Первый кубок Раване, огромный, до краев полный, подал царедворец, и гостям рабы наполнили кубки.
— Хвала богам, дарующим жизнь, силу и богатство! — возвестил царь.
Гости ответили:
— Хвала и слава богу нашему Дашагриве — силе и мудрости Ланки!
Музыканты ударили по струнам своих инструментов, и могучий, поистине божественный голос царя заполнил зал, вырываясь через тяжелые стены на волю, к мрачному ночному небу, покрытому грозовыми тучами.
Гимн окончен, и царь опрокинул кубок, и гости осушили свои чаши. Появились танцовщицы. Танцовщиц сменили чародеи. Гости были уже сыты и пьяны и жаждали новых зрелищ. Тамил все смотрел на Шиву, удивленье и веселье, волнующие ее, отражались в его сердце, и рождалось в нем желание удивить девушку. Но вдруг голос Кумбхакарны, перекрывая шум, остановил разговоры:
— Время твое настало, Хануман! Потешь царя своим искусством, покажи, что умеешь.
Человек в обезьяньей шкуре вышел на середину зала.
— Что обещал, то исполню, Великий Хранитель. Развеселю повелителя Ланки. Кто из могучих мужей, находящихся в зале, хочет помериться силой с таким богатырем? — воскликнул Хануман, хитро улыбаясь, и вывел из-за стола небольшого старичка. Гости захохотали, даже царь улыбнулся. Тогда Хануман взял у воина бронзовый короткий меч и предложил согнуть его тому, кто захочет. Некоторые подходили, пробовали, но ничего с мечом поделать не смогли и уходили под общий хохот. Громче всех смеялся Равана. Когда все досыта повеселились, поставил Хануман старичка перед собой и, глядя в глаза, стал что-то шептать. Взял старик широкий и толстый меч и, поднатужившись, согнул через колено. По залу прошел гул удивления. Старик бросил погнутый меч и героем пошел на место. А Хануман вынул из-за пазухи хрустальный шарик. Все взоры разом обратились к нему. Крутанул Хануман шарик на пальце, поднял его над головой, и шарик будто повис в воздухе, искрясь и быстро вращаясь. А Хануман вдруг… Исчез! Все растерялись, царь хмуро посмотрел на Кумбхакарну. Но вот внезапно двери распахнулись и человек в обезьяньей шкуре вошел, улыбаясь.
Музыка вновь заиграла, закружились, пленяя взоры, танцовщицы, чаши наполнились вином. Угасшее было веселье разгорелось с новой силой.
Тамил, который следил за происходящим лишь по лицу Шивы, вдруг встал и, словно околдованный лунным светом, как и те, что бродят ночью, не просыпаясь, вышел на середину зала.
— Великий царь! — обратился Тамил к опьяневшему Раване. — Позволь и мне повеселить тебя сегодня! На глазах почтенного собрания я отправлюсь к богу смерти Яме и потом вернусь обратно.
Гости недоверчиво переглянулись, в молчаливом ожидании повернулись к Раване. Равана милостиво махнул рукой, но Тамил снова обратился к нему:
— Великий царь! Чтобы отправиться к Яме, но вернуться живым обратно, нужно оружие, которого касались руки благого человека, посвященного богу Ануану. Позволь своей дочери Шиве поднести мне тонкий кинжал, который лежит перед нею.
— Кто такой? — спросил царь Кумбхакарну. Тот в досаде дспепелял Тамила взглядом.
— Это тот, что должен поднять Пушпаку в небо, богоравный. Видно, пьян он. Заставь безумца протрезвиться.
— Нет, брат! — рявкнул Равана. — Может, и Пушпаку он поднять обещал спьяну. Пусть докажет, что владеет чудесной силой. А умрет — туда и дорога! Шива, — позвал свою дочь Дашагрива, — подай хвастуну кинжал. Пусть заплатит своей ничтожной жизнью за царскую милость!
Девушка встала и, подойдя к пастуху, подала драгоценный кинжал, взглянула на него с любопытством и даже сочувствием, как показалось юноше. Словно во сне, он взял кинжал из ее рук, при этом слегка их коснулся. Наставил длинный тонкий кинжал против своего сердца и стал медленно погружать его в тело. И когда острие кинжала вышло из-под левой лопатки, он уже осознал безрассудство совершенных им этой ночью поступков.
Зрители между тем увидели, как рука юноши соскользнула с рукоятки и, обессиленная, повисла. Лицо обрело черты застывшей маски и заострилось, как у покойника. Казалось, он сейчас рухнет. Со всех уст уже готов был вырваться вздох разочарования, как вдруг обессиленная рука стала подниматься вверх, осторожно обхватила рукоять кинжала и вытащила его из тела. Тамил с поклоном вернул кинжал Шиве и пошел на свое, место. Ни капли крови не было на блестящем лезвии.
Разгоряченный вином и чудесами Дашагрива, то ли раздосадованный чужими успехами, то ли желая показать себя перед Ситой, отбросил всякие церемонии, перескочил через стол и, подобрав валявшийся до сих пор на полу согнутый меч, слегка поднатужившись, выпрямил его и, швырнув под ноги воину, вышел из зала.
Пир был закончен.
На дворе было темно, как в глухой пещере. Когда Тамил подходил к своему жилищу, его кто-то схватил за плечо. Юноша резко обернулся, но услышал знакомый ласковый голос:
— Привет тебе от брата Вайшраваны, Совершенный. Я Хануман, советник царя Сугривы, брат твой, Золотая пчела из Золотого Улья.
— Ты обознался, советник. Я не знаю ничего о Совершенных, но слышал о них от Бхригу, моего учителя. Друзья моего учителя — мои друзья. Чем я могу помочь тебе? — прошептал Тамил, оглянувшись на дверь.
Хануман молчал, видимо, что-то обдумывая, потом заговорил:
— Никогда бы не простил себе такой ошибки, но ученик великого Бхригу виден по знанию. Так владеет собой лишь посвященный, достигший высшей ступени. Тебе я могу довериться.
— Я слушаю тебя, советник.
— Где находятся покои Ситы, мне известно. Там есть охрана, но я с ней справлюсь. Вернуть честь Раме — дело благородного сердца. Надо вывести Ситу из крепости и захватить лодку, — сказал Хануман. — Ты не знаешь отсюда дороги?
— Слышишь за стеной возню? Поварята моют посуду после пира. Потом привезут овощи и мясо, Потом пустые повозки уйдут за фруктами и мясом для обеда. И так день и ночь. Во дворце едят много. Разве в этой суете уследишь за всеми?
— Мысль простая и тем хороша. А как быть с лодкой?
— На рыбачьих лодках далеко не уйдешь. Здесь рядом, во Дворе каменных ям, сидят два купца из Вольного города. Без них в море и заблудиться недолго. Их судно стоит в порту под стражей.
— Захватим, — решительно сказал Хануман. — Но как освободить купцов? Это невозможно.
— Когда пируют во дворце, и стража теряет бдительность.
— Ты все продумал, посвященный!
— Я хотел спасти Дангара и его сына Хума. Дангар — кузнец, что делал с Вишвакарманом и Канвой Пушпаку. Он друг Вайшраваны.
— Я должен был пойти к Дангару. Но горе Ситы помешало встрече, — словно извиняясь, сказал Хануман. — Дождь начинается.
— Это хорошо. Теперь он будет лить долго и поможет нам вытащить купцов из каменной ямы: стража не любит мокнуть. Мне нечего подарить кухонной челяди, а повозка стоит серебра…
— Возьми. — Хануман протянул пастуху граненый камень. — Он стоит дороже пяти повозок.
— Завтра я пойду к Дангару и предупрежу, но… Нужно увезти и Бхригу.
— Бхригу жив!
— Тише… Он надежно спрятан далеко в горах и погружен в себя. Он, наверное, будет слаб.
— Я унесу Великого брата на своей спине! Золотая пчела умирает за свой Улей. Я сделаю для Бхригу все, даже если придется оставить Ситу!
