туда на самолете, так как в районе города все еще шли ожесточенные бои.
Теперь Гаудсмит встретился со своими коллегами, работавшими на врага. В письме жене он охарактеризовал эту часть своей работы как «очень мрачную». 10 декабря он снова написал домой: «Неприятной частью моего задания является то, что мне впервые пришлось предстать лицом к лицу с несколькими людьми похожими на меня, но представляющими противоположную сторону. Слава богу, что я не был прежде знаком ни с кем из этих людей. Кроме того, мне удалось сохранить свое инкогнито до самого конца, когда я распорядился им садиться в грузовик, который должен был доставить их в лагерь».
Самой крупной фигурой среди захваченных ученых был сам профессор Флейшман, который, как мы уже знаем из более ранних страниц этого повествования, работал над технологией выделения изотопа урана- 235 методом газовой и тепловой диффузии. Профессору фон Вайцзеккеру и специалисту в области вирусологии профессору Хаагену удалось вовремя покинуть город. Миссия «Alsos» реквизировала дом Хаагена, которого Гаудсмит в своих письмах вежливо называл «своим коллегой в стане противника». Через несколько дней он писал: «Им пришлось уехать в спешке. Я ночевал в детской комнате, где жил их маленький сын. На месте остались все его игрушки: железная дорога, кинопроектор, старый микроскоп отца, аквариум с улитками, книжки и множество атрибутов гитлерюгенда, например нашивки, флаг и т. д. И все же это был всего лишь ребенок одиннадцати или двенадцати лет. Я думал, скучает ли он сейчас по своим игрушкам… Я недостаточно тверд для того, чтобы играть эту роль, особенно я сознавал это, когда отправлял ту небольшую группу людей в тюрьму. Тогда я чувствовал себя ужасно. Но они все еще ничему не научились, они до сих пор так самодовольны».
В Страсбурге миссией «Alsos» были интернированы семь физиков и химиков. Никто из них не желал сотрудничать с оккупантами, особенно профессор Флейшман. Это раздражало Гаудсмита, который прежде считал, что будет достаточно захватить одного или двух ученых, и они «либо после допроса, либо, что еще лучше, путем предоставления соответствующих документов» сразу же снабдят союзников полной информацией о своих коллегах.
Тем не менее в целости и сохранности было здание университета. Они долго не могли открыть дверь в кабинет Вайцзеккера, несмотря на все предпринимаемые усилия. Тогда прибегли к помощи топора, и дверь (которая, как оказалось, открывалась наружу) была выломана. Кабинет сохранился в том виде, в котором Вайцзеккер оставил его несколько недель назад.
Все найденные папки с документами были доставлены в комнату Гаудсмита. При тусклом свете свечей и газового фонаря, не обращая внимания на то, что немцы начали бомбить отвоеванный союзниками город, Гаудсмит и Варденбург углубились в чтение. Для них сразу же многое прояснилось. В бумагах Вайцзеккера они нашли почтовые открытки, полученные им от своих коллег – видных немецких ученых. Кроме того, было найдено письмо профессора Боте, в котором тот жаловался на медленные темпы производства больших урановых пластин. И еще одно письмо, где впервые шла речь о работах Гартека и Грота в области ультрацентрифуги. Кроме того, было найдено письмо Грота Флейшману, в котором упоминался гексафторид урана. В мусорной корзине обнаружили черновик письма самого фон Вайцзеккера Гейзенбергу, написанного примерно в одно время с посланием, направленным Фоглером Герлаху, где тот жалуется на разочаровавшие всех результаты экспериментов на урановом реакторе Гейзенберга. Фон Вайцзеккер подверг острой критике некоторые из расчетов, сделанных его учителем. Чувствовалось, что фон Вайцзеккер все еще не решил для себя, следует ли ему отправить это письмо адресату или порвать его. (Позже в бумагах Гейзенберга Гаудсмит обнаружит более поздний вариант письма, написанный в гораздо более умеренном тоне.) «Работая над этой программой, немцы совершенно не думают о секретности», – прокомментировал про себя Гаудсмит.
Самой удивительной находкой, приоткрывающей завесу секретности проекта, были точные адреса всех научных учреждений, занимавшихся работами над атомной программой. Все письма Герлаха были написаны на специальном бланке с надписью: «Имперский исследовательский совет – полномочный представитель рейхсмаршала по вопросам ядерной физики профессор доктор В. Герлах». Там же был указан подробный адрес и номер телефона в Берлине. Каждый из институтов и лабораторий, задействованных в работах над программой, имел свой собственный бланк с подробным адресом и указанием подразделения или отдела, от имени которого велась переписка. Приблизительно в это время Герлах получил из штаба Геринга указание отказаться от использования бланков, которые полностью раскрывали местонахождение научных учреждений, но было уже слишком поздно. Теперь в распоряжении миссии «Alsos» имелись все интересовавшие ее сотрудников адреса. Таким образом, по словам Гаудсмита, захваченные в Страсбурге документы «давали полную картину того, на каком этапе германская урановая программа находилась летом 1944 года». Они проливали свет на то, что Гитлер знал о возможностях ядерного оружия еще в 1942 году. Из них следовало, что активные эксперименты на ядерном реакторе проводились в Готтове, но даже к концу августа 1944 года эти эксперименты все еще находились на ранней стадии проведения.
В Великобритании ядерные исследования скрывались под кодовым названием «Tube Alloys», в Соединенных Штатах проект был зашифрован как «Инженерный проект округа Манхэттен». В то же время в Германии на бланках, печатях, командировочных документах и даже на конвертах открыто было указано название организации, руководившей всеми работами, – Полномочный представитель рейхсмаршала по вопросам ядерной физики.
Позже Гаудсмит писал: «Мне пришлось напряженно работать в течение четырех дней при свете свечей. Не было ни газа, ни электричества, вода подавалась лишь несколько часов в день. Постоянные ночные налеты авиации, бомбежки и несмолкающий гул артиллерии».
В долгий обратный путь в Париж Гаудсмит, Варденбург и Флейшман отправились на джипе. Гаудсмит тогда жаловался в Вашингтон, что «это транспортное средство совсем не подходит для передвижения ученых, вышедших из призывного возраста и привыкших работать за столом или у доски». Все собранные в Страсбурге документы были отправлены в Вашингтон, где их тщательно изучили сотрудники проекта «Манхэттен» генерала Гровса и сотрудники OSRD. В Вашингтоне были склонны подозревать, что информация попала в руки миссии слишком легко. Особые подозрения вызвал черновик письма фон Вайцзеккера Гейзенбергу, который почти все считали откровенной попыткой подбросить союзникам дезинформацию. Все документы были переведены, пронумерованы и методом статистического и лингвистического анализа проверены на подлинность. В Рождество Гаудсмит отправился в Вашингтон, где собирался отчитаться о поездке в Страсбург перед научным советником генерала Гровса доктором Ричардом Толманом. Толман упрекнул Гаудсмита за шутку с рейнским вином, которую его сотрудники разыграли с ничего не подозревавшими учеными из Вашингтона. Что касается самой германской атомной программы, все пришли к единодушному мнению, что даже если бомбы не было, то сам германский проект вовсе не был мифом.
Глава 11
На пути к достижению критической массы
Профессор Вальтер Герлах принадлежал к числу людей, обладавших непредсказуемым характером, и немногие ученые, занятые в урановой программе, полностью понимали мотивы его действий. В частности, никто не мог понять, для чего ему понадобилось устраивать жесткую конкурентную борьбу двух исследовательских групп за получение материалов, необходимых для создания урановых реакторов. Выло ли это устроено специально, чтобы пробудить в ученых дух соперничества? Или профессор нарочно пытался добиться того, чтобы ни та ни другая группа не смогли получить достаточного количества таких материалов? А может быть, Герлах просто хотел спасти от фронта как можно больше немецких ученых- физиков?
На самом деле такое поведение можно объяснить нежеланием профессора сделать окончательный и, возможно, неверный выбор между Дибнером и Гейзенбергом и их людьми. Несмотря на то что группа Дибнера добилась поразительных результатов в своих экспериментах, Герлах не был готов отдать ей предпочтение по сравнению с командой, возглавляемой лауреатом Нобелевской премии, всемирно известным ученым. Находись на его месте крупный партийный или военный руководитель, он ни минуты бы не колебался в своем решении. Но Герлах колебался, и колебался слишком долго.
Свидетельством того, что профессор Герлах восхищался работой Дибнера, является тот факт, что в течение нескольких месяцев он боролся за присвоение Дибнеру ученого звания, шаг очень важный и просто необходимый для признания ученого в мире академической науки. В окружении Геринга над
