— А когда тебя менты повязали, это Рихард послал меня разведать, что с тобой. И кайф тоже он дал.
— Постой, постой, — опешил Михал. — Так ты не сама пришла? А потому, что он тебя послал…
— Да нет. Но без кайфа от Рихарда мне не жить. Я боялась. Если б он не давал, что мне нужно, я бы и тебя потеряла…
Все равно непонятно. Михал встряхнул Еву:
— Что?
Только теперь она немного испугалась.
— Конечно, я пришла ради тебя. Но послал меня Рихард. Просто он это расценивал и как услугу для себя…
Михал все не мог взять в толк, что именно она имела в виду.
— Он тебя уже столько раз приглашал к себе. Неужели не доходит? — не выдержав, набросилась на Михала Ева.
— Ты с ума сошла? — Он снова сжал ее. — Ничего не хочу больше слышать. Ничего не желаю знать. Плевать на него! Вот он шанс выпутаться. Теперь будем все время вместе. Мы выдержим. Правда?
Она молчала. Только дорожки слез на щеках.
— Как ты собираешься выдержать? — наконец всхлипнула она.
— Мы просто должны, и все! — Михал сжимал ее плечи, словно хотел раздавить.
— Мне скоро на работу. А без кайфа? Как я пойду!
Всю жизнь держать тебя вот так за плечи! Курам на смех. Сколько можно выдержать без кайфа? Волна безнадежности.
И этого я так долго ждал? Месяц быть вместе. Восемнадцатилетние влюбленные в разгар лета. А что получилось?
У Евы трясутся руки. Она лежит на боку, судорога вот-вот скрутит ее в клубок.
— Ты должна выдержать! Первый день самый страшный! — убеждает Михал. В голове сплошной мрак.
Я тоже мог кончить как она?
В уборную и снова вернуться с тазом: ее рвет. В ванную за полотенцем. Закрыть ей рот, как только начнет кричать.
— Пусти, слышишь? Пусти, зверь!
Изо всей силы Ева кусает Михала за палец.
— Ты должна, понимаешь, должна! Завтра будет легче.
Михал нервно набирает номер ее канцелярии. Старается говорить убедительно. Врет, что у Евы температура.
— Уже с пятницы, — фантазирует он. — Хорошо б и сегодня пропотеть. Придет, как только поправится. Я брат. Да. До свидания.
— Надо одолеть первые два дня, Ева, они хуже всего. А завтра отпразднуем. Сходишь утром в свою контору, потом я зайду за тобой, махнем в пиццерию, закатим роскошный обед.
От семисот крон еще осталось полторы сотни.
Неужели я в самом деле верил, что все будет так просто?
Ева молчит, только улыбается.
Всю ночь она не смыкает глаз.
— Свари мне самый крепкий кофе, — будит она Михала в семь. — Тройной.
— Думаешь, потянешь?
— Что? — Ее передергивает.
— Пойти в свою контору?
— Нужно ведь.
Люблю тебя. И буду защищать до самой смерти!
Страшным напряжением воли Михал вылезает из постели.
Каникулы. Слава тебе господи.
Он провожает Еву до самой работы. Словно поводырь слепого. Оба шатаются под лучами солнца, раскалившего улицы уже с самого утра. После обеда вся Прага кинется в бассейны или на пляжи. Одни мы с пустыми глазами будем слоняться по городу. Может, переживем еще день.
В три Михал ждет Еву у выхода. Солнце немилосердно раскалило дома и мостовую. Пышущие жаром камни, потные люди в каньонах улиц. Из здания в городское пекло высыпает толпа женщин. Идут, опустив головы. Евы среди них нет.
Только бы ей не стало плохо где-нибудь на этаже, все ведь давно ушли, каждой хочется урвать немножко от летнего дня.
Половина четвертого. Михал наконец решается войти.
— Ты куда, парень? — Толстый вахтер подозрительно уставился из своей будки.
— Здравствуйте. Я ищу Еву Попелкову.
— Попелкова? — Вахтер перебирает карточки ухода-прихода. — Не глазей через плечо. Это тайна… — рычит он на Михала.
Будто мне и в самом деле интересно, кто когда ушел из «Хемопетрола».
— Ну вот. Она пошла к врачу.
— Когда?
— В десять. И не вернулась.
— К какому врачу?
— А я откуда знаю, парень?
Сердце бухает где-то в горле.
Что с ней? Вдруг решилась идти в наркологический диспансер? Ну да, так я и поверил. Может, в неотложку? А если мы разминулись и Ева ждет у дверей квартиры?
Михал несется к автобусной остановке.
Господи боже, бег. Как легко раньше бегалось!
Коридор пуст. Воздух как в теплице. В квартире духота: в окна немилосердно жарит солнце. Михал лихорадочно роется в телефонном справочнике. Названивает в одну больницу за другой. Ева исчезла.
Что теперь? Остается только ждать.
Наконец звонок.
— Ева!
Обнять ее и спрятать в надежное место.
Она улыбается.
— Ты откуда?
— С работы. Пришлось задержаться. Надо отработать два прогула.
Михал теряет дар речи.
Она отправляется в ванную, напускает воду, добавляет пены.
— Говори, где ты была?
Ева удивленно оборачивается.
И тут он увидел! Зрачки как маковые зернышки! Медленно, очень медленно до Михала начинает доходить.
— Но ведь это…
Он слишком хорошо знает, от чего бывают зрачки-точечки. Михал хватает ее за руку, рвет рукав блузки.
— Садист! — орет Ева, пытаясь вырваться.
Он снова судорожно сжимает ее руку. В локтевой ямочке малюсенькая, совсем незаметная, зато свежая ранка от укола.
— Кто тебе дал? — ревет он.
Ева молча качает головой.
— Кто? Говори!
