Растерянность отставших экипажей, оставшихся посреди хаоса первых дней войны один на один со своим сломавшимся «железным конем». В первый день войны еще не было беженцев, а потом дороги будут запружены повозками людей, бежавших от войны. Растянувшаяся на дороге колонна представляла собой легкую цель для авиации. Танкам, даже легким, удары с воздуха повредить практически не могли. Например, в 37–й танковой дивизии за все время боев только один БТ был потерян от ударов с воздуха. Куда более уязвимыми были тылы дивизий и корпусов, представлявшие собой вереницы автомашин с топливом, снарядами. Помимо наносимых авиабомбами потерь, воздействие с воздуха также существенно снижало темпы движения соединений. По команде «Воздух!» водители бросались врассыпную из машин и даже после окончания налета не спешили садиться за руль. Поврежденные, горящие автомашины приходилось растаскивать танками. Немаловажным фактором в темпах движения мехкорпусов была управляемость танков. Тяжелые танки КВ и Т–35 требовали от водителей больших физических усилий, они быстро уставали за рычагами своих машин.
Наиболее сложной задачей был сбор для контрудара слабо укомплектованных автотранспортом соединений 5–й армии. Командующий армией М. И. Потапов сформулировал задачи своим подопечным следующим образом:
«5. 22–му механизированному корпусу с 1–й противотанковой бригадой к 4.00 24.6.41 г. сосредоточить:
215–ю мотострелковую дивизию в районе кол. Анусин, кол. Замосты, придав ей два батальона 41–й танковой дивизии, действующие с 87–й стрелковой дивизией, 19–ю танковую дивизию — в районе лес севернее Войница, с задачей, совместно с 27–м стрелковым корпусом ударами в направлениях кол. Анусин, Влодзимеж; Войница, Влодзимеж, уничтожить владимир — волыпскую группировку противника.
1–й противотанковой бригаде к 4.00 23.6.41 г. занять рубеж: Барбаров, кирп. восточнее Хмелевка, Бискуничи Русские, обеспечить атаку 19–й танковой дивизии»[140] .
Мы видим, что сосредоточение главных ударных сил 5–й армии было назначено на раннее утро 24 июня. К 23 июня механизированные и стрелковые соединения армии выдвинуться в назначенные районы не успевали. Тем самым акцент контрудара смещался на южный фланг немецкого наступления.
Правый фланг германского танкового клина должен был оказаться под нажимом 4–го механизированного корпуса 6–й армии и 15–го механизированного корпуса, подчиненного командованию фронта. Следует заметить, что южная ударная группировка не обеспечивалась поддержкой стрелковых соединений. В отличие от решения командующего 5–й армией Потапова, приказ командарма–6 И. Н. Музыченко выглядит довольно путаным и фактически предусматривает использование 4–го механизированного корпуса для подпирания обороны армии вместо активных фланговых ударов по охватывающему правый фланг армии противнику. Задачи 4–го механизированного корпуса на 23 июня звучали так:
«6. 4–му механизированному корпусу для задержания противника, в случае его прорыва в районе Мосты Бельке, к утру 23.6.41 г. выбросить мотопехоту на рубеж (иск.) Желдец, Турынка, Кулява, Замечек, остальными силами быть готовым к уничтожению пархачской механизированной группировки противника, во взаимодействии с 15–м механизированным корпусом, который будет наносить удар на Радзехув, Корчын.
Вспомогательный удар нанести в направлении м. Холоюв, Каменка — Струмилова, Купичволя, м. Мосты Бельке (силами отряда, высланного для уничтожения противника в районе Радзехув).
Направление ударов: 1) Жулкев, м. Мосты Бельке; 2) Крехув, Добросин, Пжыстань. Стар. Мосты»[141].
Направления ударов по замыслу И. Н. Музыченко лежат в стороне от заданного в приказе М. А. Пуркаева направления из Жулкева на Радзехов. Командарм–6 предполагает ударами 4–го мехкорпуса подпирать фланги 3–й кавалерийской дивизии.
По сути, он игнорировал приказ командования фронтом. Положение 6–й армии было, конечно, не блестящим, но поводов для паники и судорожного использования сильнейшего механизированного соединения фронта не давало. Тем более странным представляется такой приказ в свете настойчивых требований активно использовать 4–й механизированный корпус против прорыва немцев на дубненском направлении со стороны начальника Генерального штаба Г. К. Жукова. Для парирования активности противника у И. Н. Музыченко был резерв в лице 159–й стрелковой дивизии. Помимо субъективных факторов, были и объективные причины неучастия соединений 4–го механизированного корпуса в контрударе. Выяснилось, что мосты через реку Западный Буг наши саперы успели взорвать. Таким образом, даже те рахитичные задачи, которые предусматривал для корпуса командующий 6–й армией, оказались под вопросом. Решение о вводе 4–го мехкорпуса на Радзехов отменяется, из состава корпуса берется 8–я танковая дивизия П. С. Фотченкова, но только 24 июня она передается в подчинение командования 15–го механизированного корпуса. Фактически только подчиненный фронту 15–й механизированный корпус получил задачу на контрудар по южному флангу немецкого наступления.
Контрудар 23 июня должен был быть поддержан авиацией Юго-Западного фронта. В бой были впервые введены не пострадавшие в течение ударов по аэродромам 22 июня авиасоединения. Во-первых, это 33–й авиаполк 19–й авиадивизии:
«33 с*коростной** бомбардировочный** п*олк** с рассвета 23.6 последовательными эшелонированными действиями по времени и высоте уничтожают группировку противника в районе Сокаль, Крыстынополь, Пархач»[142].
Полностью приказ командующего ВВС КОВО см. в Приложении 3. Полк был оснащен самолетами СБ, Ар–2 и Пе–2, но в первом вылете предполагалось использовать только СБ и Ар–2. Во-вторых, в бой вступала дальняя бомбардировочная авиация в лице 18–го дальнего бомбардировочного авиаполка, оснащенного самолетами ДБ–3Ф. Ему предписывалось «эшелонированными последовательными ударами уничтожать скопление танков противника в районе Устилуг, Грубешув, Корытница» [143]. Использование против танковых соединений дальнебомбардировочной авиации не должно удивлять. Подобное применение стратегических бомбардировщиков в исключительных условиях закладывалось в Уставе:
«В особых случаях дальняя бомбардировочная авиация может быть привлечена для поражения войск противника в районе поля сражения и на поле боя»[144].
Применялись дальние бомбардировщики и в ходе битвы под Курском, когда им ставились похожие задачи. Правда, в 1943 г. их выполнение откладывалось на ночное время суток.
Для успешного проведения контрудара 23 июня были вполне объективные предпосылки. 11 танковая дивизия XXXXVI1I моторизованного корпуса немцев рвалась в глубину обороны советских войск в полном одиночестве. Объяснение этому было вполне тривиальное:
«Вследствие переброски 13 танковой дивизии в район Владимир*а — Волынского** все дороги, ведущие от Замосц на Рудка (Билгорай), сегодня до 18.00 будут заняты. Поэтому 11 танковая дивизия не сможет до завтрашнего утра получить на усиление дополнительную моторизованную часть»[145].
Нанесение удара на Радзехов двумя-тремя танковыми дивизиями хорошей комплектности могло привести если не к разгрому, то к тяжелым потерям одного из лучших соединений 1–й танковой группы.
Как только рассеялась ночная мгла, противники двинулись навстречу друг другу. В 3.30 утра 11 танковая дивизия немцев выступила в направлении Стоянува. Селение было вскоре захвачено, и в 5.30 утра дивизия двинулась в направлении Радзехова. Помимо штатных орудий дивизии, поддержку танкистам в дневном бою должны были оказывать 88–мм зенитные пушки.
Небольшой населенный пункт Радзехов (на современных картах — Радехов) на несколько дней стал ареной жестоких боев. Еще 22 июня его занял передовой отряд 10–й танковой дивизии 15–го механизированного корпуса, который был выслан для уничтожения мифических немецких парашютистов. Отряд состоял из одного танкового и одного мотострелкового батальона.
11 танковая дивизия подошла к Радзехову с первыми лучами солнца. На рубеже развертывания она подверглась атаке советских бомбардировщиков. Но остановить наступление один удар с воздуха не мог. Немецкие танки ворвались на улицы деревни, и завязался танковый бой, который продолжался до 13.30.
