Лоранд много читал про знаменитых охотников на львов, про их похождения — и не мог поверить. Чтобы затерянный в пустыне человек, где неоткуда ждать помощи, под прикрытием одного-единственного кустика в состоянии был держать на прицеле старшего из вышедшей на охоту львиной стаи и с десяти шагов попасть ему в сердце! Именно в сердце, ибо иначе — пропал. Но охотник уверен, что попадёт — и что вся стая, лишась вожака, обратится в бегство.
Какое самообладание потребно для предприятия столь дерзостного! Какое отважное сердце и какая твёрдая рука!
И вот в грозную минуту он сам убедился, что всё это возможно. Именно один на один с опасностью, целиком предоставленный себе, мужчина вполне осознаёт себя мужчиной.
И он тоже на охоте, вышел на опаснейшего из зверей, именуемого «человек»!
Пару хищников он уже уложил — с лёгкостью, достойной охотника на львов.
Остальные с рёвом приближаются с двух сторон. А самый старый, матёрый, — вон, напротив, за колоннами террасы, готовый к прыжку, ровно в десяти шагах. У Лоранда всего два заряда. Два, чтобы поразить три цели.
Трюк головоломный!
Один из бегущих от людской, опередив другого, уже показался меж деревьев.
Лоранд тщательно прицелился, стараясь не взять в темноте слишком высоко.
Как хорошо, что послушался дядюшкина совета, свинцом зарядил! Ударив вразлёт, он угодил разбойнику в обе ноги. Споткнувшись, тот на бегу свалился в кусты.
При виде участи, постигшей сотоварища, поспешавший за ним приостановился и принялся издали палить в Лоранда.
Но тот после выстрела сразу опустился на колени. И не зря, потому что в следующее мгновенье в него от веранды разрядил свои два ствола и Котофей. Целил он точно, доказательством чего были сбитые ветки, посыпавшиеся прямо на голову Лоранду.
Теперь пора было поворачиваться лицом к идущим с третьей стороны.
Оттуда на призывный свист спешили трое: Колоброд, Мордаш и Котелок, которые стерегли ворота и другой выход из дома.
В сад они завернули как раз в тот момент, когда Курощуп при виде упавшего Куроеда остановился поодаль и наугад стал палить в Лоранда из своей двустволки и пистолетов. И новоприбывшим пришла на ум естественная мысль, что явилась подмога из охотничьего домика: пули Курощупа как раз с той стороны просвистели у них над головами. И они открыли встречную стрельбу. Перепуганный Курощуп, ничего не поняв, пустился наутёк.
— Да не палите вы друг в друга, ослы! — ярился Котофей.
Но его сиплый голос не мог перекрыть беспорядочной пальбы.
Никто не слышал и не слушал Котофея.
Лоранд сам поспешил их образумить.
Прицелясь в троих злоумышленников, которые наобум палили в темноту, он из кустов сирени, откуда они не ждали нападения, встретил их огнём из второго ствола.
Этот выстрел решил дело. Наверно, все были ранены. Один зашатался, двое других бросились бежать, потом, видя, что первый не поспевает за ними, подхватили его и потащили, скрывшись в глубине парка.
Оставался вожак, старый Котофей. При вспышке последнего выстрела, озарившей лицо Лоранда, рассвирепевший разбойник узнал того, кого так люто ненавидел и кого искал, чьей крови жаждал. Врага, которого клял, пообещавшись растерзать, замучить до смерти — и который опять встал у него на дороге, с нечеловеческой силой побивая один целое высланное против него войско, точно какой-нибудь архангел.
Да и не до стрельбы сейчас: в самый раз уже прыгнуть и вонзить в добычу клыки!
И своё ружьё разбойник тоже не стал перезаряжать. Разъярённый, выскочил он из-за прикрытия и с голыми руками пошёл на стоявшего перед ним юношу.
И Лоранд встретил его с голыми руками. Он видел, что здесь, в кустах, двустволкой даже не размахнёшься заместо дубинки, и отбросил ставшее бесполезным оружие.
Лицом к лицу, грудь с грудью!
Оба схватились и постояли так, глядя друг другу в глаза.
— Ты, дьявол! — прохрипел Котофей, оскалясь, точно дикий зверь, готовый сцепиться с соперником. — Золото моё украл, дочь отнял. У, р-растерзаю.
Лоранд только тут понял, что перед ним — отец Ципры.
Убийца собственной дочери!
Такая волна возмущения поднялась в его душе, что он одним швырком поставил разбойника на колени.
Однако тот сразу опять вскочил.
— Ого! И ты, брат, силён? Хорошо живётся барам, силы нагуливают. Ну да ничего, здоров бугай, а волк его всё одно задерёт. Как я тебя!
И, вновь закипая яростью, бросился на Лоранда.
Но тот больше уже не подпустил его близко, не дал ухватить себя поперёк туловища. Лоранд был опытный гимнаст, умел держать противника на расстоянии.
— А, не подпускаешь? Бережёшь своё распрекрасное личико, не даёшь цапнуть, нос, губы откусить?
И Котофей всё скалился, выгибал шею, будто и впрямь норовя куснуть Лоранда. Как дикий кот или волк.
Схватка была отчаянная. Лоранду помогали его нерастраченные молодые силы, хладнокровие и приобретённая постоянным физическим трудом сноровка. Разбойнику придавала силы ярость. Руки у него были жилистые, выпады — неожиданные, свирепые, молниеносные, в точности звериные.
Оба хранили молчание. Лоранд не звал на помощь, боясь, что разбойники могут возвратиться, Котофей — опасаясь привлечь кого-нибудь из дома.
А может быть, они о том и не помышляли. Каждый одержим был желанием сам сладить с противником.
Котофей только всё приговаривал что-то сквозь зубы. Даже рассвирепевшему, ему не изменял его своеобразный зловещий юмор. Лоранд ничего не отвечал.
Место отнюдь не благоприятствовало схватке.
Мешали кусты, треща, ломаясь от их беспорядочных движений, не давая свободно повернуться. Любой резкий рывок того и другого грозил обернуться против него самого.
— Давай выходи отсюда! — бубнил Котофей и всё тянул Лоранда прочь из кустарника. — На травку!
Лоранд не имел ничего против.
Оба вывалились на лужайку.
Тут разбойник, как бешеный, вновь кинулся на него.
Но уже не старался подмять, повалить, только изо всех сил теснил, увлекал в сторону.
Непонятно было, чего он добивается.
Тянет, подталкивает, волочит за собой.
Лоранд дважды уже валил его наземь, но тот, как пружина, вновь и вновь вскакивал, вцепляясь в него железной хваткой, и влёк, тащил дальше.
Вдруг Лоранда осенило, чего ему надо.
Ещё за несколько недель перед тем, когда он завёл речь о квартире, Топанди распорядился вырыть в саду, где-нибудь в низинке, не на дороге, яму, которую, только вчера залили гашёной известью.
В неё и метил разбойник затащить Лоранда.
Юноша тотчас упёрся, сопротивляясь, как мог.
— А! Не нравится танец? — осклабился остервенело Котофей, видя ошеломлённое лицо догадавшегося о его намерении противника. — Свадебный танец! Жених и невеста! Вместе в яму, в творило! Ну же, идём! Там с обоих пускай шкура слезет — поменяемся! Я — твою, ты мою напялишь, принарядимся! — давился от смеха разбойник.
Лоранд, что было силы, сопротивлялся бесноватому.
Котофей между тем обеими руками вцепился в правую руку Лоранда, не оторвать, и, повторяя с дьявольским хохотом: «Идём же! Идём!» — всё ближе и ближе подтаскивал его к яме. Свободный кулак, которым Лоранд колотил его по макушке, отскакивал, как от железа.
Оба уже на краю.
Тогда, левой рукой подхватив внезапно разбойника ниже пояса, Лоранд приподнял его и, крутанув в воздухе, перебросил через голову.
Акробатический этот номер стоил такого напряжения, что Лоранд сам кувырнулся навзничь. Но цели своей достиг. Вскинутый в воздух, разбойник на минуту потерял соображение и выпустил руку Лоранда, пытаясь перехватить его за волосы. Этого было довольно, чтобы отшвырнуть Котофея, — и он с размаху плюхнулся в известь.
Моментально вскочив, запыхавшийся Лоранд в изнеможении прислонился к дереву, ища его глазами и не находя.
Минуту спустя из ямы вдруг поднялось белое страшилище. Выкарабкавшись на противоположную сторону, оно с леденящим душу воем ринулось прочь. И ещё долго застывший в оцепенении Лоранд слышал доносящийся со двора, с улицы невообразимый рёв, постепенно затихавший в отдалении.
XXIX. Паук в своём углу
В полдень того же дня гадавшая Ципре на счастье старуха цыганка пробралась во двор к Шарвёльди, застав хозяина наружи на галерее (благодаря чему собаки её не растерзали тут же на месте).
— День добрый, удачи вашему благородию, всех благ земных и небесных!
— Ох ты, ох ты! Ты бы лучше преисподнюю сюда приплела! — выглянула Борча с кухни. — А реки да моря чего же позабыла — рыбы нам побольше пожелать? Как мы без рыбы-то, у нас она по два раза на неделе!
— Добрый день, сестрица! — ответил хозяин приветливо.
Ну кто в самом деле обижается на шпильки старой экономки?
— Ещё сестрицей паршивку величает! — вскинулась та. — То-то почтенная родня, охо-хо.
— Ну, с чем пожаловала, сестрица Марча?
— Чича примаш[174] прислал передать, что вечером с дюжиной музыкантов явится, ручки-ножки целую вашему благородию. Так чтобы задаточек заранее бы получить — за провоз заплатить. И ещё, — со льстивой вкрадчивостью закончила цыганка, — поросёночка бы на ужин, ежели можно.
— Ладно, хорошо, Марча, сестрица, — ответствовал Шарвёльди милостиво, — и денежки будут, и поросёночек. Всё будет. Заходи под вечерок.
Такая широта, однако, никак не вязалась с его постоянными привычками. И все его черты любопытным образом противоречили сказанному, выдавая отчаянную борьбу низкой скаредности с этим противоестественным приступом великодушия.
Цыганка, усердно благодаря, приложилась к барской ручке. А сударыня Борча сочла, что пора наконец поставить вопрос о доверии в ответ на все эти поблажки и потакания. Со
