выполнение уже начатого маневра.
— Справа сто, охотник быстро приближается! Пеленг быстро меняется на нос! — взволнованно докладывал гидроакустик.
Лица подводников обратились в мою сторону. Все ждали, какое решение я приму.
Переговорная трубка из боевого поста гидроакустика выходила прямо в отсек, и все находившиеся в нем были в курсе событий.
— Сейчас будет очередная серия бомб, объявить по отсекам! Внимательнее! — как мог спокойнее скомандовал я.
Очередная атака врага, по моим расчетам, должна окончиться неудачей, катер шел явно мимо нас.
И действительно, через минуту справа по носу раздались новые взрывы. Мы оказались вне зоны поражения, даже в значительном удалении от места бомбометания.
— Объявить по отсекам: нас преследуют два катера, — приказал я. — По одному разу они нас уже пробомбили. Можно ожидать еще две атаки. Больше у них глубинных бомб нет.
Люди приободрились, хотя по крайней мере еще дважды нас, должны были «угостить» сериями, если враг не перейдет к атакам одиночными бомбами.
Наш курс теперь лежал в сторону берега, а катера ходили по корме. Они, видимо, потеряли с нами контакт и теперь выщупывали гидроакустическими приборами весь район. Мы шля малым ходом, чтобы излучать минимальные шумы и в то же время ускользать от настырного преследования фашистов.
Шум катеров в конце концов перестал прослушиваться, я был склонен считать, что мы обманули противника. Однако это оказалось далеко не так.
— Курсовой сто сорок пять, с правого борта катер, — не дал сыграть отбой боевой тревоги гидроакустик. — Шум отдаленный, но приближается!
Полагая, что катера возвращаются в свою базу, мы решили свернуть влево. Однако катер тоже повернул за нами. Вскоре появился и второй охотник. Погоня возобновилась.
В этих условиях идти в сторону берега для нас было невыгодно. Лучше было отходить в открытое море, в сторону больших глубин и удаления от мест базирования катеров-охотников. Но любой поворот казался невыгодным для нас: он давал возможность врагу немедленно атаковать лодку.
Мы продолжали двигаться в сопровождении своеобразного эскорта фашистских катеров. Охотники применяли тактику, уже знакомую нам по первой встрече с ними. Они шли за нами примерно на одних и тех же кормовых курсовых углах, внимательно наблюдали за каждым нашим изменением курса, но в атаку не выходили.
— Товарищ командир, — доложил штурман, — по моим расчетам, мы подходим к району, где торпедировали транспорт. Глубины здесь небольшие...
И тотчас же гидроакустик доложил, что правый катер резко изменил ход и приближается к нам.
— Пеленг медленно идет к носу! — после небольшой паузы добавил он.
Охотник выходил в бомбовую атаку. Теперь все зависело от того, как быстро подводная лодка сумеет изменить курс и глубину погружения.
Подаваемые команды исполнялись с такой четкостью и быстротой, будто о них было известно заблаговременно. Едва я успел закончить приказание, моторы уже работали на полный ход, руль был положен на борт и стрелка на глубиномере устремилась вправо, показывая метр за метром увеличение глубины погружения.
«Десять градусов... двадцать градусов... тридцать градусов...» — отсчитывал я мысленно на циферблате репитера рулевого, прежде чем справа по носу пронесся знакомый гул полным ходом мчавшегося катера.
Три взрыва с еле уловимым интервалом, словно спичечную коробку, подбросили подводную лодку. На мгновение показалось, что мы поражены бомбой.
На этот раз вражеская атака нанесла значительные повреждения. В торпедном отсеке лопнул шов корпуса, и забортная вода поступала внутрь подводной лодки; в дизельном, электромоторном, аккумуляторном и частично в других отсеках были побиты, сдвинуты с фундаментов и выведены из строя многие механизмы.
На борьбу с водой была брошена аварийная партия. Во что бы то ни стало надо было заделать пробоину в корпусе. Но главной задачей все же оставалось уйти от катеров-охотников, обмануть их, оторваться.
Повреждения спешно устранялись.
— Слева катер! Быстро приближается, пеленг идет на нос! — докладывал гидроакустик.
Очередная серия вражеских «гостинцев» взорвалась прямо по носу, довольно близко, но не Причинила нам почти никакого вреда, хотя по эффекту восприятия и ударной силе она казалась не слабее