чего те, по их убеждению, сделать не могут. И они впадают в шок. если этот человек следует их совету.
Я в этом смысле сама не без греха — долгие годы я уговаривала отца купить джинсы.
— Ты будешь в них превосходно выглядеть, — повторяла я.
— Отстань, — говорил отец. — Я слишком стар.
— Нет, па, ничего подобного!
В тот день, когда папа, смущенно улыбаясь, и в самом деле появился в синих джинсах фирмы «Вранглер», со штанинами, подвернутыми дюймов на двенадцать, я едва не умерла от шока.
— Да, конечно, — сказала Лаура, заметно огорченная. — Просто на тебя это не похоже. Ты всегда была такой верной…
— Лаура, ты же сама сказала, что мужа у меня нет. Так что вряд ли я могу быть неверной Джеймсу, если пересплю с Адамом, — заметила я.
Я видела, что она шокирована.
Я всегда хотела быть домохозяйкой и хорошей женой, но, поскольку это считалось самым оскорбительным, что можно было сказать о женщине, я лезла из кожи вон, чтобы скрыть такие желания.
Очень немногие знали мою постыдную тайну.
— Клэр, ты влюблена в этого Адама? — с беспокойством спросила Лаура.
Мне было забавно слышать, как буквально за несколько минут из «великолепного Адама» он превратился в «этого Адама».
— Разумеется, я в него влюблена, — призналась я и засмеялась, разглядев ужас на ее лице. — Он же просто прелесть! Или ты не заметила?
— Он красивый, не спорю, — осторожно сказала она. — Но что ты о нем знаешь?
— Я знаю, что он милый, что он считает меня умной, красивой и желанной.
— Клэр, не забывай, что ты сейчас очень уязвима. Ты находишься в периоде восстановления…
— Шутить изволите? — усмехнулась я. — И вообще, не понимаю, чего ты от меня хочешь? Сначала советуешь мне завести роман с Адамом, а когда я соглашаюсь, начинаешь меня осуждать?
— Извини, Клэр, — смущенно сказала она. — Мне просто казалось, тебе полезно знать, что ты ему нравишься, чтобы ты перестала себя недооценивать. Но мне и в голову не приходило, что ты захочешь это как-то использовать! Ты ведь однолюбка, так что я немного шокирована.
— Лаура, на данный момент я ничья женщина, — напомнила я ей.
— Я знаю, но ты ведь очень любишь Джеймса… Никак не думала, что ты можешь обратить внимание на кого-то еще.
— Все меняется, — сказала я. — Я уже не знаю, как отношусь к Джеймсу. Но что с Адамом мне хорошо, это я знаю.
Лаура внезапно взяла себя в руки.
— Что же, если так, то лучшего кандидата для романа ты не могла найти. Он очень красив и мил. И умен.
Приятно было слышать это от Лауры, которая обычно обращала больше внимания на то, что у мужчины между ногами, чем на то, что между его ушами.
— Только тебе придется потренироваться, — усмехнулась она. — Тебе еще не предложили упражнения для того, чтобы подтянуть все внутри? Ты же не хочешь, чтобы секс с Адамом напоминал бросание сосиски вдоль О'Коннел-стрит.
— Спасибо тебе, Лаура, — сухо сказала я. — В твоих устах мне просто цены нет.
После того как Лаура ушла, я никак не могла заставить себя заняться чем-нибудь полезным.
В доме никого не было видно: Анна в очередной раз исчезла, а Хелен скорее всего сидела в баре.
Впрочем, последнему я была рада. Я так мучилась угрызениями совести по поводу Адама, что не знала, сумею ли взглянуть ей в глаза.
Я была почти уверена, что Адам не являлся ее бой-френдом (хотя не помешало бы это уточнить). А если я узнаю, что все-таки является? Что я тогда должна о нем думать? Что он один из тех извращенцев, которым нравится вносить смуту в дом и настраивать одну сестру против другой?
В любом случае, если Хелен узнает, что я встречалась с ним, и не один раз, а дважды, то полетят клочки по закоулочкам!
Чувствовала ли я свою вину перед Хелен за то, что встречалась с Адамом?
Безусловно.
Но не слишком.
Если у Адама роман с Хелен, я немедленно дам задний ход и забуду о нем. Здесь все просто.
Ну а если Адам нравится ей, а она ему? Если Хелен хочет Адама, а Адам хочет меня (какая приятная мысль!), а не ее, как поступить тогда?
Тут уже все сложнее.
Я в самом деле любила Хелен. Один бог знает за что. но любила. И мне не хотелось ее расстраивать.
Дело не в том, что я ее побаивалась.
Самое лучшее, что можно сделать, — поговорить обо всем с Адамом. Спросить его прямо, что происходит между ним и Хелен. Конечно, если между ними что-то есть, мне будет неприятно. Но с другой стороны, если я не рискну и не спрошу, то так ничего и не узнаю.
Никогда не думала, что услышу это от себя, но жизнь действительно очень коротка. Мы должны хвататься за любой шанс обеими руками.
Именно так я и поступлю с Адамом.
— Господи, Клэр! — взмолилась мама, когда я в очередной раз переключила канал. — Что с тобой происходит? Почему ты не можешь посидеть спокойно? Ты похожа на человека, у которого шило в одном месте.
— Прости, мам.
Тут зазвонил телефон.
— Господи, Клэр…
Я напомнила себе пса, которому чуть не прищемили дверью хвост.
— Алло! — сказала я, задыхаясь.
— Привет, твой отец дома? — нетвердо выговорил голос на другом конце провода.
— Пап! — позвала я. — Па-ап! Тебя тетя Джулия.
«Черт, — подумала я. — Теперь отец проговорит по телефону несколько часов».
Когда тетя Джулия звонила нам в пьяном состоянии, закончить с ней разговор было невозможно.
Обычно она звонила, чтобы извиниться за то, что сжульничала во время игры в лапту, игры, которая состоялась лет эдак сорок пять назад.
«Хотя почему мне так хочется, чтобы телефон был свободным? — подумала я, обходя папу, направляющегося к телефону с видом мученика. — Разве кто-нибудь сказал, что он мне позвонит?»
Нет, Адам не сказал мне, что позвонит. Но я чувствовала, что может.
Я села в холле, чтобы без зазрений совести подслушать разговор папы с тетей Джулией. Обычно бывало интересно, если сумеешь уловить нить.
Но сколько времени они собираются болтать?..
— Джулия, теперь послушай меня, — возбужденно говорил отец.
О господи, видно, это была действительно важная игра, раз отец так разволновался.
— Намочи чайное полотенце и немедленно набрось на нее, — прокричал он.
А, понятно, тетя Джулия в очередной раз пытается поджечь дом, и ей не требуется длинный, пьяный, полный сожалений разговор.
— Нет, Джулия, под краном, под краном! — орал папа.
Интересно, каким еще способом она собиралась намочить полотенце?
Лучше об этом не думать.
— Джулия, я сейчас повешу трубку, и ты сделаешь то же самое, — медленно и внятно сказал папа,
