Большую часть своей взрослой жизни он прожил в дискомфорте, особенно в Индии, ощущая, что он не настоящий индиец. Как теперь станет он жить в Торонто, зная, что по-настоящему не ассимилировался там? Доктор — гражданин Канады, но он-то не канадец. Никто лучше Фарука не знал этого. Не канадец и не будет им.
— Иммигранты остаются иммигрантами всю свою жизнь! — сказал старый Ловджи, и это отвратительное высказывание будет всегда преследовать Фарука. Когда кто-либо это утверждает, ты можешь с ним не согласиться, однако такое утверждение уже не забудешь. Некоторые мысли настолько сильно пускают корни в сознание, что обретают облик видимых объектов и настоящих вещей. Например, это оскорбление на расовой почве, а также связанная с ним потеря личного достоинства. И еще многие особенности отношения к нему англосаксонцев в Канаде заставляли Фарука чувствовать себя на периферии общества. Это мог быть просто злой взгляд, угрюмое выражение лица при самом обычном обмене взглядами, это проявлялось в том, как изучали подпись на твоей кредитной карточке, словно она могла не совпасть с твоей подписью. Взгляд того, кто давал тебе сдачу, всегда задерживался на твоей развернутой ладони, потому что она была другого цвета. Это отличие оказывалось почему-то больше, чем то, которое реально существовало у всех как само собой разумеющееся: ведь цвет ладоней у всех отличался от цвета кожи рук. Тогда и напоминало о себе высказывание Ловджи: «Иммигранты остаются иммигрантами всю свою жизнь! ».
Когда в «Большом Королевском цирке» Фарук впервые увидел, как Суман шла вниз головой под куполом, он не мог поверить, что она способна упасть, настолько она была изумительна, а шаги ее точны. Потом как-то он увидел актрису в боковом отделении главного шатра перед выступлением Его удивило, что женщина не разминает свои мускулы, даже не двигает ногами. Она стояла совершенно неподвижно. Решив, что женщина сосредотачивается, Дарувалла не хотел, чтобы Суман заметила его.
Когда Суман повернулась в его сторону, Фарук обнаружил, что она действительно сосредотачивалась, поскольку артистка его не узнала, хотя всегда была с ним приветлива. Женщина смотрела мимо и даже сквозь него. Свежее пятнышко красного цвета на лбу между глазами оказалось немного смазано. Его целостность нарушала едва заметная черточка, но увидев ее, Дарувалла вдруг понял, что Суман смертна. С этого момента Фарук уже знал: она может упасть. После этого он уже никогда не мог расслабиться, пока Суман выполняла свой номер. Если бы когда-либо он узнал, что Суман упала и разбилась, Дарувалла представил бы ее лежащей в грязи с размазанной красной точкой на лбу. Именно такого рода отметиной и стало высказывание Ловджи: «Иммигранты остаются иммигрантами всю свою жизнь! ».
Доктор Дарувалла не мог расстаться с Бомбеем так же быстро, как это сделали близнецы — уходящие на пенсию киноактеры и бывшие миссионеры уезжают из города быстрее хирургов, имеющих плановые операции и выздоравливающих пациентов. Что же касается сценаристов, то и они, как и обычные писатели, должны позаботиться о завершении каких-нибудь незначительных маленьких делишек.
Фарук знал, что ему не поговорить с Мадху. Хорошо, если он свяжется с ней или узнает о состоянии ее здоровья через Вайнода или Дипу. Если бы девочка умерла в цирке, так, как придуманная им Пинки, которую убивает лев, принимающий ее за павлина! Смертью более быстрой, чем гибель, которая ждет Мадху.
У сценариста оставалась очень небольшая надежда на то, что настоящий Ганеша выживет в цирке, не достигнув той степени успеха, которым он наделил Ганешу в своем сценарии. Калека не будет прогуливаться по небу под куполом цирка. Об этом можно только сожалеть. Фарук был бы доволен, если бы настоящий калека стал хорошим помощником повара. Думая об этом, доктор написал дружеское письмо мистеру и миссис Дас в цирк «Большой Голубой Нил». Хотя они никогда не смогут тренировать мальчишку- калеку для акробатических номеров, доктор просил, чтобы инспектор манежа и его жена поощряли Ганешу в стремлении стать хорошим помощником повара Дарувалла написал также мистеру и миссис Бхагван, которые выполняли номер по бросанию ножей, а женщина еще и участвовала в номере под куполом цирка. Быть может, артистка возьмет на себя труд очень мягко развеять глупую идею калеки, мечтающего выполнять номер «Прогулка по небу». Если появится возможность, пусть миссис Бхагван покажет Ганеше, насколько это трудный номер. Пусть он это почувствует, , используя модель устройства, похожего на лестницу, которое висит в ее личной палатке. Он убедится, что не сможет ходить вверх ногами, и при этом не навредить себе.
Оставался еще новый сценарий, Фарук снова вернулся к названию «Рулетка лимузинов». «Бегство из Махараштры» сейчас звучало для него слишком оптимистично. По прошествии даже небольшого времени сценарий показался ему убогим. Весь этот ужас, исходящий от Кислотного человека, и мелодраматичность истории, когда лев нападает на звезду цирка — невинную маленькую девочку… Фарук боялся, что сценарий повторяет драму «Гранд Гуигнол», бывшую основой истории об Инспекторе Дхаре. Может быть, сценарист и не отошел от своего старого жанра, как ему вначале показалось.
Тем не менее Фарук не мог согласиться со многими печатными обзорами, которые высказывали о нем такое мнение. Его называли писателем, прибегающим к помощи богов и машин, которые бы вытащили его из трясины сюжета. Настоящая жизнь и является тем хаосом, в котором они действуют. Так думал Дарувалла. Посмотрите, как он свел вместе Дхара и его брата-близнеца. Кто-то ведь должен был это сделать! А разве не он вспомнил о сверкающей вещичке, которую испражнявшаяся ворона держала в клюве, а затем потеряла? Это и был мир, где действовали боги и машины!
Но, тем не менее, сценарист был обеспокоен. Он подумал, что до отъезда из Бомбея хорошо бы встретиться с режиссером Балраем Гуптой. «Рулетка лимузинов» явно представляла некоторое отступление от его традиционной темы, однако Дарувалла хотел услышать мнение Гупты. Конечно, Балрай Гупта не возьмется за разработку такого фильма, но это был единственный режиссер, которого знал сценарист.
Однако Дарувалла ошибался, думая что знает Балрая Гупту и что может говорить с ним об искусстве, даже имеющем определенные недостатки. Режиссеру не потребовалось много времени, чтобы почувствовать «искусство» в этой истории. Фарук даже не успел закончить конспективное изложение сценария.
— Вы говорите, ребенок умирает? Вы его возвращаете к жизни? — спросил режиссер.
— Нет, — признался Фарук.
— Разве Бог не может спасти ребенка, Бог или еще кто-нибудь? — осведомился Балрай Гупта.
— Это не такой фильм, и я пытаюсь вам все объяснить, — сказал Фарук.
— Лучше отдайте сценарий режиссерам-бенгальцам. Если это художественный реализм, к которому вы склонны, снимайте ленту в Калькутте, — посоветовал Гупта безмолвному доктору. — Может, это — иностранный фильм? «Рулетка лимузинов» — звучит как-то по-французски, — поджал губы режиссер.
Фарук думал сказать ему, насколько образ миссионера подходит Джону Д. Как настоящая звезда индийского кинематографа, Инспектор Дхар может сняться сразу в двух ролях. Сюжет, построенный на ошибках людей, принимающих его за другого человека, может оказаться занимательным. Джон Д может играть миссионера и одновременно появляться на экране как Дхар! Однако доктор Дарувалла наперед знал, как Балрай Гупта отзовется на такую идею.
