у тебя есть добрые друзья, с которыми тебе приятно общаться. Все они для меня будут желанными гостями.
– Да, мама, спасибо.
Свободная спальня, которую заняла Ники, была маленькая и пустая, но в то утро ее заливало солнце.
– Вот это для твоей подруги подойдет? – спросила я с порога.
Ники укладывала на постели чемодан и мельком взглянула на найденный мной календарь.
– Отлично.
Я шагнула в комнату. Из окна виднелся сад с ровными рядами тонких саженцев. В календаре, который я держала в руках, первоначально для каждого месяца имелась своя фотография, но все они были вырваны, кроме последней. Я вгляделась в оставшуюся картинку.
– Если это что-то важное, то не отдавай, – сказала Ники. – Не найдется ничего подходящего, и ладно.
Я засмеялась и положила картинку на постель рядом с другими вещами.
– Это всего лишь старый календарь, не более. Понятия не имею, почему я его сохранила.
Ники заправила прядь волос за ухо и продолжила сборы.
– Ты, наверное, – сказала я, – планируешь пока жить в Лондоне.
Ники пожала плечами:
– Да, я там вполне счастлива.
– Непременно передай всем твоим друзьям мои наилучшие пожелания.
– Хорошо, передам.
– И Дэвиду. Ведь его так зовут, верно?
Ники снова пожала плечами и не ответила. Она привезла с собой три пары обуви и пыталась втиснуть их в чемодан.
– Скажи, Ники, ты ведь замуж как будто пока не собираешься?
– Чего бы ради мне хотеть замуж?
– Я просто так спросила.
– Зачем мне замуж? В чем тут смысл?
– Ты планируешь просто продолжать жить в Лондоне, так?
– Ну, и с какой стати мне выходить замуж? Это так глупо, мама. – Она свернула календарь и сунула его в чемодан. – У стольких женщин мозги просто-напросто запудрены. Они считают, будто главное в жизни – выскочить замуж и нарожать кучу детей.
По-прежнему глядя на Ники, я сказала:
– Но в конце концов, Ники, ничего другого почти и не остается.
– Господи, мама, да у меня множество всяких занятий. Я вовсе не хочу прилипнуть к месту с мужем и оравой визжащей ребятни. Чего это ради ты вдруг завела этот разговор? – Крышка чемодана не закрывалась. Ники надавила на нее с раздражением.
– Я просто поинтересовалась твоими планами, Ники, – засмеялась я. – Сердиться не стоит. Конечно же, ты сама должна выбирать.
Ники снова раскрыла чемодан и что-то в нем поправила.
– Ну-ну, Ники, не надо дуться.
На этот раз ей удалось закрыть крышку.
– Бог его знает зачем я столько всего с собой навезла, – пробормотала она себе под нос.
– Что ты говоришь людям, мама? – спросила Ники. – Что ты говоришь, если они спрашивают, где я?
Дочь решила, что уезжать раньше обеда необязательно, и мы вышли погулять по фруктовому саду за домом. Солнце сверкало, но воздух был прохладный. Я взглянула на нее озадаченно:
– Говорю им, что ты живешь в Лондоне, Ники. Разве это не правда?
– Правда. Но разве они не спрашивают, чем я занимаюсь? Вот как старая миссис Уотерс на днях?
– Да, иногда спрашивают. Отвечаю, что ты живешь в Лондоне с подругами. Право же, Ники, я не думала, что тебя так заботит чужое мнение.
– Меня оно не заботит.
Мы медленно шли дальше. Почва во многих местах сделалась топкой.
– Мне кажется, мама, тебе это не очень нравится?
– Что не нравится, Ники?
– Как у меня обстоят дела. Тебе не нравится, что я живу далеко. С Дэвидом и так далее.
Мы дошли до конца сада. Ники ступила на узкую извилистую тропинку, которая вела к деревянной калитке в поле. Я пошла за ней. Поле, заросшее травой, было обширным и простиралось от нас вдаль пологим склоном. На верхушке склона на фоне неба вырисовывались два тонких платана.
– Мне не стыдно за тебя, Ники, – сказала я. – Ты должна жить так, как считаешь нужным.
Дочь смотрела на поле.
– Здесь обычно паслись лошади, да? – проговорила она, берясь за калитку.
Я тоже посмотрела на поле, но лошадей не было видно.
– Знаешь, это странно, – сказала я. – Помню, когда я вышла замуж в первый раз, было много разговоров, потому что мой муж не хотел жить с отцом. Знаешь, в Японии тогда так полагалось. Об этом шло много разговоров.
– Спорим, ты вздохнула с облегчением, – заметила Ники, не отводя глаз от поля.
– С облегчением? Это почему?
– Из-за того, что не пришлось жить с его отцом.
– Наоборот, Ники. Я была бы счастлива, если бы он жил с нами. К тому же он был вдовец. Это старинный японский обычай, не такой уж плохой.
– Ясно, что ты это сейчас говоришь. А тогда, спорим, ты думала совсем иначе.
– Нет, Ники, ты и вправду не понимаешь. Я была очень привязана к своему свекру. – Я взглянула на Ники и засмеялась. – Но может, ты и права. Может, мне и было легче, оттого что он не стал жить с нами. Я сейчас не помню. – Я протянула руку и потрогала верх деревянной калитки. На пальцах осталась влага. Я почувствовала, что Ники на меня смотрит, и показала ей свою руку со словами: – Иней еще лежит.
– Ты по-прежнему много думаешь о Японии, мама?
– Пожалуй, да. – Я повернулась в сторону поля. – Остались кое-какие воспоминания.
Возле платанов появились два пони и неподвижно постояли бок о бок на солнце.
– Утром я дала тебе календарь. Это вид гавани в Нагасаки. Сегодня мне вспомнилось, как однажды мы гуляли там целый день. Холмы над гаванью очень красивые.
Пони медленно двинулись за деревья.
– И что в нем было такого особенного? – спросила Ники.
– Особенного в чем?
– В том дне, который вы провели в гавани.
– О нет, ничего особенного. Просто он мне вспомнился, только и всего. Кэйко в тот день была счастлива. Мы катались на фуникулере. – Я засмеялась и повернулась к Ники. – Нет, ничего особенного тогда не случилось. Просто счастливое воспоминание, вот и все.
Дочь вздохнула:
– Вокруг такая тишина. Не помню, чтобы было так тихо.
– Это после Лондона так должно казаться.
– Наверное, тебе скучно здесь бывает, совсем одной.
– Но мне по душе покой, Ники. Я всегда думаю – вот она, настоящая Англия.
Я отвернулась от поля и посмотрела в сторону фруктового сада.
– Когда мы сюда впервые приехали, всех этих деревьев не было. Всюду простирались поля, и отсюда был виден дом. Когда твой отец, Ники, привез меня сюда в первый раз, помню, я подумала – вот так
