— Да, да! Тебе надо посмотреть фотографии этой шлюхи, Вера. Она тоже показывала всем свои сиськи! — обратился Хэтэвей к племяннице. Слово «тоже» могло бы насторожить Фарука, однако Гордон, очевидно, имел в виду, что леди Дакуорт демонстрировала свои верхние прелести так же, как делала и другие гениальные вещи.
Платье из муслина прилипло к спине Вероники Роуз в том месте, где у нее выступил пот. Обнаженные плечи и руки Веры шокировали членов клуба, особенно только что принятого на работу старшего официанта Сетну. Член клана Парси полагал: если у женщины голые плечи в откровенно скандальном масштабе, она может показать и свои сиськи!
Когда Вера увидела фотографии леди Дакуорт, ей стало приятно сравнение с такой дамой. Актриса приподняла руками свои светлые волосы, струившиеся по мокрой от пота шее, и повернулась к молодому Фаруку, почувствовавшему, как к горлу подступает комок желания при виде капельки пота, стекавшей из- под подмышки женщины в такой явственной от него близости.
— Может быть, мне нужно носить волосы, как у нее? — спросила Вера, вновь опуская копну своих волос.
Когда Фарук провожал ее обратно в обеденный зал, по низкому разрезу платья на спине он понял, что женщина не носила бюстгальтера.
— Ну, как тебе понравилась эта гребаная эксгибиционистка? — поинтересовался дядюшка у племянницы.
Вера расстегнула пуговички белого муслинового платья и показала груди всем присутствующим, включая чету супругов Дарувалла. Муж и жена Л ал, супруги
Баннерджи, сидящие за соседним столиком, тоже отчетливо видели эти груди. Мистер Сетна, недавно изгнанный из клуба Рилон за кипяток, пролитый на голову клиента, схватился за серебряный поднос так, будто думал убить им эту голливудскую потаскуху.
— И что вы думаете? Не знаю, была ли она эксгибиционисткой, но уверена, что она, греб твою мать, оказалась очень горячей девкой, — обратилась Вера ко всем присутствовавшим в обеденном зале и добавила, что хотела бы вернуться в отель «Тадж Махал», где дул ветер с моря. На самом деле она мечтала покормить крыс, которые устроились у воды там, где стояли символические «Ворота в Индию». Крысы не боялись людей и Вере нравилось бросать им дорогие объедки со стола. Это походило на то, как другие люди кормят уток или голубей. А после она пойдет в комнату Невила и там будет тренировать его изо всех сил в положении ноги врозь до тех пор, пока его петушок не устанет.
Утром вдобавок к головным болям от бессонницы Веру еще и тошнило. На консультации у доктора Ловджи Даруваллы она пожаловалась на то, что тошнит ее уже целую неделю. Несмотря на свою специализацию в ортопедии, ему не составило труда определить, что актриса забеременела.
— Бл..дь, а я думала, что это из-за гребаного тушеного мяса с подливкой, — выругалась Вера.
Нет, нет. Это произошло не от гребаного мяса. Папашами могли оказаться или Дэнни Миллс, или Невил Иден. Вера мечтала, чтобы отцом стал Иден, поскольку он более симпатичный. К тому же Дэнни алкоголик.
— Боже мой! Это обязательно должен быть Невил! Дэнни так напивается, что, думаю, он стерилен.
Доктора Даруваллу так и передернуло от грубости миловидной кинозвезды, которая на самом деле ею не являлась. Она внезапно испугалась, как бы дядя не уволил ее, обнаружив, что она беременна. Старый Ловджи указал незамужней девушке Роуз, что ей осталось сниматься меньше трех недель, а беременность станет явной только через три месяца.
Мисс Роуз тут же обратилась к другой проблеме — бросит ли Невил свою жену, чтобы жениться на ней? Хотя доктор так не думал, однако он захотел несколько смягчить удар, сделав маленькое замечание.
— Думаю, Дэнни Миллс женится на тебе, — тактично предположил старший Дарувалла.
Однако такая перспектива ввергла Веронику в депрессию, и она начала рыдать. Это было не совсем обычно — рыдающая актриса в госпитале для детей-калек. Доктор Ловджи провел ее через приемную, наполненную ранеными, изуродованными, покалеченными детьми. Все они с жалостью смотрели на плачущую светловолосую леди, представляя, что она только-только получила ужасную новость о своем ребенке. В каком-то смысле так оно и было.
Вначале новость о беременности Веры еще не стала новостью. Ловджи поделился с женой, она сказала об этом Фаруку. Никого другого в тайну они не посвящали:, особенно стараясь скрыть известие от секретаря доктора — толкового молодого человека из штата Мадрас. Его звали Ранджит, он, как и Дарувалла, мечтал о карьере сценариста. Этот парень был на несколько лет старше Фарука и в совершенстве владел разговорным английским. Практика письменной речи у молодого человека сводилась к тому, что он сочинял отличные истории болезни пациентов доктора, а также составлял для доктора рефераты статей в ортопедический журнал — не для того, чтобы добиться его благосклонности, а чтобы помочь вечно занятому Дарувалле получить краткую информацию по интересующему его предмету.
Несмотря на то, что Ранджит воспитывался в индийской семье браминов, употреблявших только вегетарианскую пищу, в предварительной беседе он сказал Ловджи Дарувалле, что не исповедует никакой религии и считает деление на касты «способом держать всех в униженном состоянии». Разумеется, в тот же момент решился вопрос о приеме его на работу.
После тех событий прошло уже пять лет. Ранджит полностью устраивал Даруваллу как секретарь, и Ловджи предпринимал усилия для еще большего промывания его мозгов в духе атеизма. Однако секретарю стало все труднее привлекать к себе внимание будущей невесты, а скорее тестя, регулярно публикуя брачные объявления в газете «Таймс оф Индия». Он не упоминал, что принадлежит к касте браминов и ест только растительную пищу, поскольку это его не заботило, но оказалось чрезвычайно важно для его будущих родственников. Обычно на брачные объявления отвечали не потенциальные невесты, а их отцы.
Теперь в отношениях Даруваллы и Ранджита возникла трещина, поскольку секретарь изменил своим взглядам. В последнем своем объявлении он сообщил, что поддерживает кастовое деление общества и строго придерживается вегетарианства. Ему пришло более ста писем! Он заявил Ловджи, что его с детства заставляли придерживаться таких правил и ничего, от этого он не умер.
— Если я смогу выгодно жениться, то стоит прикинуться большим консерватором, чем я есть.
Предательство секретаря ошарашило Ловджи, поскольку до этого он относился к нему как к третьему сыну, как к соратнику по атеистическим убеждениям. Кроме того, снизилась и эффективность секретаря,
