— Пап, черт тебя побери, а ты чего молчишь? Это твое тело тут… разговаривает.
— В том-то и дело, Брюс, что не мое. По-хорошему говоря, это его тело.
— И… и что? Опять те же и там же, только теперь мой папа — бульдозер?
— Нет, пожалуйста, — вырвалось у Мари Люссак. Норм хмыкнул, что должно было означать — «обожаю эту семейку», а «бульдозер» угрюмо промолчал.
Один раз за счет женщины тут уже играли в самоотверженность, и некрасиво возводить это в принцип. Они встают и молча уходят, растят наших детей, но они несчастны, и виновны в этом мы.
— Зайдем с другой стороны, — отважился Норм. — Ответьте мне, Эстергази-все, кто из вас втрескался в Мари Люссак?
— Боюсь, таки оба, — хмуро ответил «бульдозер». — У него биохимия. А у меня… а вот это уже только наши дела.
Ах если бы. Ты — объект большой политики, папочка. Ты та сила, которую нашла для себя Мари Люссак в своих странствиях по Галактике, и что с тобой будет — что будет со всеми нами? — зависит от того, как она этой силой распорядится. Есть ли у нее характер, и есть ли у нее честь. И мы вдруг поняли, что не нам решать. Право Назгула — выбирать себе женщину и планету. Мы так часто повторяли, что выбора у нас нет, почему же мы удивляемся, если он сказал — «Зиглинда»? Навсегда.
— Во-о-о-оздух! — прервал их вопль Морган, и Брюс дернулся — не от испуга, а потому, что ее голос. Конференция мигом закрыла рты, Норм сноровисто накрыл огонь котелком, и все кинулись к краю полога: смотреть. «Рубен», кем бы он ни был прямо сейчас, потянулся к энергоштуцеру, но Норм остановил его руку.
Лагерь под камуфляжными полотнищами и под деревьями, на склоне холма и припорошенный снегом. Сверху мы выглядим… мы никак не выглядим. Выглядеть мы можем только в инфравизор, да и то если ошиблись в расчетах килоджоулей, которые можем себе позволить, и если их системы слежения точнее, чем нам бы хотелось. И все же занятно, как мы поменялись местами. Теперь мы прячемся под «зонтиком», а глазастые нас ищут. Или не нас?
Посреди утоптанной снежной площадки — еще бы ей не быть утоптанной, когда двести человек ежедневно ходят туда-сюда — Морган держит Миранду Гросс: одной рукой за плечо, другой — упирает той энергоштуцер в висок. Девочки, не ссорьтесь. А они как бы и не: просто игра такая. Волосы у Волчицы распущены, она смотрит в небо неотрывно и вся напряжена, дрожит, будто мотор в ней заведен. Дай волю — взлетит. У Брюса екает в животе. Еще Зиглинда, снова и снова. Планета ненормальных.
Высоко идут, гул почти не слышен. И на его фоне становится вдруг ясно, как вокруг тихо: лагерь замер, как один человек. Люди сбились под пологами, кто куда шел — упал в снег. Пусто. Мертво. Кто не спрятался, перед всеми виноват.
— Все хорошо, — одними губами произнес Норм. — Я не хочу играть до последнего человека. Очевидно, я и буду этим последним, но так не должно быть.
— Если я получу одну такую птичку, пишите планету в наш актив, — сказал Рубен.
— Над этим тоже подумаем. А пока — мы не должны играть по их правилам, вот что. Надо придумать свои.
В течение нескольких дней комиссия по урегулированию собиралась на «Эгле», вяло и бессмысленно перебирая варианты, каждый из которых был многократно предложен, обсужден и отвергнут. Ничего нового, а президент Люссак нового ждал. У него были все основания полагать, что инициатива на Авалоне перешла в руки его стороны. Он, признаться, недоумевал, почему Волки мешкают и куда они вообще делись. Возможности их весьма велики, следы, оставленные ими на планете, невозможно не заметить с орбиты. Если они до сих пор не стали предметом обсуждения пантократорской миссии, значит, Волки просто ничего не делают. Почему — он хотел бы получить ответ.
На третий день президент Люссак счел возможным запросить сеанс связи с Авалоном на том основании, что противная сторона такой сеанс получала по первому требованию. «Зеленые дамы» решили, что это справедливо, тем паче, только подобные сеансы связи позволяли комиссии контролировать ситуацию. Калла Неро набрала код и передала деку боссу. Тут его ждало первое разочарование: вместо лица Волчицы перед ним включился ее заместитель — командир Синего звена. Пепельный ежик коротко остриженных волос, костистые скулы, и кончик носа, кажется, отморожен. Пилот выглядел встревоженным и виноватым, и поэтому разнос, который Люссак собирался учинить неисполнительной стае, захлебнулся на первых словах.
— Где Миранда Гросс?
— Мы потеряли ее, президент, сэр.
Этого не может быть. Этого не может быть никогда. Потерять Миранду… это запустит такую цепочку причин и следствий, что… можно сказать, это все равно что потерять Зиглинду. Дочка Большого Гросса, который слишком Большой, это раз. Ну и потом, в проект «Волчица» вложено столько надежд. Попытка создать новых Эстергази, своих, ручных, вернуть вооруженным силам ослепительный блеск индивидуального героизма. И — женщина, это тоже важно, как эхо героической эпохи. Гросси ухватился за проект обеими руками: ну как же, его дочь! Это обязательно должна быть его дочь! Это просто не может быть ничья другая дочь!
— Доложите обстоятельства.
— Мы обстреляли колонну на марше, — парень дернул кадыком, — и Волчица погналась за их самым крутым. А мы продолжили дальше работать по колонне. Ее приказ, президент, съер…
— Продолжайте.
— Эти «кукурузники», съер президент… им и стрелять-то, мы думали, нечем! То, что этот парень вытворял, это уму непостижимо. Так только ангелы летают. Волчица сразу сказала, мол, этот — мой.
— Эмоции оставьте себе. Даже мне, человеку, сугубо далекому от авиации, известно, что истребителям не положено летать по одиночке.
— Слушаюсь. То есть, прошу прощения, съер президент. Она не вернулась.
— Искать!
— Мы ищем. Но этот чертов снег…
— В восемнадцатом квадрате была взорвана кислородная башня, — бесстрастно заметила миз Ариадна. — Чьих рук это дело?
— Не наших, точно — они предупреждены. Собственного ума у них немного, но страх худо-бедно его заменяет.
— Давайте, — разомкнув бледные уста, предложила Натали Норм, — спросим у наших.
Президент Люссак взглянул на нее едва ли не с благодарностью.
— Да, пожалуйста, будьте любезны.
Процедура установки связи повторилась вновь, Петер Ламме кликнул чифа Норма, и тот подтвердил, что Миранда Гросс у них. Р. Эстергази привел, и, в общем, они тоже хотели бы о ней поговорить.
Так что мы будем делать с военнопленными?
— Сначала покажите мне ее целой и невредимой! Послали за Мирандой особиста Кэссиди. Пока тот ходил, «зеленые» задали несколько невинных вопросов насчет обстановки в лагере: Натали при этом молчала. Спрашивать, сколько у тебя больных и не страдают ли дети, казалось ей крайне циничным. Норму, очевидно, тоже, но у него лучше получалось держать лицо. Стоя против Ставроса, Норм представлял Пантократор, но стоя против Пантократора, он закрывал собой авалонскую колонию. Это такая чертова карма — стоять против? Лаитен обмолвился, будто бы Ставрос Норма уволил, однако был крайне уклончив в вопросе, кого именно из конфликтующих сторон в этом вопросе поддерживала официальная Фрида.
Вернулся Кэссиди, за ним без видимого принуждения шла худощавая блондинка в черном летном комбинезоне, с пластырем на лбу вдоль линии роста волос.
Неизвестно, что ожидал увидеть Люссак, может, отрезанные от нее куски, но теперь он явно перевел дух.
— Миранда, с вами все в порядке? С вами хорошо обращаются? Если хоть один волос…
Волчица вспыхнула как ракетное топливо.
