угаданной, наполовину выдуманной мною улыбки по телефону…
— Сергей Владимирович! — повторила она.
И снова в ухо потекло многообещающее тепло улыбки. Нет, все-таки я не ошибся!
— Да…
— Ирина Аркадьевна.
— Да, Ирина Аркадьевна!
— Что — да, Сергей Владимирович?
— Что бы вы ни хотели мне предложить, уважаемая Ирина Аркадьевна, о чем бы ни попросили, ответ будет только один: да. Ни за что не поверю, что таким приятным голосом можно предложить что-нибудь дурное, недостойное, от чего я вынужден буду отказаться.
— Меня радует ваш оптимизм, Сергей Владимирович. И я почему-то уверена, что вы не откажетесь от моего предложения — хотя дело тут вовсе не в моем приятном, как вы говорите, голосе.
— Это не я говорю. Это вы говорите приятным голосом. А я вас слушаю.
— Спасибо. — Смех. Приятный смех, не раздражающий и не унижающий. Нет, правда, спасибо, мне приятно слушать такие изысканные комплименты. Но все же… все же, я думаю, главное не в голосе, а в сути моего предложения. Бывают же такие предложения, от которых просто невозможно отказаться, правда?
Ой-ё-ёй! Какое знакомое выражение! Слишком знакомое. Если бы это говорилось не столь милым голосом, я бы наверняка насторожился. Знаем мы эти предложения, от которых невозможно отказаться. Обычно они делаются не по телефону, а лично, с глазу на глаз — если не считать двух горилл, у каждого из которых под мышкой топорщится пистолетная кобура. В таких условиях отказаться от предложенного тебе выбора между пачкой долларов и сам знаешь чем — зачем уточнять, дорогой? — почти невозможно.
В бытность мою прокурором подобные предложения мне уже делали. И по меньшей мере дважды я вынужден был их принять — с некоторой выгодой для себя, не скрою, но когда те же люди предложили в третий раз, у меня на животе был приклеен микрофон, и от предложения пришлось отказаться, а потом случилась бездарная, вовсе не похожая на то, что показывают в кино, перестрелка, и тот, кто стрелял в меня, промахнулся, а я попал ему точно в лоб. И больше мне подобных предложений не делали… пока я не ушел на преподавательскую работу.
Неужели опять?
Нет, что-то мне подсказывало, что здесь не обычные абитуриентские заигрывания — даже абитуриенту, даже с ума сходящей мамаше абитуриента должно быть ясно, что коли С.В. Платонов сидит дома и корпит над диссертацией, стало быть, в приемную комиссию он в этом году не попал и проку от него — никакого.
— А почему, Ирина Аркадьевна, вы решили обратиться с таким заманчивым предложением именно ко мне?
— Потому что вы — единственный человек, который может мне помочь. И еще потому, что вас рекомендовал один из наших общих друзей…
— А есть и такие?
— Возможно, даже не один.
— Вот уж не знал…
— Если захотите — узнаете. Мы не станем от вас ничего скрывать.
Первый прокол, который она допустила: «мы» вместо ожидаемого «я». Сколько раз я ловил клиентов на таких проколах! Тут главное виду не подать, что заметил. А в нужный момент проколом воспользоваться. Я непременно воспользуюсь, уважаемая Ирина Аркадьевна. Позже.
— И еще, — продолжила она, — мы обратились именно к вам, потому что вы сейчас не очень заняты.
— Вы уверены?
— Да нет, — засмеялась она, — я как раз ни в чем не уверена. Но ваш друг — тот, кто вас рекомендовал, — выразился примерно так: «Конечно, Сергей скажет вам, что чертовски занят своей докторской диссертацией. И это правда. Но на самом деле он будет счастлив, если его оторвут от бумаг хотя бы на несколько дней…» Вы счастливы, Сергей Владимирович?
— Даже и не знаю… Вряд ли. Скорее заинтригован. Не знал, что у меня такие заботливые и такие проницательные друзья.
— К тому же — в этом-то я уверена — вы сейчас не заняты по основному месту работы, в Юридической академии, там летние каникулы.
— И вступительные экзамены, — нарочно подставился я.
Но ее это не заинтересовало.
— Конечно, если вы сейчас связаны какими-то иными обязательствами, мы поймем и не будем настаивать.
Это она хорошо сказала. Грамотно. Не люблю, когда припирают к стенке и не оставляют запасного выхода. Хочешь с человеком договориться по-хорошему — дай ему возможность отказаться. Значит, все- таки не просто девочка с подкупающей улыбкой. Значит, все-таки «мы». И неизвестно, какую часть этого «мы» составляет девочка. Может, у нее просто приятель — заместитель — муж не знаю, кто там еще, такой умный, а может, за ее спиной целая организация, и сейчас, когда она со мной говорит, магнитофоны пишут каждое слово, и сто очкариков за пультами сидят с наушниками на голове и слушают, и анализируют, и по ходу разговора дают рекомендации. А кто-то один, самый главный, в дорогом галстуке, стоит перед ней и дирижирует.
— Хотел бы я, чтобы это было так, но — увы… Никаких обязательств по отношению к кому бы то ни было у меня нет. И работы тоже нет.
И денег, мысленно добавил я, тоже нет. А у вас, милая моя, подкупающая моя, они есть? Наверняка есть. Знать бы еще, на сколько тянет ваша улыбка…
— Так, значит, я могу на вас надеяться, Сергей Владимирович?
Господи! Как это было сказано! Каким голосом… Будь я молод и будь я холост, я бы, наверное, на край света вызвался пойти, если бы женщина таким голосом спросила, может ли она на меня надеяться. Да на кого же еще, если не на меня?!
Но я уже не так молод — и не холост. Настолько не холост, что не кидаюсь на каждый женский голос, как на приманку. Не могу себе позволить. Да и не хочу, пожалуй. Потому что та, ради которой на край света, — уже со мной, и глупо ее бросать ради самого приятного, самого подкупающего голоса на свете.
Молчание мое затянулось чуть больше допустимого, но она — молодец, умеет держать паузу, не повторяет раз заданный вопрос, терпеливо ждет.
— Что ж… — наконец пробормотал я.
Не знаю как вы, а я оцениваю прожитый день не по достигнутым результатам, а по затраченным усилиям. И если усилий затрачено изрядно, то даже при нулевом результате дарую себе право на отдых. Так что в худшем случае, если все кончится ничем, нулем, пшиком — и тогда у меня будет моральное право не делать сегодня более ни-че-го.
— Тогда я высылаю за вами машину, Сергей Владимирович, — уже утвердительно, без знака вопроса, сказала Ирина Аркадьевна. — Темно-зеленый «Фольксваген-Пассат», номер… — Она назвала номер. — Машина будет ждать возле вашего дома через двадцать минут.
Даже не спросит адрес? Нет, не спросила. Заранее знала, разумеется. Еще до начала разговора вызвала шофера и велела ждать в приемной. И как только положила трубку, дала команду ехать — уверенная, что двадцати минут мне как раз хватит на то, чтобы нагреть воды в чайнике, побриться и переодеться в чистое. Не удивлюсь, если она точно знает, что по субботам, когда никуда не нужно идти, я позволяю себе не бриться. И что в нашем районе нет горячей воды — тоже.
Когда я подошел к машине, водитель в черной форменной фуражке сидел, глядя прямо перед собой, словно и не обращая на меня внимания. Я, признаюсь, был разочарован: приятно хоть раз почувствовать себя важной персоной, как в кино, где шофер непременно выскочил бы и открыл передо мной дверцу.
Это не кино, напомнил я себе, открыл переднюю дверцу и сел рядом с шофером. Наверное,
