Наталья Иртенина
Традиция и ускользающие смыслы бытия
«Кто такой Иисус Христос?» –
«Это буддист, снимавшийся в знаменитом телесериале, только я не помню в каком».
На том уровне умственного смешения, которого уже достигло большинство людей нашего времени, любые сочетания слов, самым очевидным образом несовместимых друг с другом, уже не вызывают ни у кого удивления, которое могло бы хоть на мгновенье заставить задуматься об этой несовместимости.
Это рассуждение о логико-топологических моделях традиционного и антитрадиционного мышления построено с использованием отдельных конструктов теории информации, теории хаоса, концептов структурализма, дефиниций Р.Генона и Л.Н.Гумилева, репрезентов феномена виртуальности эпохи симулякров, а также некоторых теоретических разработок западной семиотики в качестве скрепляющего цемента.[2]
Обычный для понятия «Традиция» метафизический, религиозный, философский, морально-этический контекст большей частью изменен здесь на структурно-семиотический и логико-символический. Основанием для этого послужили существующие представления о чуждой среде как катализаторе раскрытия сущностных свойств и возможностей анализируемого явления/объекта, и, следовательно, о необходимости помещения его (объекта) в непривычный для него контекст, т. е. частичного или полного его отчуждения.
Впрочем, могут ли вообще быть такие контексты – полностью свободные от Традиции? Ведь даже антитрадиция в обыденном смысле этого слова традиционна, поскольку тоже берет начало из райского сада...
Начну с Генона. Точнее, с его определения сущности традиционного общества: «Метафизическая доктрина является самым важным элементом традиционного общества, а все остальные области человеческой жизни оказываются либо прямыми следствиями из этой доктрины, либо ее применением к тому или другому особому уровню существования... Таким образом, подлинная иерархия существует в этих обществах везде и во всем; с другой стороны, все относительное не рассматривается как нечто вообще несуществующее... Однако они (относительные уровни реальности. – Н. И.) учитываются только надлежащим способом, т. е. в качестве вещей второстепенных и производных, в соответствии с тем, какое место в реальности занимает та или иная вещь, в зависимости от того, насколько удалена она от области высших фундаментальных принципов». Т. е. основной структурный (не метафизический) и организующий принцип здесь – иерархия, соподчиненность одного другому и общее подлежание одному-единственному, Высшему, Единому.
Иерархия с древности и на западе, и на востоке сопрягалась с понятием порядка, «космоса». Мировое бытие в пространстве и времени мыслилось в категориях причинности, всеобщей обусловленности, гармонии множественности как следствии организующего и соразмеряющего единого начала. Средневековое христианское сознание, восприняв эту метафизику «первоистока», двинулось дальше и естественным образом возвело идею разумного мирового порядка в абсолютную степень. Абсолют, как ему и положено, принял трансцендентные формы, идея «космоса» метаморфировала, а принцип иерархии лишь усилил свои позиции, «вознесясь главою» к Творцу всего сущего и распространившись на все без исключения жизненные пространства человека – онтологическое, культурное, идеологическое, социальное и бытовое. Иерархия мироздания определяла место каждой вещи или твари согласно степени ее гармоничности и приближенности к идеалу совершенства. Анализируя мировоззрение средневековья, воплощенное в эстетической концепции Фомы Аквината, У.Эко определяет его как «философию космического порядка». При таком понимании мира, «Бог рассматривается как Первопричина по отношению как к себе, так и к своим творениям, для которых он выступает как Действительная, Окончательная и Созидательная причина... Здесь все, начиная с творения ангелов, мира и человека, определения страстей, привычек и кончая таинствами как орудиями искупления и самой смертью как вратами в вечную жизнь, – все не случайно, все имеет свое объяснение и свои функции в этой целостности» (Эко, «Эстетика Хаосмоса»).
Т.е. в основе того, что называется традиционным сознанием/мышлением лежит принцип иерархичности, усиленный идеей отсутствия случайности, невозможности беспричинного, акаузального бытия. Для личности, находящейся «внутри традиции», «все вещи имеют традиционный характер, поскольку всегда рассматриваются в их непосредственной связи с основными принципами» (Генон).
Все эти достаточно простые и известные истины повторяются здесь лишь для того, чтобы продемонстрировать ядро логических отношений в системе традиционного мышления и уже от этого непосредственно перейти к топологической плоскости данного рассуждения.
В топологическом плане целостность традиционного мышления предстает структурированной по принципу «древа»: корни («основные», «метафизические принципы»), ствол (Единое, высший уровень иерархии), широко разветвленная крона (универсум мироздания и, в частности, человеческой культуры). В рамках современного научного рационализма (в разработках философов, лингвистов, семиотиков, структуралистов, психологов, психиатров и т. д.) принцип «древа» давно уже легитимирован как эпистемологическая, методологическая реальность, как архетип и вообще «одна из самых сильных „универсальных“ структур человеческого мышления и практики освоения мира». Фрейд считал древоподобным самое бессознательное, культурологи возлагают на означенный принцип функции поддержания памяти человеческого рода и творения истории. Однако модель «древа», принцип структурирования человеческого знания и опыта по типу ветвления от единого «ствола», единой точки отсчета – есть не просто «один из» древнейших способов мышления и освоения мира. Вне всяких сомнений, эта модель организации/упорядочивания пространства бытия является
И все же распространенность «древесного» мышления (древо жизни, древо познания, мировое древо, генеалогическое древо) не может служить достаточным основанием для приравнивания этого символа к архетипу и придания ему «значения принципа работы сознания на глубинных уровнях человеческой психики». Древоподобно бессознательное или нет – вопрос весьма спорный. Несомненно одно – реализация на практике принципа «древа» служит удовлетворению нормальной и изначальной метафизической потребности человека, истоки которой действительно лежат в его бессознательном. Но способы удовлетворения ее принимают традиционные формы лишь тогда, когда эта самая потребность ассимилирована сознанием, т. е. верхними, а не глубинными (бессознательными) слоями психики. Собственно, творение «древесных» структур есть функция человеческого сознания, гармонизирующего мир при помощи иерархии в противовес искажающим и хаотизирующим влияниям бессознательного.
Но древоподобная организация культурного пространства все же не является тотальной и действительно представляет собой «одну из» «универсальных структур». Метафизическая потребность может удовлетворяться и не «внутри традиции», а вовне ее. Однако в этом случае есть все основания говорить о примитивном и частичном (неполном или неполноценном) ее удовлетворении, поскольку здесь уже напрямую задействуются глубинные уровни бессознательного, определяющие направленность и структурированность этого типа мышления, которое можно назвать антитрадиционным, т. е. не древоподобным. Бессознательное здесь играет роль отнюдь не упорядочивающего, благотворного начала, а напротив – хаотизирующего, искажающего формы и способы удовлетворения исконной метафизической потребности и потребности в знании вообще. Антитрадиционное мышление не идет по пути непрерывного
