на снос. Тамошние бомжи, увидев нас, повыпрыгивали из окон и пустились наутек. Продуктов у нас было с гулькин нос, на ужин едва хватало. Решили послать кого-нибудь на поиски работающего магазина, Вызвались Богослов и Леха. Командир Богослова не отпустил, послал Пашу. За Пашей увязался Кир. Тогда и я напросился с ними. Святополк только рукой махнул и дал нам в придачу за старшого Февраля.
Городок в сумерках казался мертвецом. Улицы были совершенно пусты. Продуктовые лавки попрятались за темными окнами. Ларьки и те не работали. Светились только под цветными вывесками кабаки, и мигали лампочками игровые забегаловки. Мы прочесали весь центр и направились к окраине. Фонари там горели изредка. Иногда привидениями мелькали одинокие машины. Жуть, а не город.
И вдруг посреди этой мути женский крик. Через тротуар с деревьями — жилой дом, форточка на первом этаже открыта, крик оттуда. Паша подставил ладони Февралю, тот поднялся и заглянул в окно. Спрыгнул почти сразу, отрывисто бросил Паше и Лехе: «За мной». И мне: «Ты здесь, за главного». Они бесшумно вошли в подъезд, а я остался с Киром под окном. У меня был автомат, у него — ничего. Крики в доме теперь глушил громко включенный телевизор. — Чего там, а? Подставь руки, посмотрю… — канючил Кир. — Ну подставь, жалко, что ли?
Я и сам изнывал от неизвестности, только не хотел ему уступать. Меня оставили за главного, и почему он должен быть первым? Но он меня не удержал — слишком хилый. Пришлось мне подставлять руки. Кир смотрел дольше, чем Февраль. Зато и реакция была намного бешеней. Он свалился на землю, одновременно сдернув с меня автомат. Я не успел даже понять — он влетел в подъезд. Хоть и назначил я его оруженосцем, это было уже слишком. Я кинулся за ним с приглушенным воплем «Куда?! Стой, придурок!». Но вряд ли он меня слышал. Он ворвался в открытую дверь квартиры. Сквозь адский грохот музыки из телевизора пробивалось короткое татаканье автоматов, Я влетел в квартиру и еле успел затормозить на пороге комнаты, Паша и Февраль оттаскивали Кира и отнимали у него мой автомат, стреляющий по уже явному покойнику на полу. Мертвец был со спущенными штанами, а рядом скрючилась женщина Она пыталась прикрыться разорванным платьем и в шоке отталкивала от себя еще одного мертвеца, который держал ее за руку. Третий валялся у нее в ногах. На разобранной постели лежали три АК. В телевизоре Лора под оглушительный рев музыки охотилась на вампира, чтобы заняться с ним совокуплением. Кира наконец отволокли от мертвеца и разоружили. Он лягался, кусался и вообще был бешеный. В конце клипа Лора всаживала в любовника-вампира осиновый кол и эротично улыбалась.
Леха выдернул шнур телевизора из розетки. Февраль кинул женщине одеяло, чтоб прикрылась, и спросил:
— Стригуны?
Она закивала, в страхе озираясь. Февраль переглянулся с Пашей.
— Надо проверить другие подъезды.
Мне молча вернули автомат. Кир присмирел в тяжелых Пашиных руках, сопел и с ненавистью глядел на убитых.
В доме было всего два подъезда. В соседнем в первой же квартире выла над убитым дедом старуха- жена. Входная дверь нараспашку — замок выбит. Февраль оставил здесь для прикрытия Леху и с ним Кира. Мы втроем пошли наверх, проверяя двери. На четвертом этаже нашли открытую. Февраль двинулся первым, Паша за ним Мне ничего не сказали, поэтому я пошел тоже. Голоса доносились из дальней комнаты. Февраль, держа автомат стволом кверху, остановился послушать. Женский дрожащий голос умолял о пощаде. Плакал ребенок.
— Сжальтесь, прошу, нам будет нечем кормить малыша. У мужа маленькая зарплата Нам негде взять столько…
— Нечем кормить? — отвечал ей мужской голос — Так это не проблема, Чпок, и все дела. Гуд-бай, беби-и…
Одновременно раздался женский вскрик и надсадный смех двух или трех мужчин. Ребенок заголосил еще громче.
— А может, сама пойдешь в уплату? — раздумчиво говорил тот же подонок. — Отдашь нам свою плюшку, а, хозяин?
Февраль сделал знак Паше.
Новый вскрик, гнусный смех и затем грохот стрельбы. Февраль с Пашей не стали церемониться — стреляли на поражение. Один успел ответить, но мимо. Этих тоже было трое. В комнате на стуле сидела женщина, ошарашенно прижимала к себе ребенка. На табурете у стола оцепенел ее муж, сложив руки на коленях.
— Не бойтесь, все уже кончено, — сказал Февраль женщине и стал обыскивать убитых. У одного, видимо, старшего в команде, вытащил из кармана удостоверение и толстую пачку разнокалиберных банкнот. — Угу, уполномоченный… неприкосновенность… — читал он в корочках. — Прям как в старые времена — комиссары, экспроприация, продразверстка…
Женщина всхлипнула и залилась слезами от переживаний. Ее муж сидел все так же одеревенело и скукоженно, словно боялся пошевельнуться. Февраль подошел к нему и пощелкал пальцами у него перед носом.
— Эй, да очнись же ты!
В ответ мужчина еще больше сгорбился, совсем увял.
— Он у вас всегда такой? — Февраль повернулся к женщине.
Она закачала головой, сморкаясь в платок.
— Нет, но… мой муж такой добрый, впечатлительный… он мухи не обидит, а тут… — Она в ужасе смотрела на убитых «уполномоченных».
— Добрый, — усмехнулся Февраль. — Если б на глазах у него начали насиловать жену и убивать сына, слова бы поперек не сказал?
— Что вы, зачем так… Просто… он такой безвольный… — плакала женщина.
Паша тронул Февраля за плечо.
— Отстань ты от них. Что с трупами делать?
— Да на улицу выкинуть.
Февраль отодвинул шторы и открыл окно. Выглянул — нет ли кого внизу.
— Давай.
После того как три раза об асфальт внизу глухо стукнуло, Февраль закрыл окно, снова занавесил его и подошел к женщине. Протянул ей пачку конфискованных денег.
— Возьмите. Разделите между соседями. И молите Бога, чтобы следующего раза не было.
Ее муж смотрел на нас пустыми, безучастными глазами. На лестнице Февраль сказал про него:
— Безнадежен. У таких единственное желание — слиться с окружающей средой, чтоб не заметили, не прибили. Одно слово — пленный. Полная деградация.
— Он даже не понял, что мы их спасли! — недоумевал я.
— Так и бывает. Когда уже все равно. Все отбито страхом за свою жизнь.
Мы спустились вниз, забрали Леху с Киром и вернулись в первый подъезд Надо было убрать трупы из квартиры той женщины. Она молча впустила нас и заперлась в ванной. Убитых отправили на улицу тем же способом, через окно и вместе с другими тремя спустили в канализационный люк. Пока все это проделывали, Леха рассказал, что узнал от старухи, у которой застрелили мужа. Когда к ним пришли, они не хотели открывать. Тогда команда вышибла дверь. Старик заявил, что у них лишних денег нет и пусть идут в соседнюю квартиру — там пришлые таджики торгуют наркотиками и живут небедно. «А, так ты фашист, старый козел! — закричали ему, — Ну так получи свое». Расстреляв старика, они ушли. Бабка видела, как они звонили в соседнюю квартиру, как оттуда высунулась голова таджика, что-то сказала и исчезла. После этого команда пошла наверх.
— Ясно, — сказал Февраль, отряхивая руки, — Крышуется государством. Ну-ка пошли.
Дверь в квартире пришлых таджиков была железная и оборудована переговорным устройством. Наверху работал глазок телекамеры. В центре двери сделана узкая, закрытая изнутри прорезь, наверное, для обмена деньгами и товаром. Старуха-вдова по соседству притихла, обнимала на полу мертвого мужа. Чтобы не маячить под камерой, мы укрылись в ее прихожей, Февраль, без оружия, нажал на кнопку переговорника. Ответили почти сразу, с сильным азиатским акцентом:
— Чива нада, а?
