выбить из-под ног табурет. Но объяснил, что перерезать веревку следует секунд через пять-семь… Тут надо пояснить немного.
Лобов передохнул и продолжил:
— При таком, нашем, повешении, биологическая смерть наступает минут через пять после сдавливания шеи от паралича дыхательного центра и от необратимых повреждений коры головного мозга. То есть человек умирает вовсе не от удушения, а от сдавливания сонных артерий, подающих кровь в мозг. При лишении опоры повешенный теряет сознание секунд через десять. Думаю, что именно на этой стадии Валериан Купцов и просил жену обрезать веревку…
— Из вас вышел бы непревзойденный писатель. Фантаст, например, — съязвила Веснянская.
— Простите, всю свою жизнь я имел дело с детективными историями, — поправил ее Лобов. — Ну так вот, услышав такую просьбу, Ольга Леонтьевна — я убежден! — просто онемела от невероятной удачи. Еще бы — такой случай избавиться от ненавистного мужа! Связала ему руки — вот этим самым эластичным бинтом, — Лобов достал из кейса пластиковый пакетик. — Этот бинт она потом предусмотрительно утилизировала в мусоропровод. Где я его и нашел. Вовремя, кстати. А то утром дворники избавили бы меня от такой удачной находки.
— Да не было меня дома! — дико закричала Веснянская.
— Были, Ольга Леонтьевна, были, — категорическим жестом остановил ее Лобов. — Спектакля в тот вечер не было. А ваш любовник был в командировке в Новосибирске и вернулся лишь наутро после трагедии. Так что вы не в гостях были. Вы были дома. Да вот, посмотрите хотя бы на фото. Это ваша обувь в прихожей. Она вся чистая. И еще снимок — вы на кухне. В тапочках. Не могу представить, как можно прийти домой, увидеть такое и спокойно переобуваться в тапочки, чистить туфли после дождя. Да ведь любой человек должен метаться в грязных туфлях по квартире!..
— Я их почистила позже, — пыталась оправдаться Веснянская.
— И напрасно! В подобных случаях уместнее кинуть их грязными в угол куда-нибудь, — выходит правдоподобнее. Так вот, когда руки Купцова были связаны, вы, Ольга Леонтьевна, с наслаждением и со всей силой отпихнули табурет так, что он отлетел к стене и даже выбил из нее кусок штукатурки. Но при этом вы не спешите обрезать веревку, как просил вас муж. Вы вообще ее не обрезаете!.. Представляю, какими глазами он смотрел на вас в последние секунды своей жизни! Что было в этом взгляде? Ужас? Прозрение? Обида? Кто теперь скажет…
Лобов остановился. Молчали и двое остальных.
— Представляю, как затекали его глаза, как вываливался язык, — прервал тишину Лобов. Извините… Эксперимент был задуман из любви к искусству. Но думаю, что и вы, Ольга Леонтьевна, испытывали нечто вроде экстаза вдохновения. Недаром ведь так великолепно играли леди Макбет. Особенно ваш последний спектакль… Я был просто в шоке. Снимаю шляпу перед вашим талантом. Кстати, на похороны я не пошел потому, что боялся разрушить впечатление от вашей последней игры. Ведь на кладбище я увидел бы не самый лучший спектакль — притворные слезы, платочек у глаз…
Веснянская закурила новую сигарету и, сделав две-три затяжки, произнесла каким-то замогильным, жутким голосом:
— «Ну кто бы подумал, что в старике столько крови!» — потом отрешенно посмотрела на своих визави, но словно мимо них, в зрительный зал, и неповторимым бархатным контральто завела речитатив:
«Блеск!» — снова подумал Лобов, не в силах оторваться от ее лица, и еще раз убедился, на что способны женщины.
— Как же я добивалась этой роли! — совсем спокойно произнесла Веснянская. — И как страстно играла ее! Но не могла до конца понять чувств, владевших героиней. И в тот вечер… В тот вечер поняла… Да, я сделала это из любви к искусству…
— Увы, Ольга Леонтьевна, это была ваша последняя роль, — констатировал Лобов. — И, несомненно, самая лучшая. Можно сказать — ваша лебединая песня.
— Но я ничего не заявляла официально! — вскипела актриса. — И вам придется очень потрудиться, чтобы доказать все это!
— Что ж, мы попытаемся, — улыбнулся Лобов. — А вам, в свою очередь, советую найти хорошего адвоката, который будет в состоянии объяснить, например, наличие на этом эластичном бинте только ваших потожировых выделений.
— А я не протяну вам рук! — актриса злобно оскалилась и спрятала руки за спину.
— Не нужно, отпечатки ваших пальцев у нас уже есть. С той самой книги, которую вы мне подарили при последней встрече.
Веснянская подняла на Лобова пылающий ненавистью взгляд и прошипела:
— И откуда ты взялся такой?! На мою голову! — и резко отшвырнула непогашенный окурок в мойку. Он ударился о кафельную плитку, разбрызгивая маленькие искорки, и упал в раковину. — И зачем тебе все это надо было?
— Из любви к искусству, — ответил Лобов.
Владимир Марышев
ЧУВСТВО ДОЛГА
Чем дольше Ляхов разглядывал своего собеседника, тем больше тот ему не нравился. Тощий и нескладный, с маленькой сухой головкой, восседающей на цыплячьей шее, визави Ляхова напоминал птицу. Казалось, сейчас он встанет из-за столика, взмахнет непомерно длинными конечностями и улетит. И в лице его было что-то странное, но что именно — Ляхов не мог уловить. Впрочем, имела ли для него значение внешность этого типа? Лишь бы дело оказалось стоящим! А оно как раз обещало быть таким.
Ляхов был владельцем небольшой фирмы. Когда-то она числилась в перспективных:, но в последнее время все явственнее дышала на ладан. Прежние заказчики, как их ни ублажали, упорно воротили нос в сторону расплодившихся конкурентов. Анализ ситуации показывал, что скоро придется закрывать лавочку. Последнюю неделю Ляхов ходил мрачнее тучи, и вот тут-то в его кабинете раздался загадочный звонок. Некто, не назвавший себя, сообщил убитому горем хозяину, что хочет сделать ему крайне выгодное предложение.
— Я готов! — не раздумывая выпалил Ляхов. Но тут же спохватился: — Какое?
— Это не телефонный разговор, — ответил таинственный спаситель. — Давайте встретимся в ресторане и все обсудим. «Парма» подойдет?
От блюд, принесенных официантом, поднимался дразнящий обоняние пар. Незнакомец взял хрустальный графинчик с водкой и наполнил рюмки.
