не перестала быть новенькой.
Романы, как правило, кончаются свадьбой. Было бы странно читать такую книгу, где свадьба происходит посередине. Родиона не отпускало ощущение, что события, в которые они были вовлечены, продолжают развиваться за кулисами бытия и неминуемо сорвут запланированную финальную свадьбу. Вот ворвется немыслимая, дважды умершая Дарья и разоблачит его. Или заявятся какие-нибудь бойцы невидимого фронта в масках с красными ртами, и все гости застынут, как в немой сцене «Ревизора»…
Сотрудница загса механическим голосом произнесла дежурную фразу, которая за многие годы службы отскакивала от ее зубов, как «Отче наш».
— А теперь, дорогие мои, — закончила она, — обменяйтесь кольцами и скрепите ваш союз поцелуем.
Родион взял с протянутой подушечки маленькое кольцо и надел его на палец своей невесты. Маша взяла большое кольцо. Они посмотрели другу в глаза и замерли в нерешительности:
— Скрепите ваш союз поцелуем, — с расстановкой повторила сотрудница загса.
По собравшимся в зале пробежал ропот.
— Ну же! — толкнул Родиона в бок его свидетель, драматический актер Шура Зуев.
— Робеют молодые, — окая на верхневолжский манер, произнес главреж Всеволод Раковский.
Кто поверит, что брачующаяся пара, которая стоит в этом торжественном зале, сейчас, на глазах у почтенной публики совершит свой первый в жизни поцелуй?
Родион взял Машу за руку, услышал как стукнулись их обручальные кольца. Маша положила Родиону руку на плечо, он. обнял свою теперь уже жену, сквозь газовую ткань свадебного платья ощутив пальцами косточку ее позвонка.
— Горько! — сказал кто-то в толпе.
Дальнейшее было похоже на сон — желтый от электрического света, белый от волнения фаты перед глазами, разноцветный от частых танцев. Родион позволил себе только шампанское, и пить ему совсем не хотелось, будто упал занавес и навсегда закрыл ту неосвещенную пустоту, которую он заполнял алкоголем. Сидя во главе стола, они оба с загадочными лицами смотрели на гостей, ожидая, когда кто-нибудь в очередной раз гаркнет:
— Горько!
И гости считали хором, любуясь их поцелуями, а потом их, постоянно держащихся за руки, привезли домой.
— На кровать слоновой кости положили молодых, — сказала Маша. — Раскрой кому наш с тобой секрет, скажут — дурачки.
Она подошла к окну. Ее силуэт был темен на фоне еще розового неба, а уличный фонарь золотил волосы контражуром. Родион вспомнил такой же свет в кабинете Антона Петровича… Все это должно навсегда провалиться в прошлое — и Антон Петрович, и Виктор Викторович Буров, и неразрешенная тайна Афродиты.
Родион расстегнул тонкую молнию на платье Маши, платье упало к ее ногам. Может быть, именно сейчас, переплетясь с нею, как тогда на кухне, он окончательно скинет с себя мучительное наваждение последних двух месяцев…
Ему хотелось ощутить ее всю, с ног до головы, чтобы на этом теле не осталось ни одной пяди, которую бы не трогали его руки и губы. Он целовал свою жену, вращал, будто продолжая свадебный танец, снимал с нее остатки белья, легкого, словно мыльная пена… Его взгляд скользнул вниз по ложбинке ее спины…
И тут он увидел.
Два маленьких синих дракона, извиваясь, пресекали рубчатый след от резинки ее трусиков. Родион отпрянул. Ему захотелось закрыть лицо руками.
Картина выстраивалась дикая, немыслимая. Это была Дарья, женщина с татуировками, женщина, с которой он познакомился на улице и провел ночь, женщина, которая затем исчезла неизвестно куда.
— Что с тобой? — она тревожно заглянула ему в глаза снизу вверх.
Родион бросил руки и отошел, полуголый, сел верхом на стул. Протянул назад руку и, не глядя, включил настольную лампу. Мир за окном исчез, теперь их в комнате было двое — он и она, оба голые, бледные…
Эта женщина убежала из ванной в его квартире. Утром, в старом доме на Некрасовской снова была Маша, без всяких драконов. С Машей же они летали в Москву и пережили все эти приключения. Потом нашлась Дарья, снова эта женщина — в московском отделении милиции.
— Ага, я поняла, — хохотнула она. — Ты хочешь, чтобы наш прекрасный эксперимент продолжался всю жизнь!
— Какой эксперимент? — огрызнулся Родион, вспомнив подобный диалог с Машей.
Так, надо сосредоточиться… Родион развернулся, нашарил на столе сигареты, закурил. Там, в московской гостинице, никто не вылезал из окна. И вправду — зачем Дарье бежать через окно, и как он мог поверить в такое? Она просто выбросила ее, Машу, убила и выбросила! И снова заняла место своей сестры. И теперь он женат на Дарье, проститутке из Оренбурга, негативном отражении ее двойняшки, той девочки, которая жила со своим отцом, виновнице в смерти обоих своих родителей.
— Послушай, Дарья… — начал Родион.
Обнаженная женщина, стоявшая перед ним, постучала пальцами по виску.
— Ты вроде и не пил…
— Тогда объясни мне, откуда у тебя эти татуировки?
— Какие татуировки, дорогой мой супруг?
Родион ткнул сигарету в пепельницу, вскочил на ноги.
— Эти, вот эти!
Он развернул голову женщины назад, та вскрикнула:
— Шею сломаешь! Ой! Да это же…
Она изогнулась, как змея, пытаясь разглядеть свою спину, подбежала к зеркалу…
Ему казалось, что он ненавидит женщину, сидящую перед ним, нервно грызущую ногти. Родион смотрел на нее исподлобья.
— А теперь расскажи мне все, — спокойно попросил он. — Как ты убила свою сестру, как заняла ее место, как морочила мне голову…
— Честное слово, Родя! — говорила она, чуть не плача, но голос казался фальшивым. — Тьфу ты! Еще раз повторяю: я понятия не имею, оттуда у меня взялись эти татуировки!
Она плюнула на пальцы и стала энергично тереть свою поясницу.
— А я тебе объясню, — холодно сказал Родион. — Или спрошу тебя, как в Детстве: ты Даша или Маша?
— Я Маша!
— Да? А я полагаю, что ты Даша.
Маша закрыла глаза ладошками.
— Ну, хорошо. Я Даша. Если я Даша, то у меня… У нее… Должна быть еще одна отметина. Шрам на бедре, вот тут. Это когда она сорвалась с обрыва. И я ее вытащила. Вот, смотри…
Маша артистично, как балерина, отставила правую ногу на мысок и ткнула пальцем себя чуть выше коленки. Родион опустил глаза, затем мрачно поднял…
— Ну что? — встрепенулась Маша. — Не может быть!
Она с опаской повернула голову. Там, куда она ткнула пальцем, действительно была маленькая треугольная отметина.
Родион молчал. Маша схватила себя за волосы и резко дернула вниз.
— Хватит ломать комедию, — сухо сказал Родион.
Маша всхлипнула:
— Боже мой, какой ужас! Все это мне просто снится…
— Так мы ни до чего не договоримся, — сказал Родион. — Уже глубокая ночь, утро вечера мудренее. Я вижу, ты давно уже хочешь спать.
