Воспользовавшись минутным замешательством, Лоранд захлопнул дубовую дверь, задвинул засов и заложил его тяжёлым железным болтом.
И в тот же миг на дверь обрушились разбойники с ломами, пытаясь поддеть её и снять с петель.
— Скорей отсюда! — схватил Лоранд Ципру за руку.
— Ой! Не могу, — отозвалась она прерывающимся голосом. — Голова кружится.
— Ты ранена? — испуганно спросил Лоранд, раньше, в темноте ничего не заметивший.
Пошатнувшись, девушка прислонилась к стене.
Лоранд подхватил её на руки и понёс к себе.
Письмо своё он только что закончил перед тем. Лампа ещё горела на столе.
Положив девушку на постель, он ахнул от ужаса. Вся в крови!
— Большая рана?
— Не очень, вот настолько вошёл, — показывая пальцем на лезвии отнятого ножа, ответила девушка.
Лоранд в отчаянии всплеснул руками.
— На вот платок, прижми крепче, надо кровь остановить.
— Идите! Идите, — пролепетала девушка. — Защищайтесь сами! Они вас хотят убить. Вас зарезать.
— А! Пусть только сунутся. Я им покажу, мерзавцам! — отмахнулся Лоранд, целиком занявшись Ципрой. Поспешно разорвал он платок на куски, засовывая в пульсирующую кровью рану. — Лежи спокойно! Голову сюда положи. Нет, нет, не так высоко. Очень больно?
На шее у Ципры был тонкий волосяной шнурок, мешавший Лоранду. Он хотел его сорвать.
— Не надо, не надо! — воспротивилась она. — Не трогайте. Его нельзя снимать прежде моей смерти. Идите! Возьмите оружие и защищайтесь!
Удары загремели с удвоенной силой: нападающие взялись за топоры. Пули, пробивая ставни, высекали из стен белые брызги штукатурки. Выстрел следовал за выстрелом.
Но Лоранд поправлял подушку, устраивая раненую поудобнее и не заботясь ни о чём другом.
— Лоранд! — задыхаясь, прошептала девушка. — Оставьте меня! Их же много! Спасайтесь! Погасите лампу и уходите.
Даже тут заговорила в ней осмотрительность. И вовремя: разбойники заметили свет в щелях ставней и взяли окно под прицел.
— Лоранд? Ты где, Лоранд? — послышался из коридора голос Топанди.
Тут только, спохватясь, Лоранд сообразил, какой опасности подвергаются все обитатели дома.
— Бери ружьё — и пошли! — сказал с порога старик. На лице его и в эту минуту было обычное ироническое выражение. Никаких признаков волнения, испуга или ярости.
Лоранд поднялся с колен.
— Некогда сейчас возиться с сапогами, — проворчал старик. — Гости вон пожаловали. Надо угощенье подавать! Где Ципра? Мы стрелять будем, она — заряжать.
— Ципра не может, она ранена.
Только сейчас Топанди заметил на постели девушку.
— Пулевое ранение? — спросил он Лоранда.
— Ножевое.
— Только-то? Это пустяки. Ципра выдюжит! До свадьбы заживёт, верно, дочка? Мы им всыплем сейчас за это, твоим соплеменникам! А ты лежи спокойно, не вставай. Мы и вдвоём управимся. Идём, Лоранд. Ружьё и патроны захвати! А лампу вынеси. А то прямо сюда будут садить. Хорошо ещё, толком стрелять не умеют, только порох переводят.
— Как, Ципру здесь оставим? — встревожился Лоранд.
— Уходите же, — умоляюще сложила руки Ципра, глядя на Лоранда. — Уходите. А то и я подымусь, за вами потащусь.
— Не бойся! Сюда они не придут, — сказал Топанди и, взяв лампу, сам вышел, силой увлекая за собой Лоранда.
У скрещения коридоров они приостановились, держа полевой военный совет.
— Этих каналий всё ещё слишком много, хотя двух я подстрелил, — сказал Топанди. — Внутри я всё обошёл, дом защищён. Войти они не войдут, двери прочные, как нарочно на этот случай сделаны, на окнах ставни и железные решётки. У меня с собой восемь патронов; даже если вломятся, досюда живыми не дойдут. Но тут другая может выйти проруха. Когда убедятся, голубчики, что оборона у нас прочная, они дом подожгут — и вынудят нас выскочить наружу. А под открытым небом преимущество будет у них. Поэтому вот тебе задача: бери свою двухзарядную и ступай на чердак! Гайдук мои так струхнул, что забился куда-то вместе с поваром — пряником медовым не выманишь, а то бы их послал.
В дверь меж тем всё яростней дубасили топорами.
— Сейчас! Сейчас! — крикнул шутя Топанди. — Уж подождать не могут, висельники!
— А что мне делать на чердаке? — спросил Лоранд нетерпеливо.
— Погоди, не торопись! Турок на пятки не наступает. Сейчас скажу. Подымешься — и вылезешь через чердачный люк на крышу. Там по водосточному жёлобу переползёшь на четвереньках на другую сторону. Ни в кого не стреляй, пускай себе во все четыре двери барабанят! Я сам, когда потребуется, вступлю со своей дудочкой-сопелочкой в эту серенаду. Только если увидишь, что огонь высекают и факелы зажигают, вот тогда можешь щёлкать их вместе с факелами. Тебя от пуль и от их глаз медный жёлоб прикроет, а они, как запалят огонь, все будут у тебя на мушке! Укладывай всех подряд. Вот что я хотел сказать.
— Хорошо, — сказал Лоранд, нашаривая патроны и пули в охотничьей сумке.
— Ты не пулями — резаным свинцом лучше заряди, — посоветовал Топанди. — Он вразброс бьёт — в темноте да по толпе это вернее будет. Ну а главное, братец, — хладнокровие! Помни: жизнь — препустейшая штука, не будем дорожиться.
Лоранд пожал ему руку и взбежал на чердак.
Там, в темноте, пришлось долго блуждать ощупью, чиркая огнивом, чтобы осмотреться и найти люк. Приподняв его головой, Лоранд вылез на крышу.
От чердака он по скату осторожно съехал на животе к водосточному жёлобу.
Внизу, под ним, кипела разрушительная работа. Бухали топоры, трещали доски; осаждающие надсаживались, перемежая кряхтенье поощрительной руганью. Изредка раздавался выстрел, за ним ответный из дома и опять — ругань, удары в дверь и кирками в стену. Не справляясь с дверью, разбойники принялись выламывать косяки.
А в соседней усадьбе — тишина, никто не шелохнётся. Заперлись, притаились в испуге. Трудно и осудить: какая уж тут помощь с голыми руками! Против огнестрельного оружия не пойдёшь.
Тихо и на заднем дворе. И дворовые тоже не смеют носа высунуть. Смелость бедняку не по чину.
Из всего мужского населения усадьбы лишь у двоих достало храбрости для отпора.
И ещё у девушки сердце храброе; но она уже ранена.
Гнев и раздражение подымались у Лоранда от этих мыслей, он чувствовал, что теряет голову, что рано или поздно не выдержит и спрыгнет вниз.
Вниз!
Дерзкий замысел возник у него. Рискованная авантюра, но что задумано, то сделано!
Он пополз назад, на чердак, отрезал одну из натянутых там верёвок для сушки белья и привязал к концу её гирю от валявшихся тут же старых часов. С этим снарядом возвратился он на крышу.
Недалеко от дома возвышался старый платан. Одна из его мощных ветвей так близко подходила к крыше, что Лоранд без труда накинул на неё верёвку. Словно лассо, обхватила сук снабжённая грузом верёвка, несколько раз крепко обвившись вокруг него.
Тогда Лоранд укрепил другой конец на стропиле и, повесив на шею ружьё, всем телом налёг на верёвку, испытывая её прочность.
Убедясь, что верёвка выдержит, он стал по ней перебираться на дерево.
Разбойники не заметили повисшего в воздухе тела, заслонённого от них верандой. Не привлёк их внимания и лёгкий шум, производимый слезающим с дерева человеком. Его целиком заглушили их собственная возня, треск двери и выстрелы. И Лоранд благополучно достиг земли.
Платан стоял на углу дома, то есть шагах в тридцати от осаждаемой двери.
Но разбойников скрывал от Лоранда плющ, увивавший веранду с северной стороны.
Надо было подобраться поближе.
Сирень под окном у Ципры представляла как раз подходящее для этого укрытие. Кусты её всего на десять шагов отстояли от входа, хорошо оттуда различимого.
Лоранд взвёл курки, проверил на ощупь кремни и двинулся вперёд, один против целой банды грабителей.
Из кустов он их прекрасно различал.
Было их четверо.
Двое ломами пытались расширить щель между тяжёлой, окованной железом дверью и косяком. Третий, раненный и еле стоявший на ногах, но, несмотря на жгучую боль, участвовавший в осаде, просовывал в эту щель ружьё и стрелял, чтобы помешать осаждённым защищаться.
Изредка изнутри раздавался ответный выстрел, никого, однако не задевавший.
Четвёртый разбойник, с киркой, рубил косяки. Это был Силач.
По другую сторону двора Лоранд заметил ещё двоих: с ружьями в руках они караулили людскую. Шестеро, значит, против одного.
А ведь их и того больше!
Дверь издавала устрашающий треск. Расщеплённая дверная рама уже еле держалась. Лоранду послышалось, будто чей-то голос громко повторяет в доме его имя.
— Ну-ка, все разом, навались! Ну, ещё раз! Ну, ещё! — налегая на ломы, кряхтя, понукали друг друга грабители.
Лоранд беззвучно вскинул ружьё, приложился и спустил два курка подряд.
Раздался звук падения двух тяжёлых тел — даже вскрикнуть никто не успел. Пули вошли так удачно, что оба без мучений отправились на тот свет.
У одного, повалившегося навзничь, даже лом отлетел далеко назад.
Раненный — ещё прежде, выстрелом Топанди — стал громко звать на помощь.
— Не ори! — взъелся на него пятый. — Всех перепугаешь.
И, вложив пальцы в рот, дважды пронзительно свистнул.
При этом свисте двое слонявшихся у людской бегом бросились на подмогу. Шум с противоположной стороны дома дал знать Лоранду, что и оттуда движется подкрепление. Он оказался между трёх огней.
Но не потерял присутствия духа.
Пока подойдут, как раз хватит времени вложить патроны, опустить в оба ствола свинец и — выстрел вправо, выстрел влево! Разбойник напротив в него выстрелить не сможет, мешают кусты.
Смелость! Быстрота! И осторожность.
