— Ну, я звоню обычно из студии, — сказал Трампер. — Просто чтобы поговорить с Кольмом. Я считал, что тебе ни к чему слушать…
— Ты скучаешь по Кольму, Трампер?
— Да.
— А по ней — нет?
— По Бигги? — Да.
— Нет, — сказал Трампер. — По Бигги я не скучаю.
Тишина. Он рассматривал аквариум в поисках болтливого угря, но так и не смог отыскать его. «Смени тему пузырьков-разговоров, — велел себе он. — И побыстрей».
— Ральф хочет бросить этот фильм, — сказал он, но она продолжала пристально смотреть на него. — Помнишь, «На ферме»? Последние съемки никуда не годятся. Да и весь замысел слишком примитивен…
— Знаю, — кивнула Тюльпен.
— Он уже говорил с тобой? — спросил Трампер.
— Он хочет снять некий личностный фильм, — сказала она. — Да?
— Да, — ответил он; он коснулся ее груди, но она отодвинулась в сторону и повернулась спиной, сжавшись в клубок.
— Он хочет сделать что-то замысловатое, — сказала Тюльпен. — О внутреннем мире человека и без политики. Нечто более личностное, верно?
— Точно, — ответил обеспокоенный Трампер. — Кажется, он сказал тебе больше, чем мне.
— Он хочет снять фильм о тебе, — сказала Тюльпен.
— Обо мне? — переспросил Трампер. — Но что можно снять обо мне?
— Что-то очень личностное, — пробормотали она в подушку.
— Что именно? — закричал Трампер. Он сел и насильно затащил ее к себе на колени.
— О том, как расстроился твой брак, — сказала Тюльпен. — Понимаешь, дать полное представление. О том, как мы ладим с тобой… Взять интервью у Бигги — понимаешь, что она об этом думает… Взять интервью у меня, — добавила Тюльпен. — Что я обо всем этом думаю…
— Ну и что ты об этом думаешь? — заорал он; он пришел в бешенство.
— Мне кажется, что идея неплохая.
— Неплохая для кого? — с отвращением спросил он. — Для меня? Своего рода психотерапия? Он собирается содрать с меня шкуру?
— Это тоже не такая уж плохая мысль, — сказала Тюльпен; она села рядом и коснулась его бедра. — У нас хватит на это денег, Трампер…
— О боже!
— Трампер! — произнесла она. — Если ты и в самом деле не скучаешь по ней, то что тебя так задевает в этом?
— При чем тут задевает? — сказал он. — У меня теперь другая жизнь, так к чему копаться в прошлом?
— Какая другая жизнь? — спросила она. — Ты счастлив, Трампер? Ты куда-то движешься? Или ты счастлив там, где ты есть?
— У меня есть ты.
— А ты меня любишь? — спросила она.
А он подумал о пузырьках бирюзового угря! Они подняли ужасный водоворот, и другая рыбина отплыла от них.
— Я не хотел бы жить ни с кем другим, — сказал он.
— Но ты скучаешь по Кольму. Ты скучаешь по своему сыну.
— Да.
— А знаешь, ты можешь завести себе другого, — сердито сказала она. — Хочешь завести ребенка, Трампер? Знаешь, ведь я могу подарить тебе ребенка…
Он ошеломленно посмотрел на нее:
— А ты хочешь?
— А ты? — закричала она на него. — Я могу родить его тебе, но ты должен по-настоящему захотеть его! Ты должен дать мне понять, что тебе от меня нужно, Трампер. Как ты можешь жить со мной, когда я даже толком не знаю тебя!
— Я не знал, что ты хочешь ребенка.
— Я говорю не только об этом, Трампер.
— Мне казалось, — сказал он, — ты стремишься к спокойствию, вроде как к независимости; по- моему, ты не хотела чересчур сближаться со мной.
— Но ты сам хотел именно этого, разве нет?
— Да нет же! Я хотел от тебя совсем другого.
— А чего ты хотел от меня?
— Ну… — Он замялся; пузырьки получились слишком тяжелые, чтобы всплыть на поверхность. — Того же, чего тебе хотелось самой, Тюльпен.
Но она уже отвернулась от него.
— Ты хочешь, чтобы все было спокойно, да? — спросила она. — Никаких обязательств и обязанностей, полная свобода…
— Черт побери! — не вытерпел он. — Ты действительно хочешь ребенка?
— Сперва захоти ты, — сказала она. — Я не собираюсь выдвигать требований. Я могу потребовать, Трампер, но только когда буду иметь право, — сказала она, глядя на него снизу вверх. — А вот можешь ли ты?
Трампер поднялся и пошел вокруг аквариумов, глядя на нее сквозь них. Какая-то рыба нырнула под Тюльпен, а морские водоросли пристроились у нее на коленях.
— Ты ничего не делаешь, — говорила ему Тюльпен. — У тебя нет никакой цели, никакого плана, как жить. Нет даже сюжета.
— Что ж, прикажешь мне тоже делать плохие фильмы, да? — сказал он, высматривая бирюзового угря, которого так и не мог отыскать.
— Трампер, меня совершенно не интересует, что за фильм у тебя получится. Мне вообще плевать на это чертово кино! — Заметив, как он пристально смотрит на нее сквозь аквариум, она со злостью натянула на себя простыню. — Прекрати разглядывать мою дырку, когда я разговариваю с тобой! — закричала она.
Он появился вдруг над аквариумом и уставился на нее. Он был искренне изумлен: ведь он всего лишь высматривал угря!
— Не смотрел я на твою дырку, — возразил он, и она рухнула на постель, словно у нее не оставалось больше сил.
— Ты не хочешь никуда уезжать на уик-энд, — сказала она. — Но люди не живут в Нью-Йорке без того, чтобы у них не появлялось желания вырваться хоть куда-нибудь.
— Ты знаешь этого маленького прозрачного угря? — спросил он, разглядывая один из аквариумов. — Такой бирюзовый, совсем малюсенький? — Она вынырнула из-под простыни и поглядела на него. — Нет, не могу найти его, — сказал он ей. — Мне показалось, будто он разговаривал… И я хотел показать тебе… — Однако ее взгляд заставил его осечься. — Он разговаривал при помощи пузырьков, — пояснил он.
Тюльпен лишь покачала головой.
— Господи, — прошептала она. Он подошел к кровати и присел рядом. — Знаешь, Трампер, что говорит о тебе Ральф? — спросила она.
— Нет, — со злостью отозвался он. — И что же этот хренов старина Ральф говорит обо мне?
— Он говорит, Трампер, что ты непостижим.
— Непостижим?
— Да. Никто не знает тебя, Трампер! От тебя ничего не исходит. Ты ничего особенного не делаешь. Все, что происходит с тобой, никак на тебе не отражается. И все происходит как бы без твоего участия.
