Наконец он высадил меня у моего дома. Ни в одном окне не горел свет. Я вежливо поблагодарила его за поездку, он так же вежливо поблагодарил меня за чаевые. Мы распрощались.
Было десять минут второго.
Я вошла очень тихо — мне не хотелось никого будить. И, боюсь, не из бережного отношения к их покою. Мне не хотелось отвечать на неизбежные вопросы.
Мне не терпелось увидеть Кейт, но ее в комнате не оказалось. Мама, очевидно, решила, что я останусь ночевать в Лондоне, и перенесла ее корзинку в свою спальню.
Но мне так хотелось подержать ее! Я так по ней скучала…
Я на цыпочках прокралась в мамину комнату, отчаянно надеясь, что не разбужу ее.
Я удачно выкрала собственного ребенка. И без сил свалилась на кровать. Заснула, так и не выпуская Кейт из рук.
36
На следующее утро я проснулась, чувствуя себя немного лучше. Я не излечилась полностью, но была готова ждать. Ждать, когда станет лучше, ждать, когда пройдет боль.
Я приняла твердое решение расстаться с Джеймсом, но, будучи девушкой нетерпеливой, ждала немедленных положительных результатов. Мне хотелось, чтобы плоды моего решения без всякого промедления свалились в мои руки. Мне хотелось оставить свою печаль под полушкой, чтобы она к утру исчезла. Я бы даже не расстроилась, если бы вместо печали там не оказалось денег.
Но чудесных излечений не существует, я поняла это очень давно. Мне придется выбираться самой. Потребуется терпение. И только время покажет, насколько правильным было мое решение.
Я все еще не была уверена, что поступила разумно, бросив Джеймса. Но точно знала, что не могла с ним остаться.
Попробуйте разобраться, что я хочу сказать.
И если вам это удастся, не соблаговолите ли разъяснить все мне?..
Джеймс позвонил в восемь часов утра. Я отказалась с ним разговаривать. Он позвонил еще раз — без двадцати девять. Я снова не подошла к телефону. Затем он позвонил в десять минут десятого — с тем же результатом. После этого наступила неожиданная пауза почти до одиннадцати часов — и опять три звонка практически один за другим. Результат тот же. Весь день он звонил каждые полчаса, но я не подходила к телефону. Последний звонок прозвучал в шесть вечера.
Бедная мама безропотно отвечала весь день на эти звонки. Должна сказать, что в критических ситуациях эта женщина вполне стоит груды шоколадных батончиков «Марс», равной по весу ее собственному.
Папа вернулся с работы в двадцать минут седьмого, а без двадцати семь ворвался в комнату, где я сидела с Кейт, рассматривая документы на квартиру, и заорал:
— Клэр, ради всего святого, поговори с ним!
— Мне нечего ему сказать, — мило улыбнулась я.
— Мне плевать! — взревел он. — Это зашло слишком далеко! Он говорит, что будет трезвонить всю ночь, пока ты не подойдешь и не поговоришь с ним!
— Не вешай трубку, — предложила я, вновь погрузившись в изучение бумаг.
— Клэр, так нельзя, — взмолился он. — Хелен все время кладет эту проклятую трубку на место.
— А почему, собственно, я должна страдать из-за того, что она вышла замуж за придурка? — раздался приглушенный голос Хелен откуда-то из-за двери.
— Пожалуйста, Клэр! — продолжал умолять отец.
— Ох, ну ладно, — вздохнула я, положила на стол ручку, которой делала пометки, и сказала в трубку: — Что тебе надо, Джеймс?
— Ты уже пришла в себя? — обиженно отозвался он.
— Я не знала, что была не в себе, — вежливо ответила я.
Джеймс мой ответ проигнорировал.
— Я звонил весь день, и твоя мать утверждала, что ты не хочешь говорить со мной, — раздраженно продолжил он.
— Совершенно верно, — подтвердила я.
— Но нам нужно поговорить! — настаивал он.
— Нет, не нужно, — ответила я.
— Клэр, я тебя люблю! — пылко сказал он. — Мы должны помириться.
— Джеймс, — холодно заявила я, — я не собираюсь с тобой мириться. Я сделала все возможное для этого — и с меня хватит. Ты считаешь, что ты прав, я же так не считаю. И я не собираюсь тратить время и силы, чтобы убедить каждого из нас изменить свое мнение. Я желаю тебе всех благ и надеюсь, что ради Кейт наши отношения останутся цивилизованными. Но обсуждать я больше ничего не буду.
— Что с тобой случилось, Клэр? — удивленно спросил Джеймс. — Ты никогда такой не была. Ты так изменилась…
— Как, разве я тебе не сказала? — насмешливо спросила я. — Мой муж мне изменил. И знаешь, это произвело на меня впечатление.
Знаю, не стоило злобствовать, но я не могла удержаться.
— Не смешно, Клэр, — сказал он.
— Конечно, нет, Джеймс, совсем не смешно.
— Послушай, — сказал он, начиная раздражаться, — так мы ни до чего не договоримся.
— И чудесно, — заметила я, — потому что нам не о чем договариваться.
— Очень остроумно, Клэр! — ехидно отозвался он.
— Благодарю, — сказала я с преувеличенной вежливостью.
— Послушай, — Джеймс неожиданно сменил тон на официальный и еше более напыщенный, чем обычно. —
— Вот как? — удивилась я.
— Да, — подтвердил он. — Клэр, я тебя люблю, я не хочу с тобой разводиться, так что, если хочешь, я могу… пойти на уступки.
— А именно? — спросила я без всякого интереса.
Откровенно говоря, мне было почти наплевать. Я вдруг поняла, что он не может сказать абсолютно ничего такого, что заставило бы меня изменить свое решение.
Я его больше не любила.
Вот только не знаю, почему и когда именно я перестала его любить.
Джеймс продолжал говорить, и я попробовала прислушаться к его словам.
— Я готов отказаться от своих слов о том, что ты должна измениться, — говорил он. — Тебе явно не пришлось по душе мое предложение повзрослеть и стать более серьезной и заботливой. Так вот. Если ты откажешься от решения разойтись со мной, я готов мириться с тобой такой, какой ты была раньше. Наверное, ты была не такая уж плохая, — расщедрился он.
Меня охватил гнев. Я даже забыла на минуту, что мне на все наплевать. Надо же быть таким наглецом! Я с трудом верила своим ушам.
— Ты рада? — осторожно спросил он.
— Рада? Рада?! — завопила я. — Ни черта я не рада! Так еще хуже!
— Но почему? — заныл он. — Я же сказал, что прощу тебя и все будет хорошо.
Я едва не взорвалась.
— Простишь меня? — изумилась я. —
— Подожди минуту… — попытался перебить меня Джеймс.
