расстоянии в простеганном солнечными лучами воздухе их все равно не заметили бы. Поэтому они включили радиобуй, надеясь, что на корабле услышат их призыв о помощи.
Лампочка на куполе не зажглась. Радиобуй молчал. Со злости
Андрей выпустил в небо две ракеты. Все напрасно. Через пятнадцать минут корабль исчез из виду.
Они ослабили крепления, сняли коробку с купола и только тут заметили, что плафон, прикрывающий лампочку, расколот. Как такое случилось, когда, этого они не знали, да это их особенно и не занимало. Их волновало другое: сколь разрушительное действие оказала вода, просочившаяся через патрон внутрь устройства.
Говард вывинтил болты, поддел лезвием ножа крышку. Картина, представшая их взорам, не оставляла сомнений, что отныне на радиобуй они могут не рассчитывать. Конечно, они попытались вдохнуть в него жизнь, для чего разобрали тайваньскую «мыльницу», рассчитывая за ее счет поживиться радиодеталями. Но «мыльница» им ничем не помогла. Вот если бы у них был древний ламповый приемник, а не этот совершенный в своей примитивности, не предназначенный для ремонта, а годящийся лишь для утилизации мусор! Но что об этом говорить…
Полчаса спустя ближайшая «черная корова» прошла совсем рядом, оросив волны легким дождем и пожалев для плота даже одной-единственной капли. Зато кучевые облака, кажется, приблизились. Или Говарду это только чудилось: просто ему очень хотелось, чтобы это было так.
Глаза резало от напряжения, в них словно насыпали песка — но откуда здесь песок? Говарду было жарко. Так невыносимо жарко ему было только в Кувейте.
Это было настоящее пекло.
Никто не обещал им легкой прогулки, но сами они не сомневались, что пройдут победным маршем до самой границы с Ираком. А при наличии приказа — и дальше.
Что по-настоящему беспокоило морских пехотинцев, так это жара. И опасения их оправдались сполна: столько градусов Говарду на своей шкуре еще испытывать не доводилось. Дышать было нечем; пыль покрывала стекла защитных очков, их приходилось поминутно протирать; у плеч, там, где ремни бронежилета плотно прилегали к телу, уже на второй день появились кровавые волдыри.
Особенно тяжело приходилось на марше. Тяжелые «хаммеры» с пулеметом в кузове не были снабжены кондиционерами, а откидывать бронированные щитки и опускать стекла они не решались после того, как в первый же день после высадки какой-то фидай — фанатик-смертник, готовый пожертвовать собой во имя Аллаха, — дал очередь по кабине шедшего впереди колонны автомобиля. Никого, правда, не зацепило, но тут же последовало руководящее указание впредь передвигаться с соблюдением всех мер предосторожности. А того фидая пулеметными очередями превратили в фарш…
На четвертый день сержанта Болтона и рядового Баро послали в дозор. Они должны были разведать, так ли свободна впереди дорога, как это показывает аэрофотосъемка.
— Есть, сэр!
Они повернулись и направились к своему «Хаммеру».
— Запаримся, — сказал Матти.
— Еще как запаримся, — отозвался Говард.
Шоссе было щербатым, с выбоинами, колдобинами и редкими свежими воронками. Они миновали несколько домов, которые до вторжения Хусейна, видимо, принадлежали состоятельным кувейтцам. Заборы были испещрены отметинами от пуль, стекла выбиты. Прелестные некогда садики, обильно орошаемые из водопровода, и вовсе представляли жалкое зрелище. Пустыня, не чувствуя сопротивления, вновь заявляла свои права на все, что находилось на ее территории.
И никого, ни одной живой души.
Первого человека они увидели в километре от окраины. Человек стоял на коленях, заложив руки за голову. На асфальте перед ним лежал автомат Калашникова.
Говард принял левее и объехал иракского солдата, готового сдаться на милость победителя.
— Останови, — приказал Болтон, взглянув в боковое зеркало.
Говард тоже посмотрел в зеркало. Солдат успел подняться с
колен, подобрать автомат и теперь размеренным шагом направлялся в сторону брошенного поселка.
Болтон открыл дверь и выбрался наружу. Приложил к плечу М-1642 и выстрелил. Пуля чиркнула по асфальту, выбив искры у самых ног солдата. Тот отпрыгнул в сторону и побежал.
— Так-то лучше. — Матти забрался обратно в кабину. — А то идет себе спокойно, ничего не боится!
— Наверное, устал бояться. — Говард включил передачу и тронул «Хаммер» с места.
Болтон передвинул защитные очки на лоб:
— Устал не устал, а побежал все-таки. Жизнь дороже страха.
Вскоре они увидели еще троих иракцев, стоявших на коленях с поднятыми руками. За их спинами чадил подбитый танк. Дым поднимался к небу, чтобы раствориться там в грязном мареве. Взорванные нефтяные скважины надолго окрасили его в багряно-серые тона.
«Хаммер» промчался мимо, не сбавляя скорости, но уже через два километра Говарду пришлось затормозить. Поперек дороги стоял грузовик с пробитыми скатами.
— Объезжай, — скомандовал Болтон.
Говард выехал на обочину, и тут «Хаммер» подбросило взрывом. Сплошной бронированный пол защитил находившихся в автомобиле людей, но из-под капота появились языки пламени, запахло горелой проводкой, в любую секунду мог взорваться бензобак.
Дверь Говарда заклинило, и ему пришлось перелезать на сторону сержанта, который уже покинул кабину и теперь, припав на колено, водил дулом М-16, готовый стрелять во все движущееся, но не стрелял — не видел цели.
Наконец Говард ступил на подножку, прыгнул и громко застонал от боли.
— Что? Где? — обернулся к нему Болтон.
— Ногу… подвернул… — выдавил Говард.
Сержант подхватил его под руку и поволок за собой. Они успели порядочно отдалиться от «Хаммера», когда раздался громкий хлопок и над автомобилем вспух огненный шар.
Ни в брошенном грузовике, ни за ним явно никого не было, потому что если бы там кто-то прятался, то не упустил бы возможности пристрелить проклятых самодовольных американцев, которые сейчас представляли собой идеальную мишень.
Рация погибла вместе с автомобилем, связаться с колонной они не могли, поэтому у них был небогатый выбор: или дожидаться ее подхода, или двигаться ей навстречу.
— Будем ждать, — объявил свое решение сержант.
И тут запели пули. Иракцы, которых они видели у горевшего танка, короткими перебежками приближались к ним, экономно стреляя из пистолетов.
Говард ответил очередью. Иракцы залегли.
— Они возьмут нас в кольцо, — сказал Болтон. — Ползти сможешь?
— Да. Но… Трое против двоих, силы почти равные. К тому же у них только пистолеты.
— У них могут быть гранаты. И они фанатики. Если кинутся, их пулей не остановишь. Себя взорвут и нас прихватят. Давай вперед, я прикрываю.
Говард распластался на земле и пополз, приметив впереди маленький холмик, который мог послужить им укрытием. За его спиной Матти Болтон сыпал короткими очередями, не позволяя иракцам поднять головы.
Добравшись до холмика, за которым нашлось и небольшое углубление, Говард положил автомат на его край, как на бруствер, и крикнул:
— Отходи, Матти!
Из-за клубящейся пыли Говард не видел, куда стреляет, он знал лишь приблизительное направление, однако надеялся, что неприятель не станет подниматься во весь рост, опасаясь нарваться на случайную пулю.
